В художественной практике сложились три типа взаимоотношений с властью - апология, противостояние и игнорирование (так называемое "искусство для искусства"). Два последних претендуя на независимость, тем не менее тоже оказываются включены в процесс взаимодействия с властью. Тем самым получается, что искусство подвержено политическим и властным манипуляциям. Любое искусство, кроме искусства, говорящего на языке этих манипуляций. Острецов считает, что он не занимается апологией или критикой, но создает иконографию власти. "Сегодня попадая во власть, человек попадает на сцену, становится актером властного театра. Если лицо будет скрыто, то люди будут видеть не человека, а функционера, как и должно быть",- говорит художник.
Власть в древности покоилась на силе, авторитете и страхе. Сегодняшняя - на soft- насилии. Власть давно уже не президент или премьер. В России это Якубович и пресса. В своем проекте Острецов настаивает на необходимости вернуть власти архаический эффект реального присутствия. Но по факту Острецов рисует нового чудовищного тоталитаризма, замешанного на полной анонимности и, стало быть безответственности власти. Это странным образом коррелируется с основной политической тенденцией в сегодняшней России. Модель корпоративно-полицейского государства ХХI века предусматривает деперсонификацию правителей - диктатуру "серых пиджаков", безызвестных советников и подпольных олигархов. "Прекрасный новый мир" Острецова сегодня в газете "Завтра".
Даниил Торопов
22 июля 2002 0
30(453)
Date: 23-07-2002
Author: Даниил Торопов
БАРОН ЭВОЛА СРЕДИ РУИН
Разрушительное шествие либерализма по России спровоцировало сторонников красного и белого антилиберальных проектов на пересмотр своего рода идеологических святцев.. Оказалось, что значительная часть магистральных персонажей того или иного проекта и существенная часть их идейных разработок либо неадекватны времени, либо давным-давно показали свою несостоятельность или просто потерпели поражение. Догматики, в идеологии и политике, обречены. А заодно с ними и их наивные сторонники, попавшие под дурное влияние. В этой ситуации большой интерес стали вызывать фигуры и идеи, в свое время в силу обстоятельств вытесненные на периферию, невостребованные в силу некоей "еретичности" по отношению к "генеральной линии". С одной стороны - Грамши, с другой - Юнгер, с третьей - Савицкий. Однако даже на таком могучем фоне выделяется итальянский философ Юлиус Эвола. Феноменальная популярность барона Эволы в России, в среде правых (не в СПСовском смысле, естественно) интеллектуалов, порой даже трудно объяснима. За десять лет "рынка" было издано всего две книги (причем далеко не самых главных), опубликовано десятка два статей (включая отрывки из книг). И тем не менее … Возможно, ответ на вопрос дает один из идеологов русской новой правой Александр Елисеев: "Интерес, вызываемый его трудами не случаен. Он заслужил его своей блестящей критикой современного мира, своей беспощадностью и абсолютным нонконформизмом, и, наконец, своей личной отвагой, готовностью продолжать борьбу в любых условиях. Вся жизнь Эволы - это яркий след в ночи, свет от пролетевшего метеора, безжалостного в своем разрушении. Под его пером рушатся многочисленные идолы прогрессизма, такие как индивидуализм, демократия, буржуазный псевдонационализм". Эвола во многом сформировал правоинтеллектуальную позицию, дал оригинальный инструментарий. Даже язык, на котором говорят сегодня новые правые, находится в серьезной зависимости от работ Эволы. "Восстание против современного мира", "героическая традиция" - все это он.
И вместе с тем. Эвола - фигура, не укладывающаяся в привычные рамки. Кажется, он весь состоит из противоречий. Его академичная, спокойная манера письма контрастирует с его жизненным темпераментом. Его строгие реакционные взгляды - с культурным авангардизмом. (Был дружен с футуристами и дадаистами, разрабатывал теорию абстрактного искусства. Ранние художественные и поэтические произведения до сих пор привлекают широкое внимание). Как мыслитель, Эвола не был особенно известен в годы своего творческого "акмэ"(30-60гг. прошлого века) . Однако влияние его идей заметно даже в работах оппонентов. Критические - по отношению к капиталистической системе, к "мягкой тоталитарности" демократических режимов - идеи были востребованы новыми левыми философами. Эвола задолго до Барта и Бодрийара исследовал феномен Америки как особого мира. Его доктрина "оседлать тигра" лет на пятьдесят предвосхитила обсуждаемую сегодня в кругах леворадикальных художников стратегию непрямого действия. Хотя Эвола, безусловно адресовывал свои работы иным читателям. Его, мягко говоря, скептическое отношение к разного рода "бунтарям и р-р-революционерам", от битников до экзистенциалистов, хорошо известно. Эвола обосновывал легитимность революции, "если она направлена против той цивилизации, где все отныне лишено высшей оправданности, пусто и абсурдно, механизировано и стандартизировано, и которая неудержимо стремится к торжеству подчеловеческих реальностей в мире аморфного количества".Однако бунт ради бунта или проект революции во имя триумфа сломанного индивида, "которому удалось успешно интериоризировать и использовать репрессию и агрессию"(Маркузе) Эвола решительно отвергал. На его знаменах были -высшие принципы, идеалы иерархии, "кристальная ясность, окрыляющая простота, легкость духовной радости свободной игры".
Корпус текстов Эволы довольно велик. Широка и проблематика. От исследований по расовому вопросу до анализа взаимоотношений полов ("Метафизика пола", принятая даже в научном сообществе, несмотря на старания фрейдистского лобби). Особое значение имеют работы мировоззренческого характера. В прошлом номере "Завтра" уже прошла информация о выходе в Москве одной из программных работ барона - "Люди и руины". Книга впервые вышла в 1953 году, но и по сей день многие ее положения вполне актуальны. Одно из основных - тщательный разбор и критика буржуазности. "Долой буржуя !" - должно стать нашим лозунгом сегодня", - пишет Эвола. Однако буржуй в интерпретации Эволы не только и не столько классовая идентичность. Буржуазность, метаязык нового времени, живет как система ценностей. "Последние люди" Ницше. Поэтому можно встретить буржуа-рабочего и буржуа-хозяина, буржуа-священника и буржуа-интеллектуала. Тип буржуя занял человеческое пространство, вытесняя все остальные. В первую очередь аристократа, чувствуя сущностную противоположность и невозможность совместного существования. Для буржуа всё детерминировано экономически, для аристократа экономика занимает последнее место. Буржуа - моралист и функционер по жизни. Аристократ - эстет и художник (не по роду занятий, а по способности к восприятию). Для буржуа идеалом стало то, что считалось для аристократа падением. Личность вытеснена в современном государстве стандартизированной атомарной единицей, лишенной любого качественного измерения. Посему государственник Эвола занимает по отношению к существующим государственным институтам довольно жесткую отрицательную позицию. Любая форма определяется для него содержанием, присягнувшим высшим принципам. "Для истинного революционного консерватора вопрос состоит в сохранении верности принципам, а не учреждениям и устоям прошлого, которые являются лишь частными формами их выражения, меняющимися в зависимости от конкретных обстоятельств и конкретной страны. Из принципов, как из зерна, могут прорасти новые формы, по сути своей равноценные старым. Преемственность тем самым будет сохранена". Очень актуальные размышления в контексте современной российской и мировой действительности. Что, надо полагать, делает "Люди и руины" произведением, необходимым для ознакомления людям, небезразличным к судьбам цивилизации
Перевод выполнен Викторией Ванюшкиной, более десяти лет занимающейся исследованием творчества Эволы, что не могло не сказаться на безупречном качестве перевода. Предваряет книгу предисловие переводчика - подробный рассказ о жизненном и творческом пути Эволы, полезный всем интересующимся личностью мыслителя, гордо пронесшего знамя Традиции через руины современного мира.
"НЕОДОЛИМОЕ МОЕ ОТЕЧЕСТВО"
Евгений Нефедов
22 июля 2002 0
30(453)
Date: 23-07-2002
Author: Евгений Нефедов
"НЕОДОЛИМОЕ МОЕ ОТЕЧЕСТВО"
Простые, невычурные и поэтому очень настоящие стихи Владимира Козлова встречались мне в разные времена на страницах разных изданий: в журналах - искренняя и добрая лирика, в газетах - острые и разящие сатира и юмор. Недавно я сам опубликовал его в "Русском смехе", а вскоре после этого принял участие в его поэтическом вечере в легендарном (там снималась "Карнавальная ночь" и шли первые бои КВН!) Дворце культуры МЭЛЗа. Оказалось, этому заводу конструктор Владимир Козлов отдал немалую часть своей жизни, а раньше была армейская служба, а уж совсем на заре биографии - участие в Великой Отечественной войне. Глядя на пусть и седого, но стройного, крепкого, неунывающего человека, я бы и не поверил в его столь солидный возраст, если бы не стихи - прямые и честные свидетели его непростого жизненного пути:
