шуб, не домов не оказалось".
(В. Розанов. Сочинения, Л.:, Васильевский остров — 1990. С. 512)
Сообщите, пожалуйста, об обнаруженных ошибках и опечатках.
Извините, если кого обидел.
26 декабря 2008
История про одного майора
Майор Казеев
На Москву навалился внезапный снег, стали белыми крыши. На той, что напротив моего окна, видны были снежные вмятины. Они были похожи на след упавшего дворника. Говорят, что снег не падает на сухую землю. Значит, в природе что-то изменилось, сначала октябрь поменялся местами с сентябрем, и вот теперь, нежданным воскресеньем выпал снег.
Зима сразу сменила осень, а осень была долгая-долгая.
Ещё случился у моего кота день рождения. Я купил бутылочку водки и пришёл домой. Мы с дедом нарезали тонкими ломтиками кусочек жёлтого сала и чокнулись. Кот смотрел на нас зелёными немигающими глазами.
В квартире было тепло и пахло — промокшей известкой от потолка, гречневой кашей с кухни, и пылью — от кота.
Тем же вечером мне позвонил давний и старший товарищ, бывший прапорщик Евсюков. Евсюков служил егерем далеко-далеко от Москвы, и вот приехал к нам в гости.
Но был ещё и другой повод для звонка. Надо было помочь Бортстрелку. Впрочем, звали его просто Стрелок. Стрелок получил квартиру, и теперь нужно было перетащить его нехитрый скарб через несколько улиц. Нужно было бережно посадить на этот скарб его жену и ветхую бабушку, и нужно это было сделать в субботу, потому что Стрелок уже договорился о машине.
Я встал и, напившись пустого чая, надел свою старую офицерскую шинель со споротыми погонами.
В этом не было рисовки — на моей китайской куртке сломалась молния, а другой одежды у меня не было. А ещё я надел крепкие яловые сапоги и стал похож на мальчишку-панка, потому что волосы у меня успели отрасти.
Я шёл к метро и поймал себя на том, что невольно твёрдо, плоско подошвой, ставлю ногу.
Это была вечная армейская память о топоте подкованных сапог на плацу, когда моя ладонь дрожала у виска, и мимо плыла трибуна с гербом.
За мной точно так же, как и я, сто двадцать раз в минуту, бил в асфальт коваными сапогами мой взвод.
И вот время строевого шага ушло. Что-то окончательно подгнило в русском государстве, и я видел, как изменились часовые Мавзолея. Они вылезали из-за ёлок, и так же исчезали, сменив церемониальный шаг на быстрый топоток. Через три дня после описываемых событий они пропали совсем. Тогда мне говорили, что я мрачен и похож на танк Т-80, ведущий огонь прямой наводкой по дому парламента.
Об этом мне говорили часто.
Я видел эти танки. Из стволов вылетали снаряды двенадцати с половиной сантиметров в диаметре и разрывались внутри здания. Из окон вылетала белая пыль, и порхали птицами какие-то бумаги. Несколько десятков тысяч зрителей разглядывали это действие, а над головами у них время от времени жужжало шальное железо.
Над всеми, золотые на белом, застыли, показывая три минуты одиннадцатого, равнодушные часы.
А я вовсе не был мрачен, потому как и всякую вторую субботу октября, шёл вместе с женщиной, которую любил, вдоль железной дороги. Мы шуршали листвой у Нового Иерусалима, грели еду в холодной пустой даче, а в это время в Москве ещё стреляли и отстреливались.
Старые дачные часы печатали маятником шаг, и казалось, отбивали комендантский час…
Улицы вокруг были все знакомые — рядом стояли авиационные заводы, МАИ, Ходынка, Центральный аэродром и суровые здания секретных КБ.
Названия вокруг были — Аэропорт, Аэровокзал, даже метро "Сокол" казалось чем-то авиационным.
Из окон старой квартиры нашего приятеля были видны одни предприятия, а из новой — другие, но суть была та же.
У подъезда стояла старая заводская машина, и у её борта переминался бывший прапорщик Евсюков. В комнате, перевязывая последние коробки с немудреным скарбом, суетился Стрелок, а жена его уже ушла на новое место их жизни.
Следующим, кого я увидел, был майор Казеев. Впрочем, он давно не был майором, но звание прикрепилось к его фамилии намертво. И мой рассказ — о нём.
Все молчаливо признали начальство майора и взялись за тяжёлое и лёгкое.
Мы быстро погрузили и разгрузили вещи и быстро подняли их по узкой лестнице на четвёртый этаж.
Маленькая компания таскала вещи споро и ухватисто, перетаскав их множество в прошлой жизни, и скоро закончила работу.
Новая квартира Бортстрелка была вдвое меньше, чем его прежняя комната — залы в огромной коммунальной квартире, и, когда мы наконец уселись вокруг крохотного стола, мне не хватило стула.
Пришлось устроиться на новеньком белом унитазе. Но, опять же, мой рассказ не об этом застолье, а о майоре Казееве.
Майор Казеев в своей прежней жизни служил в войсках постоянной боевой готовности.
И он был готов к своему назначению всегда. Майор Казеев всматривался в жизнь через зелёное окошко радарного индикатора, и жизнь его была крепка. Он даже позволял себе выделяться трезвостью среди других офицеров. Его перевели под Москву, и маячила уже академия, когда его вызвали и предложили командировку. Это была непростая командировка. Нужно было лететь на восток, а потом на юг, надевать чужую форму без знаков различия, а в это время его зенитно-ракетный комплекс плыл по морю в трюме гражданского сухогруза.
Потом майор Казеев внимательно всматривался в знакомые картинки на экране локатора, и пот ручьями стекал на панели аппаратуры.
Чужая земля лежала вокруг майора, чужая трава и деревья окружали его, и лишь координатная сетка перед его глазами была знакомой.
Зелёные пятна на ней перемещались, и теперь майор знал, что за каждой из этих точек — самолёт, в котором сидят такие же как он белокожие люди, и ещё он знал много другого об этих самолётах.
Зенитно-ракетный комплекс вёл огонь, а потом майор со своими товарищами рубил кабели топорами, и мощный тягач перетаскивал комплекс на новое место.
Часто они видели, как на старое ложились ракеты, выпущенные белокожими людьми из своих самолётов.
Однажды при перемене позиции на майора Казеева упал металлический шкаф с аппаратурой.
Майор потерял способность к нормальному передвижению, а на следующий день к нему приехала инспекция.
Инспекция состояла из пяти генералов, каждый из которых гордо нёс на груди по несколько звёзд.
Звёзды были большими, а генералы — маленькими. Они лопотали у майора над ухом, мешая сосредоточиться. Ракета ушла в молоко, а цель была потеряна, потому
