В своей статье Уолтерс рассматривает ряд известнейших эпизодов из жизни Симона Визенталя до и во время Второй мировой, показывая, что они полны противоречий.
Визенталь родился в 1908 году в городе Бучач (Галиция), учился в Праге на архитектурном факультете, но, вопреки его собственным уверениям, диплома не получил. По версии Визенталя, 6 июля 1941 года он был арестован немцами в оккупированном Львове. «Всякий раз, когда Визенталь приводит столь четкие детали, он обычно лжет», — отмечает Уолтерс.
Как рассказывал Визенталь, их с другом по фамилии Гросс вывели на расстрел, но украинские полицаи прервали казнь, чтобы отправиться в церковь на вечернюю службу. Затем их приятель-украинец, служивший в полиции, посоветовал Визенталю и Гроссу выдать себя за советских шпионов. На допросе их избили, но затем велели прибраться в комендатуре и отпустили. «Скорее всего, эта история полностью сфабрикована», — утверждает Уолтерс.
После войны Визенталь сообщил американским следователям, которые занимались темой военных преступлений, что был арестован 13 июля и сбежал из тюрьмы благодаря взятке. Переместив дату своего ареста на 6 июля, Визенталь подогнал его под период еврейских погромов во Львове.
В конце 1941 года Визенталь оказался в Яновском концлагере под Львовом, где подружился с немцем Адольфом Кохлраутцем, старшим инспектором лагерной мастерской, тайным антифашистом. Кохлраутц неоднократно спасал его от смерти, в том числе устроив им с другом побег в октябре 1943 года. Но об этой истории известно лишь со слов Визенталя. В то же время о судьбе Кохлраутца известно мало, а в показаниях в первые послевоенные годы Визенталь вовсе не упоминал, что Кохлраутц его спас.
В ноябре 1944 года Визенталь оказался в концлагере Гросс-Розен близ Вроцлава. Своему биографу Хелле Пик он поведал, что там в очередной раз спасся от смерти чудом, благодаря инспекции Красного Креста. Визенталю только раздавили палец на ноге, который пришлось ампутировать, затем началась гангрена. Эта история отсутствует в других свидетельствах Визенталя. К тому же, она совершенно неправдоподобна: во-первых, в присутствии инспекции казни были бы приостановлены, а, во-вторых, в тот период Красный Крест вообще в концлагеря не допускали.
Визенталь утверждает, что вскоре после ампутации смог пройти пешком 170 миль до другого лагеря. Он оказался в лагере Маутхаузен в Австрии, где гангрена по его ноге распространилась до колена. Однако, когда лагерь освободили, Визенталь смог встать и выйти из барака. Вылечить ногу без ампутации можно было только антибиотиками, что крайне маловероятно.
Визенталь выздоровел поразительно быстро — всего через 20 дней он вызвался помогать американцам в расследовании военных преступлений. «Утверждая, что находился в 13 концлагерях — в действительности он находился не более чем в шести — Визенталь представил список из 91 имен тех, кто был виновен в бессчетных страданиях», — пишет автор.
Позднее Визенталь писал, что за несколько недель вместе с американцами изловил много преступников. Однако в его резюме, составленном вскоре после войны, не упоминается его сотрудничество с американцами. В документе сказано, что Визенталь был вице-председателем Еврейского центрального комитета в американской оккупационной зоне в Австрии.
В феврале 1947 года Визенталь создал Центр еврейской документации в Линце. «По словам Визенталя, он услышал от одного американского офицера антисемитское высказывание и понял, что члены союзнической коалиции никогда не будут охотиться за нацистами в необходимых масштабах», — пишет Уолтерс. Команда Визенталя собрала показания 3289 бывших узников — намного больше, чем англо-американские силы.
«В глубине души Визенталь был шоуменом, и, найдя для себя роль ведущего охотника за нацистами в мире, он играл ее хорошо», — заключает автор, отмечая, что ложь Визенталя в итоге служила благому делу.
NEWSru.com
16 сентября в Мосгорсуде
состоится заседание по рассмотрению его жалобы
на приговор Савеловского суда, постановивший ему наказание
в виде 2-х лет лишения свободы (условно)
и запрещение работать главным редактором.
Начало в 10.00, зал № 222.
Адрес: Богородский вал, д. 8,
станция метро «Преображенская площадь».
Просим читателей своим приходом поддержать Ю.И. Мухина.
КУЛЬТУРА И КУЛЬТПАСКУДСТВО
ИЗ ЖИЗНИ ДВОРЯНИНА ТОЛСТУШКИНА!
Писателю Борису Львовичу Васильеву, ветерану КПСС, лауреату премии Ленинского комсомола, исполнилось 85 лет. Радость-то какая! Да как же! Вот ведь что в эти лучезарные юбилейные дни мы услышали о нём с телеэкрана, прочитали в газетах и в Интернете: «Чистый и добрый человек, русский потомственный интеллигент»… «русский классик, потомственный дворянин…» Чуете? Классик!.. Потомственный!.. Или: «То, что такой удивительный человек встретился мне на жизненном пути, — это счастье. Человек с большой буквы». Слышите? Счастье! С большой!.. «В наши меркантильно-продажные времена он сумел сохранить и честь, и достоинство»… Сумел!.. А тут ещё его прекрасное интервью американской газете The New Times. Как же! Цивилизованное сообщество должно знать.
Но вот что любопытно. Допустим, Маяковский — и это в те-то годы разгула диктатуры пролетариата, когда, как рассказывают Радзинский и Млечин, расстреливали только за то, что на руках не было мозолей! — в ту ужасную пору поэт не скрывал своего дворянства и не то что в анкетах писал, а даже в стихах орал на всю страну:
Столбовой
отец мой
дворянин.
Кожа на руках моих
тонка…
Представляете, никаких мозолей, и он этим вроде бы даже хвастается. А вот от Михалковых, Юровских, Якубовских и множество других таковских классиков, которые раньше совали нам свои мозолистые руки, теперь, когда им лет шестьдесят-семьдесят, мы вдруг услышали, что они дворяне из дворян. Проснулись! Будто новорожденные. А на днях мой читатель тов. Талберг сообщил мне, что и Эдвард Разинский «чуть ли не из Рюриковичей». Вот с ними и Борис Львович. Странно.
А как о его родителях ныне пропели! «Мать Елена (Эли) — утонченная красавица с грустной улыбкой», видимо, никогда не сходившей с её утонченного лица. Конечно, при такой увесистой утонченности Эли не могла не быть дворянкой. Мало того, как можно узнать из Интернета, она «происходила из старинного дворянского рода, в ветвях генеалогического древа которого сплетались родственные ветви Пушкиных и Толстых». Сказано как-то не очень внятно, но суть ясна: Борис Львович — в родстве и с Пушкиным, и с Толстым. Раньше подобную новость мы слышали из современных титанов только о Егоре Гайдаре: он-де потомок Лермонтова. Но тут есть некоторое сомнение, ибо Лермонтов не успел жениться и потомства не оставил. А у Пушкина и Толстого были кучи детей. Какие тут могут быть сомнения? На месте Васильева я бы вместо такой заурядной фамилии взял бы псевдоним Толстушкин.
Так пишут о матери, а вот об отце: «Лев Васильев — кадровый офицер, дворянин. Закончил юнкерское училище». Интересно, какое? Их было тогда всего семь. Мой отец в 1916 году закончил Алексеевское, что было в Лефортове. А Лев Александрович? Если все выпускники юнкерских училищ становились потомственными дворянами, то, черт возьми, я тоже дворянин! Надо герб заказать Илье Глазунову, тоже вроде дворянину.
Но тут нельзя не вспомнить, что не так давно и сам Васильев, и его биографы говорили о его дворянстве только со стороны матушки Эли, а у отца кратко указывали только профессию: военный. Как Жириновский: «Отец? Юрист». Например, в биографическом словаре С. Чупринина сказано о Борисе Львовиче: «Родился в семье офицера». И всё. А вот теперь и батюшку пожаловали дворянством. Что ж, в демократической России жизнь не стоит на месте. Мне кто-то рассказывал, что поэтесса Людмила Щипахина, известная советская патриотка, член КПСС с 1972 года, по милости Божьей стала графиней. Можно поверить. Ведь с каким умилением она рассказала в автобиографии о том, как где-то когда-то по какому-то случаю её бабушке пожал руку или даже поцеловал сам Государь Император, помазанник Божий. До самой смерти она эту руку не мыла, так и в гроб положили.
Но читаем об отце дальше: «В Первую мировую дослужился до чина поручика». Ну, тут хвастаться нечем, ибо из училища он наверняка, как мой отец, вышел подпоручиком или даже прапорщиком. То есть по табели о рангах 1896 года за войну он поднялся лишь на одну ступеньку: из 12 класса перешел в 11-й.
Нельзя не обратить внимание читателя и на то, сколь драматична была судьба родителей! «Эли мечтала о сыне». Видимо, в надежде, что он станет классиком русской литературы? Но «у Эли была открытая форма туберкулёза, дни её были сочтены». Какой ужас! Однако кто-то ей дал совет: роди, матушка! И туберкулёзная дворянка Эли родила. И что же? Мечта сбылась: младенец стал классиком Толстушкиным! А сама Эли дожила до 86 лет. И сынок дожил уже до 85 без всякого туберкулёза. Дворянство унаследовал, а от туберкулёза отказался. Вот какие дивные истории бывают среди утонченных дворян.
