— Прошу!
После чего бросился помогать Алене выбраться из саней. Иван непроизвольно потянулся к Алене и хотел было опередить Сатанеева, но его задержал Ковров.
— Аполлон Митрофанович, — забубнил Камноедов, провожая Сатанеева с Аленой. — А может, в гостиницу их все-таки, а?
— В гостинице бронь. Для комиссии, — отрезал Сатанеев.
— Да как же я их в музей оформлять буду? — продолжал Камноедов.
— Оформляйте как экспонаты.
— Живых?!
— Условно, условно…
— А потом списывать как?
— По акту, как пришедших в негодность.
Антон, Борис и Павел весело переглянулись.
Топая ногами и спотыкаясь о высокий порог, все вваливаются в большую комнату. Стену слева занимает огромная русская печь с многоместной лежанкой. На лежанке в солдатском порядке разложены постельные принадлежности. У противоположной стены — стол, покрытый груботканной скатертью. Под потолком сверкает многосвечовая лампа с абажуром… Повсюду в ярком свете переливаются инвентарные номера.
— Вот-с! — с видимой гордостью произносит Сатанеев. — Здесь и располагайтесь. Простота и, как видите, чистота. Скатерть у нас — самобранка, для служебного пользования. Меню скромное, но питательное.
Метнув взгляд в сторону безмятежно улыбающейся Алены, он понижает голос:
— Ванна и прочие… удобства за углом, в гостинице. Завтра вам оформят пропуска.
— В удобства? — тихо съехидничал Антон.
Сатанеев серьезно посмотрел на него, ехидства не понял, кивнул:
— До 23.00, конечно, как положено.
Пока он говорил, Иван не спускает глаз с Алены и все время порывается приблизиться к ней. Алена тоже искоса поглядывает на Ивана. Сатанеев, заметив эти взгляды, начинает нервничать и старается встать так, чтобы загородить Алену от Ивана. Иван, в свою очередь, почти бессознательно маневрирует, переходя с места на место. Ковров и Брыль с двух сторон, приперли Ивана и теснят его в угол.
— Стой на месте! — шепчет Брыль.
— Не хочу! — отвечает Иван тоже шепотом.
— Себя погубишь! — цедит сквозь зубы Ковров.
— Ну и пусть! — рвется вперед Иван.
— Ее погубишь! — предупреждает Брыль.
— Стою… — шепчет Иван, обмякая.
Вздох облегчения вырывается одновременно из груди Коврова и Брыля.
— Сейчас мы вас оставляем, — объявляет Сатанеев. — Располагайтесь, отдыхайте. А потом милости просим на ученый… Простите, на этот раз художественный совет.
Взяв Алену под руку, он идет к двери. Иван провожает Алену глазами. Ковров и Брыль с нетерпением ждут, когда за Сатанеевым закроется дверь. Словно почувствовав это, он оборачивается и, окинув подчиненных строгим взглядом, напоминает:
— Рабочий день еще не кончился, прошу за мной.
На крыльце, пропустив вперед Коврова с Брылем, Сатанеев в сердцах хлопнул дверью.
— Совершенно невоспитанный молодой человек!
— Вы это о ком? — наивно полюбопытствовала Алена.
— Сами знаете, — обиженно пробурчал Сатанеев. — То-то вы с ним кокетничали!
В избе царило молчание. Только Нина с любопытством посматривала по сторонам, знакомясь с новой обстановкой.
— Нет, это просто немыслимо! — Иван хлопнул ладонью по столу. — Она действительно меня не узнает! Чертовщина какая-то!
— Так ведь и вправду чертовщина, — осторожно напомнил Борис.
— А я вот никакой чертовщины не заметил! — безапелляционно заявил Антон и тоже хлопнул по столу. — По-моему, тут просто…
Но договорить ему не удалось…
— Что угодно, граждане? — осведомился вдруг неприязненный женский голос.
Все вздрогнули. Оглянулись. В комнате никого лишнего не было.
— Так что угодно? — повторил Голос.
— Это вы… нам? — осторожно спросил Антон, убирая руку со стола.
— Вам, а кому ж еще? Что будете заказывать?
— Не понимаю… — Антон беспомощно обернулся к товарищам.
— Я ведь, кажется, русским языком спрашиваю: что заказывать будете?
— То есть в каком смысле? — почему-то заглядывая под стол, осведомился Борис.
— В обыкновенном! — ворчливо ответил Голос — Стучат, требуют, а чего — сами не знают. Потом еще жалуются… Ну, чего будете есть?
— Ребята! — спохватился Павел. — Это же скатерть-самобранка!
Нина взвизгнула от восторга.
— Да, да, самобранка я и есть! Делайте заказы, что ли, раз позвали!
— Сию минуту! — засуетился Антон.
— Не сразу сообразили, — уточнил Павел — самый спокойный, самый молчаливый и самый голодный из всех. — Кому чего, говорите быстрее!
— Мне пирожное, эклер с кремом! — скоренько говорит Нина и даже закатывает глаза от предвкушения.
— Нет пирожных, — категорически заявляет скатерть. — Крем прокис. Дальше.
Нина растерянно умолкает.
— Что ж, — рассудительно говорит Борис, — тогда всем по яичнице… с ветчиной.
— Ветчина кончилась.
— Тогда можно просто, из трех яиц, верно, ребята? — предлагает Павел.
— Из двух будет!
— Хорошо, из двух, — соглашается заметно приунывший здоровяк.
— Так, дальше.
— Тебе чего, Иван? — участливо спрашивает Борис.
— Все равно, — откликается несчастный влюбленный. — Давай чаю.
— Точно, всем чай с лимоном! — подхватывает Антон.
— Вы что, граждане, белены объелись? Какие вам зимой лимоны?
— Ладно, просто с сахаром, — мрачно говорит Павел.
— И по бутерброду с сыром, можно? — робко добавляет Нина.
— Сыра нет.
— А что же есть? — желчно вопрошает Антон.
— Портвейн есть — «Акстафа», «Солнцедар»,[18] плодово-ягодное.
— Этого пока не надо, — вздохнул Борис — Не с чего…
— Тогда все, да, ребята? — Антон обвел приятелей глазами.
— Все?! — изумилась скатерть. — Тоже мне — клиенты!
На стол в беспорядке брякнулась кучка чайных ложек, солонка без соли и пустая сахарница.
— М-да, — раздумчиво произнес Борис — Что-то здесь у них тоже еще не отлажено.
— А есть хочется, — тихонько вздохнула Нина.
Борис грозно глянул на сестру. Она умолкла. Иван вдруг вскочил на ноги, с грохотом уронив тяжелую табуретку.
— Все у них отлажено! Чародейство… волшебство… Видали, что они с Аленой сделали? Я к ним не на худсовет, я в прокуратуру[19] пойду!
— И чего шумят, чего шумят, — снова раздался сварливый голос — Нервы только портят! Вот вам заказ, успокойтесь! Было бы из-за чего шум поднимать…
На столе возникают пять сковородок с дымящейся обугленной яичницей и оловянная тарелка с грубо нарезанными ломтями усохшего хлеба.
— Мне бы только до директора этого НУИНУ добраться, — продолжает свой монолог Иван, рубя воздух руками.
— А вот этого совсем не надо, — негромко произносит Ковров, появляясь в дверях. За спиной его топчется Брыль. — Извините, что без приглашения. Еле вырвались. Что тут у вас происходит?
— Словно бы пожар начинается, — вертя головой и принюхиваясь, сообщает Брыль.
Взгляд Коврова падает на стол.
— Ах, вон оно что… — Не раздеваясь, он с размаху бьет кулаком по скатерти.
— Чего шумите, граждане? — сейчас же отзывается сварливый женский голос.
— Ты что себе позволяешь? — свирепо рычит Ковров, выпячивая челюсть. — Ты чем гостей потчуешь?
— Сейчас, сейчас, сию минуту, — испуганно шепчет Голос, и жуткие яичницы с ископаемым хлебом исчезают со стола, а скатерть переворачивается чистой расписной стороной. — Чего прикажете?
— Если еще раз себе позволишь такое… — гремит Ковров, раздеваясь.
— Виновата, виновата, зазевалась…
— Давай фирменную посуду, самовар и все, что к нему полагается! И быстро! Одна нога… или что там у тебя… здесь, другая там!
— Сию минутку! — Перед изумленными москвичами на скатерти с молниеносной быстротой появляются: яичницы с ветчиной, пузатый кипящий самовар с заварочным чайником на конфорке, россыпь пузатых чашек на блюдцах, вазочки с вареньем, корзина дымящейся сдобы, сахарница и расписные деревянные ложки.
— Вот так! — удовлетворенно говорит Ковров и принимается с привычной сноровкой разливать чай.
— Здорово! — искренне воскликнула Нина.
Взрослые засмеялись, задвигались, подставляя чашки. Даже Иван присел к столу, выжидательно поглядывая на Коврова.
— Как вы это с ней ловко! — восхищенно сказал Борис.
— Нас она совершенно не слушалась, — признался Антон.
— Потачку ей давали, вот и не слушалась, — объяснил Ковров. — А у нас разговор короткий: чуть что не так — в нафталин, на вечное хранение. В сфере услуг, знаете ли, пока еще характер требуется. Не докажешь — не получишь!
— Теперь, наверное, полегче будет, когда палочку-выручалочку в строй введем, — вступил в разговор Брыль.
— Палочку-выручалочку? — переспросила Нина. — Что это?
— По номенклатуре — волшебная палочка, — объяснил Ковров, — незаменимая вещь для сферы услуг.
