2. Приготовления
Все загодя купить не преминули
У лучших фирм: тончайший аппарат
Для измерения порока и, подряд,
От сердца ли, желудка ли — пилюли.
Для нетерпения — часы, конечно. Плюс
Для сумрака — фонарь и зонтик — от лучей;
На пули не скупился казначей
И дикарей утешить — связки бус.
Им Упования была ясна система,
И раньше получалось, говорят.
К несчастью, в них самих гнездилась их проблема:
Ведь отравителю нельзя доверить яд,
Кудеснику — тончайший тот прибор
И меланхолику — винтовочный затвор.
Здесь обнялись они, прощаясь. Больше не
Им свидеться. По собственной вине.
Один рванулся к славе; шумной ложью
Сражен безжалостно, едва начавши взлет,
Другой похоронил себя в глуши, по бездорожью
Смерть тащится за ним туда который год.
Распутья, пристани, колес вагонных стук,
О, все эти места решений и разлук,
Кто может предсказать, какой прощальный дар
Укроет друга от бесчестья своей сенью,
И нужно ль вообще ему идти туда,
В края поганые и там искать спасенья?
Объяты страхом страны и погоды.
Никто не знал, вступив в борьбу со злом,
Что время не пошлет им откровенья;
Ибо легенды утверждают: для деянья
Предел ошибок ограничен годом.
Каких друзей еще предать и, покидая дом,
Каким веселием отсрочить покаянье,
Хотя, что проку в дне еще одном
Для путешествия длиною во мгновенье?
В предместьи нет окна, чтоб осветить ту спальню,
Где в маленьком жару огромный день играл;
Где множились луга, где мельницы нет дальней,
Любви изнанку мелющей с утра.
Ни плачущих путей, сквозь пустоши ведущих
К ступеням замка, где Мощей Великих склеп;
Мосты кричали: "Стой!", за плащ цеплялись кущи
Вокруг руин, где дьявол шел след в след.
Он повзрослеть мечтал, забыть, как этот сон,
Все заведения, где их учили руки мыть и лгать,
И истину скорей взвалить себе на плечи,
Ту, что венчает вздоха горизонт,
Желая быть услышанной и стать
Отцовским домом, материнской речью.
В провинции, там, где прошло их детство
В познаньи Неизбежности, в пути
Они учили, что им никуда не деться
От Неизбежности, одной на всех, как ни крути.
Но в городе уже их различали,
На веру деревенскую плюя,
Суть Неизбежности подобна там печали —
У каждого, как ни крути, своя.
Он, как и все они, прижился без проблем,
Среди соблазнов многих выбирая
Один, чтоб завладел им и повел,
Чтоб, совершенствуясь в искусстве быть никем,
Сидеть на площади, со смехом наблюдая,
Как входят в город юноши из сел.
Стыдясь стать баловнем своей печали,
Он в банду россказней беспутнейших вступил,
Где дар его чудесный все признали,
Избрав главой юно-воздушных сил,
Кто голод превращал в латинскую похлебку,
И хаос города — по мановенью — в парк,
И одиночество любое — девой робкой —
Заставить мог сойти к нему во мрак.
Но если в помыслах своих он был предельно прост,
Ночь шла за ним, как с топором подонок.
Дома кричали: "Вор!", захлопывая двери.
Когда же Истина пред ним предстала во весь рост,
Он в панике приник к твердыне этой — вере
И сжался, как от окрика, ребенок.
Книг этих безмятежные ряды
Как будто бы и впрямь существовали —
Он отшвырнул соперникa труды
И застучал наверх по лестничной спирали.
И он вскричал, склонясь на парапет:
"Извечное Ничто, страсть без конца и края,
О, отпусти того, кто совершенства свет
Познал сейчас, с Тобой отождествляя."
И камня немудреное томленье
Он ощущал дрожащею рукой,
Как приз ему за подвиг восхожденья,
Как обещание, что плоть угомонится
И обретет, страдалица, покой.
И в лестничный проем нырнул — чтобы разбиться.
Он принцев изучал, походку их и стать,
Что дети говорят, о чем судачат жены,
Он в сердце старые могилы вскрыл познать,
Какие мертвецам не писаны законы.
И неохотно заключил: "Все врут
Любители помудрствовать лукаво
И к ближнему любовь — причина ссор и смут,
И песня жалости — бесовская забава."
И пред судьбой склонился так, что вскоре,
Над всякой тварью стал судьею и отцом,
Пока не встретил он в разрушенном соборе
В ночном кошмаре, в темном коридоре
Фигуру с перекошенным лицом,
Его лицом, вопящую: "О, горе!.."
Архитектура эта для благих;
Вот так и гнал их страх на штурм небес,
Пока Господь не проявил к ним интерес,
Отметив девы непорочный лик.
Почиют здесь миры триумфов, и в ночи
В абстрактных домыслах Любовь дотла горит.
И Воля ссыльная, вернувшись, говорит
Таким возвышенным стихом, что плачут палачи.
Колодец бы взамен уж лучше б сладить им,
Но их преследует водобоязнь. Сейчас
Кто видит все, становится незрим.
Но и волшебникам здесь нелегко самим —
Они, по климату нормальному томясь,
Прохожему вздохнут: "Остерегайся нас!"
Чтоб зверя ублажить, народ единорогу,
Дев непорочных, по обычью, поставлял.
Средь девственниц, однако, слава богу,
Процент красавиц был ничтожно мал.
Герой отважен был; не врали, знать, знаменья,
Но странный опыт свой он от народа скрыл.
И ангел сломанной ноги, как избежать паденья,
К нему сойдя, в холмах его учил.
Что ж, обнаглев, идти они решили сами,
Туда, где с львами им отведен был придел;
И стали в полпути, пещеру обнаружив.
Ну а для тех из них, кто до абсурда смел,
Остался выбор — выбраться наружу
И, монстра встретив, превратится в камень.
Его родители тянулись, как могли
Чтобы чадо отлучить от чахлой их земли
Для поприща почетнее стократ,
Чтоб зубы сжал, но стал богат.
Амбиций их неистовый накал
Дитя дубрав безумно испугал.
И он решил — любви такой
Достоин разве что герой.
И вот он здесь без пищи и без карт
И ни живой души уже который день
И непереносим пустыни злобный взгляд.
Он под ноги взглянул и там увидел тень,
Посредственности, той, чей идеал
Был Исключительность. И в ужасе бежал.
Чиновник изумлен — ведь он был назван
Средь тех, кто за терновым там стоял венцом
И в список занесен решительным отказом.
Уж не скрипит перо. И страстотерпцев лики
Он, опоздавший, не умножит, стало быть.
Осталось языка раздвоенным концом
Испытывать решительность юнцов
Рассказами о промахах великих
И ироничной фразою безудержных стыдить.
Теперь глумятся зеркала и над его ошибкой,
Видать пришла пора у женщин и у книг
Насмешнику, чей стиль — укол рапирой гибкой,
Учиться зрелости, заткнуться хоть на миг,
Смиряя мании свои вполне мирской улыбкой.
Влюбился в ведьму рационалист
И в камень превращен в процессе спора:
Сверхпопулярный тронулся, когда все отреклись,
И сверхбогач добычей стал для вора,
И озверел от поцелуев сверхсамец.
Но зелья действия надолго не хватило,
Хотя восстановилась под конец
Ингредиентов созидательная сила
Для тех, кто следовал своим желаньям.
По тем камням тропу найдет незрячий,
И к свету дураку укажет путь бедняк,
Драчливый пес расшевелит дворняг,
И даже сумасшедший озадачит,
Тоскливо бормоча лихие предсказанья.