Рядом с сербами жили казаки Войска Донского. Они здорово помогли переселенцам, в результате образовалось такое сербско-казачье братство. Радо Симонович-Никшич служил в храме Апостола Луки, там и похоронен. А недалеко от Луганска, в Славяносербске, стоит памятник, где вместе — сербский гусар, донской и запорожский казаки.
Род наш царский, и в семье это культивировалось. Но в то же время мой дед всегда тяготел к простому народу. Он говорил, что самый святой народ на земле — это русский народ. "Русские все блаженные и святые", — говорил он. Любил повторять, что русский мужик, даже стоя по колено в грязи, будет думать о звёздах.
***
В 1992 году я получил благословение от митрополита Санкт-Петербуржского и Ладожского Иоанна на создание Союза Православных Хоругвеносцев. Но началось всё гораздо раньше, с романтического пробуждения русских людей, с открытия заново собственной истории. Помню, какое удивление, восторг вызвал журнал с двуглавым орлом. Несмотря на род, всё-таки я жил в другом мире. Но стоит оговориться… Я родился в 1946 году, прекрасно помню Советский Союз. И те принципы, которые были заложены в социальной жизни, бесконечно выше, чем то, что мы имеем сейчас. На наших глазах идёт полное крушение, это не просто кризис — это настоящая катастрофа.
В конце 80-х был огромный взрыв интереса к Церкви. Церковь была местом, где собирались идеалисты. Причём, не обязательно патриотического толка. Помню и тех, кто впоследствии ушёл в либералы.
Ищущие люди собирались вокруг отца Дмитрия Дудко. Вторым таким центром был Владимир Николаевич Осипов. В их среде люди находили друг друга.
Сначала Союз "Христианское Возрождение", собирался на Покровском бульваре, в доме Телешова. Оттуда я попал в Братство Царя-Мученика Николая II. Это была уникальная организация, в которой состояли такие яркие и известные по сей день люди, как Сергей Фомин, Андрей Щедрин (Николай Козлов), Леонид Болотин, Вячеслав Дёмин, Константин Душенов, Алексей Широпаев. Потом все стали меняться, расходиться в разные стороны, и это нормально для людей ищущих. Некоторые ушли совсем в другую сторону, но я никого не осуждаю. Россия — страна фантастическая, тут можно найти такие заскоки, что удивляться не приходится. К тому же я верю, что возвращение к своим истокам для многих ещё впереди.
***
Я считаю, что в России не существует времени. Более того, в России и истории не существует. Да, есть исторические лица, они борются между собой, например, Царь Иван Грозный и Курбский, но всё это происходит в одно время. Сейчас. Или всегда. Россия — это пространство: гигантское, бесконечное. Русское пространство — категория мистическая. Да, оно меняется, уменьшается, потом опять расширяется. И в этой динамике, пульсации пространства, где можно днями ехать и никуда не приехать — времени нет, оно пропадает. Такого больше нет нигде — я достаточно жил в Европе. История провалилась в наше колоссальное пространство. Ветер, пурга — и из метели появляется Пугачёв, — Пушкин удивительно тонко это заметил.
***
В Любляне, где я учился на филологическом факультете тамошнего университета, пошёл однажды на фильм "Доктор Живаго". Ни книга, ни этот фильм не произвели на меня впечатления, но один образ запомнился на всю жизнь. В начале фильма показан вокзал, и в рубище идёт человек, у которого вид пророка. Его ведут под конвоем, он весь обвешан цепями, крестами. Видимо, американский режиссёр полагал, что так должен выглядеть русский юродивый. Спустя десятка два лет, когда я уже был в кругу монархистов, проходило богослужение в Донском монастыре. И у храма на коленях стоял человек, абсолютно схожий с киношным образом. Это был известный московский юродивый. Помню как Патриарх Алексий, выйдя из храма, возложил ему на голову руку. Если бы Суриков такое увидел, точно не прошёл бы мимо.
И мне пришла в голову мысль создать союз русских блаженных и юродивых, который пойдёт по Руси с посохами и торбами. Возможно, это образы не из религии, но из искусства. Бесспорно, что наша деятельность носит не только религиозный и политический характер, но и включает колоссальный элемент художественной культуры. Господь создавал творения как Художник. Именно поэтому они так прекрасны. Мы исходим из этого же принципа — абсолютного творчества. А творчество предлагает разные роды деятельности. И религия здесь не всепоглощающа, но основопологающа. Иногда хоругвеносцев некоторые люди, кто со злобой, кто со смехом, называют клоунами. А я не понимаю, что в этом ужасного: все юродивые так или иначе клоуны. Посмотрите на фигуру Григория Распутина, на манеру его поведения. Из него делают пародию, но это было то самое "ругание миру", которое совершенно не понимают люди, чуждые духовного начала.
Не понимаю, когда говорят про "театр". Истоки-то театра — религиозные, возьмём те же средневековые мистерии. Главное, в какую сторону этот самый театр ведёт. Если к Богу — что в этом плохого. Или кино про священников. Сейчас часто снимают, не всегда, правда, успешно. Тем не менее, что же вообще не снимать? И картины не писать? Что плохого в хорошей картине с евангельским сюжетом?
Люди делятся на тех, у кого есть образное мышление, и на приземлённых прагматиков-материалистов. Те, кто понимают образ, им практически ничего объяснять и не надо. Русскому человеку не надо объяснять, что такое "зверь багряный" или "блудница с чашей". Он это себе прекрасно представит. Также не надо объяснять, что такое Царство. Когда ездим по городам и весям и говорим, что мы хоругвеносцы, что за Царя — люди нас сразу понимают.
***
Никто не знал, как создавать организации, как действовать. Можно сказать, что мы двигались на ощупь. Каждодневная практика, так дело и спорилось. Помню, где-то вычитали, что до революции была такая дружина хоругвеносцев, их потом всех расстреляли по списку. Нас это по-своему тоже вдохновило — людей просто так не расстреливают. Значит, было за что.
Возьмите картину Репина "Крестный ход в Курской губернии" и увидите там хоругвеносцев — здоровенные мужики в чёрном несут на своих плечах Ковчег. Понятно, что таких лучше расстрелять, иначе с ними не справишься.
Так мы и стали совершать свои первые Крестные ходы. Ещё был бассейн "Москва", мы ходили вокруг бассейна с молитвенными песнопениями каждую среду и каждое воскресенье. И победили духа, который сидел в этом "кратере".
А потом мы пошли дальше, пошли по всей России. Первый Крестный ход был по Тульской епархии. Это был уже совсем другой уровень — тяжеленные хоругви, большие резные кресты, жара плюс 40, асфальт плавился под ногами. Шли тринадцать дней в Оптину пустынь. Я тогда впервые понял, что такое настоящий Крестный ход. И тогда же я понял, что настоящая мистика — это не видения, чудеса. Конечно, всё это есть. Но мистика — в тяжелейшей каждодневной работе до полного изнеможения. Когда руководитель Крестного хода в конце дня падает ниц без сил. Тогда я понял, что между войной физической и между войной духовной очень маленькая разница. Правильно говорят: Крестный ход — это Крестовый поход без оружия.
Единственно — там тебя могут застрелить, а здесь ты просто можешь умереть от усталости. Напряжение страшное физическое — это самое главное, и если ты не будешь работать, как вол, как раб Христов, то ты никакой не крестоносец, не хоругвеносец. Как в монастыре — многие, приходя туда, думают, что будут исключительно спасать душу. А там надо камни сутками ворочать, стену строить и храм возводить.
***
Крестный ход — духовное действо, мистический символ. Но и сложная социальная система. Иногда читаешь в интернете обращения: "братья и сестры, проведём крестный ход из Чернигова, встанем лагерем около Москвы и победим". Красиво так написано. Но никто ни разу такого крестного хода не смог сделать. Потому что люди, хорошие, искренние, не понимают, что они пишут.
Чтобы провести Крестный ход — надо найти людей, собрать иконы, найти хоругви, иногда эти хоругви самим сделать, что очень непросто. Средства нужны большие. Людей кормить нужно, предусмотреть места отдыха, транспорт обеспечить, лекарствами запастись. Бывает, что участники хода тяжело болеют. Случился и смертельный случай — в год столетия прославления св. Серафима Саровского один из участников Крестного хода, восьмидесятилетний старик, почил. Сердце у него просто разорвалось. Он пошёл в рай, с открытыми вратами. Такая смерть — великое дело. Умереть в бою или во время Крестного хода — нет ничего выше.
Людей надо подобрать единых духом. Потому что отношения между людьми могут быть разные, всегда может возникнуть недовольство, вплоть до бунтов против руководства ходом. Надо уметь сглаживать противоречия.
