Оперетта/Мюзикл: Гоголь, моголь и микрофоны с оркестром и без
Вокруг этой «двухголовой» номинации споры не утихают уже давно и вряд ли в ближайшее время утихнут. Не в последнюю очередь по причине размытости жанровых границ: даже те, кто сделал эту сферу своей профессией, не в состоянии чётко определить, что такое собственно «мюзикл» и чем он кардинально отличается ну хотя бы от «музыкального спектакля». Не брать же за единицу измерения общую длительность музыкальных номеров по отношению к «разговорам». А что считать опереттой? И существует ли вообще сегодня такой жанр? А куда отнести рок- и лайт-оперу (есть и такая, как выяснилось)? Разумеется, заметки об итогах главного театрального смотра страны не место для штудий подобного рода, но согласитесь – три номинанта при наличии в стране около двух десятков собственно музыкальных театров этого направления (не считая чисто драматических театров, которые тоже время от времени замахиваются на нечто мюзикальное) – это как-то несолидно. И продолжается это, увы, не первый год.
В такой ситуации награждение по принципу «всем сестрам по серьгам» было, пожалуй, закономерно: как иначе поддержать боевой дух соискателей будущих времён? Однако признаемся честно – за ростовскую «Юнону и Авось» было просто обидно. И дело даже не в том, что до сих пор слишком сильна аура того, давнего ленкомовского спектакля, который сразу же, на премьере, из театрального действа переплавился в символ времени. Сама по себе попытка сыграть историю русского графа и калифорнийской красавицы в другие (!) времена и для другого (!!) зрителя заслуживает уважения. Спектакль убила… техника. Спектакль звучал явно не так, как дома: актёры сникли под напором непривычной акустики, аппаратура капризничала, большая часть текста звучала, что называется, «нрзбрч», а живой оркестр «барахтающейся» в волнах электроники выглядел просто жалко. «Маска» за лучшую мужскую роль, полученная Дмитрием Авериным (граф Резанов), стала наградой за героизм в борьбе «с превосходящими силами противника».
Два других спектакля, представленных в конкурсе, это своего рода попытки театра обрести почву под ногами в наше колебательно-беспочвенное время. Хабаровские «Два бойца» на музыку Марка Минкова призывают черпануть бодрости духа у славных предков. Расширив (модным нынче «клерикальным» методом, то есть за счёт ввода высоконравственных и стойких деятелей церкви, борющихся с врагом своими методами) сюжет замечательного фильма, режиссёр Леонид Квинихидзе создал светлую, слегка наивную притчу о русском человеке, которого никакие беды согнуть не могут. Получился не мюзикл и даже не оперетта, а старая добрая советская музыкальная комедия в духе «Свадьбы в Малиновке» – с шутками, куплетами, романтическими ариями и народно-хороводными плясками. Сказать, что такие спектакли морально устарели и сегодня не нужны, у меня лично язык не повернётся. Есть люди, и их немало, которым именно такие спектакли и нужны. И они на них ходят. И не только в Хабаровске. Так что «Маска» за лучшую женскую роль, присуждённая Татьяне Маслаковой (Тоня), – это вещественное воплощение их веры в то, что не на красотках с обложек глянцевых журналов стояла и стоять будет русская земля.
Три остальные жанровые «Маски» – дирижёрская, режиссёрская и за лучший спектакль плюс одна «общемузыкальная» – лучшему композитору достались «Мёртвым душам» Свердловского театра музыкальной комедии из города Екатеринбурга. Создатели этого спектакля справедливо рассудили, что лучший способ вписаться в «новые времена» – это от души посмеяться над ними. Тем более что среди героев сегодняшних дней сплошь знакомые всё персонажи:
Страну мою родимую нельзя застать
врасплох,
На одного правдивого – по дюжине пройдох.
Из классических сюжетов (от «Вия» до «Ревизора» и от «Тараса Бульбы» до «Вечеров на хуторе») на сцене намешан «гоголь-моголь в двух актах», где есть и молодой аферист, и губернаторская дочка-фальшивомонетчица, и уморительно смешные помещики, и, конечно же, мёртвые души в живописных лохмотьях и весьма хорошей физическо-хореографической форме. «Синтетическое» действо тем не менее отчётливо пронизано истинно гоголевским духом и с отменным драйвом (благодаря в первую очередь режиссёру Кириллу Стрежневу) несётся перед глазами зрителей, как и должно – не вполне понятно куда именно и не давая однозначных ответов. Всю эту фантасмагорию композитор Александр Пантыкин обозначил как «лайт-опера». Лайт или не лайт, но к опере это явно ближе, чем к традиционному бродвейскому мюзиклу: сквозная музыкальная драматургия в наличии, арии и ансамбли, пусть короткие, тоже. И оркестр под управлением Бориса Нодельмана был на высоте. В общем, редкая лошадь всё-таки долетела до «Золотой маски».
Драма: Неустойчивое равновесие
Итоги этой номинации подтвердили – противостояние «зрительского» и «антизрительского» театра продолжается. На чьей стороне в этом противоборстве критика, свидетельствует соответствующий приз, присуждённый «Экспонатам» Вячеслава Дурненкова, поставленным Маратом Гацаловым в Прокопьевском драматическом театре. Резкое и нелицеприятное для сидящих в зале авторское высказывание профессиональному критику гораздо интереснее, чем самые благородные попытки помочь зрителю повысить собственную самооценку. Перед началом спектакля зрителей облачают в войлочные тапки и отправляют в некое подобие музея провинциального быта, спасшего от небытия старенькие «Рекорды», скромненькую коростеньскую посуду и стулья-столики тьмутараканского мебельного комбината. И тем, кто сидит в зале, никуда не деться от ощущения, что и они, равно как и жители города Полынска, тоже ничего большего, чем должности покрытого пылью веков экспоната, не достойны. И потрясающая органика прокопьевских актёров, действительно редко встречающаяся в столичных труппах, только усиливает его. Но это так, нелирическое отступление.
Не исключено, что этот процесс уже вообще никогда не прекратится. Среди режиссёров (причём не только молодых да ранних, но и вполне солидных и респектабельных) не уменьшается количество желающих во что бы то ни стало доказать зрителю, что он «тварь» – дрожащая, низкая, подлая и соответственно никаких прав на счастье не имеет по определению. Слава богу, пока не убывает и тех, что всеми силами стараются его поддержать, согреть пусть слабой, но всё-таки надеждой. И можно только радоваться, что высокое жюри «Золотой маски» старается по мере сил и возможностей поддерживать хотя бы относительный статус-кво. Хотя определённый крен в сторону, противоположную устремлениям «простого» зрителя, всё-таки заметен.
Один из двух спецпризов жюри с формулировкой «За предельную искренность существования в роли» получила Анастасия Светлова за исполнение заглавной роли в спектакле по пьесе Леонида Андреева «Екатерина Ивановна» Ярославского театра драмы им. Волкова, одной из самых эпатажных и бесцеремонных постановок минувшего сезона, вокруг которой – если бы спектакль возник не в провинции, а в столице – было бы, безусловно, сломано огромное число критических копий. Но «Маски» за лучшую женскую роль была удостоена блистательная Ольга Яковлева – Бабушка в гончаровском «Обрыве» в МХТ им. Чехова. «Витальная сила», бьющая наотмашь, крушащая всё на своём пути и разрушающая в конечном итоге самоё носительницу этой силы. И та же сила, укрощённая великим сердцем, переплавленная в мудрость, способную помочь другому человеку избежать роковых ошибок. Хаос против гармонии, пусть и труднодостижимой. Свет против мрака.
«Маска» за лучшую мужскую роль, присуждённая Игорю Гордину (Он) за работу в «Кроткой» по Достоевскому Ирины Керученко в МТЮЗе, вроде бы поддерживает линию света. Актёр сумел сыграть самое, пожалуй, трудное в профессии – человека, спровоцировавшего непоправимое и в результате оказавшегося наедине с самим собой. И, несмотря на всю трагичность положения, в которое его герой сам же себя и поставил, то, как Гордин ведёт эту роль, даёт хотя бы отсвет надежды для тех, кто пришёл на спектакль.
А вот про инфернального александринского «Изотова», принёсшего сразу две маски – режиссёру Андрею Могучему и художнику Александру Шишкину, этого никак не скажешь. «Оптика» этого спектакля настроена пусть и не на полную тьму, но, во всяком случае, на сумрак, заполняющий пространство между бытием и небытием. В этом бездонном и уж действительно безысходном не-мире авторы спектакля (вкупе с драматургом Михаилом Дурненковым, братом автора «Экспонатов») и заключили, как в узилище, героя без имени, не только потерявшего ключ от рояля собственной жизни, но и разгромившего в щепы сам инструмент. Нет ничего под тонкой кожицей жизни, которую так легко содрать. Ничего нет и не будет. Очень обнадёживает, не правда ли?
