забыл лицо заказчицы, потому что главное было найдено, это было ему ясно видно, как попадание в цель на экране радара — уверенность в себе не покинет его никогда.
И вот теперь он сидел за столом вместе с нами. Бортстрелок надел песочную куртку от своей старой формы, и я представил, как потом он будет дёргать струны, и серебряно-голубой рыбкой будет биться у него на груди медаль.
Устраиваясь поудобнее на своём унитазе, я знал уже, как хозяйка будет сыпать по тарелкам картошку.
В этот момент, думая о Казееве, я понял что его отличало от многих людей, виденных мною в жизни.
Майор Казеев не умел ничего делать плохо. Его занятие было важнее обстоятельств — оклада и власти, мировых кризисов и обстановки в коллективе. Занятие сосредотачивалось на конце паяльника, в капельке олова, и оправдания остального мира переставали существовать для майора.
А мы, оправдываясь, как и почему не выполнили долга, оставили государство, набитое танками и ракетами. Это государство, как диплодок с откушенной головой, ещё двигалось по инерции, но уже разваливалось, падало на бок.
Мы оставили рычаги и кнопки смертоносных машин, а за наши места сели халтурщики.
И в жалости по этому поводу не было проку. Не смотря на наше дезертирство, нам остался устав, правила поведения, и они не имели отношения к конкретному государству. У каждого из нас была своя история и своё прошлое. Вместе мы образовывали одно целое, и поэтому недовольство не проникало к нашему столу.
А что погон у нас нет, так это ничего.
Сообщите, пожалуйста, об обнаруженных ошибках и опечатках.
Извините, если кого обидел.
27 декабря 2008
Да, пожалуй, больше я не буду выкладывать рассказов. И не то, чтобы они кончились — вовсе нет. Их есть некоторое количество, и про меж ними несколько ещё хороших. Но как-то мне это прискучило.
Да к тому же обнаружился хороший повод.
Извините, если кого обидел.
27 декабря 2008
История про восемь фактов и обстоятельств
Я уже говорил, что у меня обнаружился повод написать о себе, а не выкладывать тексты. Дело в том, что marina_yudenich, заказав мне рассказ о восьми фактах из моей биографии, сама того не подозревая, сделала мне прекрасный подарок. (Это был мало того, что повод прерваться с рассказами, но без неё я бы ещё год собирался сформулировать несколько вещей, да так бы и не собрался). Чтобы читателю жизнь мёдом не казалась и он помнил, что писатель рвётся попиздить по любому случаю, я поясню подробно все факты.
Раз. Я пишу от руки всего два раза в году — это, собственно, два письма. Одно — моему другу Михаилу Шишкину в Цюрих, а другое — Сергею Тыквенко в Берген. Это особого рода ритуал, исполняемый на Рождество католическое, с тем, чтобы послание дошло хотя бы к Рождеству Православному.
Два. Все школьные годы я считал, что дети рождаются очень простым способом: врачи в больнице развязывают женщинам пупок и с трудом вынимают из живота младенца. Интересно тут то, что я сделал этот научный вывод сам (будучи маленьким мальчиком смотрел пупки, разных людей, в том числе и беременных, оценил удобство) и, что называется, закрыл тему. Надолго потерял к ней интерес.
Три. Сейчас как-то принято считать, что книги ничему не учат. Может, их просто стало много. А вот в моё время говорили иначе, говорили "В книжках дурному не научат, плохого не скажут, гадости не напечатают". Была такая книжка, случайным образом попавшая в мою жизнь, что я вынул из кучи других книг, предназначенных в макулатуру. Эти книги были списаны из университетской библиотеки, и, собственно, она и называлась: "В. Г. Архангельский и В. А. Кондратьев. Студенту об организации труда и быта". В этой книжке, которая может быть предоставлена любому желающему студенту для сверки своего быта и труда с образцом, было много чего интересного. Был там и фантастический распорядок жизни, и расписанные по таблицам калории, и комната общежития с крахмальной скатертью и ребристым графином.
Там был распорядок угрюмой жизни страны с запоздалым сексуальным развитием. Однако была там, нет, не глава, а абзац, про то, что называется это.
Самое главное, что в этой книге на странице девяносто пятой значилось: "Можно считать, что лучшим периодом для начала половой жизни является время окончания вуза".
А вот не ха-ха-ха, а я так и сделал.
Четыре. Последний раз я был в парикмахерской в 1986 году. После этого я долго ходил с длинными волосами, забранными сзади в хвост.
Зато потом, как в молодости, снова стал брить голову.
Брею голову я каждый день и испытываю от этого особое удовольствие.
Пять. Я курю трубку. Это выражение довольно дурацкое — надо говорить, наверное, "курю трубки", но это тоже как-то неловко. Я написал довольно много текстов о табакокурении, но должен признаться, что днями я не в англицком клубе сижу, медленно священнодействуя, а часто лезу в кубок пальцем, часто набиваю наполовину, таскаю в карманах, иногда забываю мешочки и подставки — в общем, отношусь потребительски. Правда, в англицких клобах я мимикрирую. Мешочки и подставки с тамперами для таких случаев у меня есть, а равно как расслабленное выражение лица.
Кстати, у меня была фёдоровская трубка. Фёдоровская трубка — это тогда было сильно. Я купил её за сорок рублей в городе Ленинграде, в одной квартире на Васильевском острове. При этом сорок рублей был не хуй собачачий, а моя месячная стипендия. На улице реял кумачом прошлый строй — в общем, это были большие деньги. Продавец действительно знал Фёдорова, которого к тому моменту прославил Юрий Рост, и продавцу я доверял. К тому же он тыкал пальцем в клеймо, латинскую "F", и говорил, что на три такие буквы не хватит и профессорской зарплаты, а у меня буква одна, но как раз — по чину и деньгам. Меня просто разводили, и это я хорошо понимал своими студенческими мозгами. Но это была фёдоровская трубка, вот в чём дело — символ, а не предмет.
Её украли в год падения Советской власти, тем же летом. Какие-то мальчишки залезли в квартиру, где я жил временно, и стащили ящик с трубками (остальные были польские, дешёвые и неважные) и банку со старыми, но не старинными монетами.
Шесть. Я не брезгую
