фотографии корабля, проходящего ремонт, китайские военные заявили, что имеют право обладать своим авианосцем. Первое официальное подтверждение того, что авианосец "Варяг" будет введен в строй, появилось в июле 2011 года, спустя девять лет после его прибытия в Далянь. Переименованный в "Ляонин", в августе 2011 года он вышел из Даляня на первые ходовые испытания. 15 В сентябре 2012 года он был введен в состав ВМС НОАК.
Приобретение "Варяга" ознаменовало начало китайской программы строительства авианосцев, а также начало доктринальных изменений в китайском военно-морском планировании. Доктринальные изменения также были обусловлены китайским адмиралом Лю Хуацином, который считал, что Тихоокеанский век будет принадлежать Китаю и что китайская морская мощь будет приобретать все большее значение в обеспечении суверенитета и контроля Китая над ближними морями, а также в защите его морских прав и интересов. Эти цели, по его мнению, могут быть обеспечены только тогда, когда Китай установит "морской контроль" над двумя островными цепями, которые после окончания Второй мировой войны находились под господством американского флота и позволяли американцам сдерживать попытки ВМС НОАК прорваться в западную часть Тихого океана. Первая из этих островных цепей простиралась от Японского архипелага и островов Рюку до Тайваня и Филиппин; вторая брала начало на японских островах Огасавара-Гунто (Бонин) и простиралась до Марианских и западных Каролинских островов. Задача, которую адмирал Лю поставил перед флотом НОАК, заключалась в том, чтобы вырваться из этих двух островных цепей в голубой океан. Приобретение "Варяга" стало центральным элементом этой военно-морской стратегии Китая. Длительная погоня за авианосными технологиями - хороший пример того, как китайцы систематически и целенаправленно выполняли свои стратегические требования, сначала получив ноу-хау и проведя исследования, прежде чем реализовать свои планы военно-морской экспансии. Они оставались под радаром и почти никогда не раскрывали своих истинных намерений.
В то время как ВМС НОАК наращивали свои силы для выполнения новой роли, китайцы начали планомерно создавать исторические, юридические и фактические основания для претензий на островные территории в Южно-Китайском и Восточно-Китайском морях. В 1992 году Всекитайское собрание народных представителей приняло Закон о территориальных морях и прилежащих зонах. В соответствии с этим законом вся совокупность островов Южно-Китайского моря - группы островов Пратас (Дунша), Парасельские (Сиша) и Спратли (Наньша), известные в Китае под общим названием Наньхай Чжудао, - была признана суверенной китайской территорией. Это подкрепило более раннее заявление, обнародованное в 1958 году под названием "Декларация правительства Китайской Народной Республики о территориальных морях Китая". Новый закон также потребовал от иностранных ВМС запрашивать предварительное разрешение на мирный проход любого иностранного военного корабля, желающего пройти через Южно-Китайское море. В 1998 году Китай принял Закон об исключительной экономической зоне и континентальном шельфе КНР, предоставив дополнительные морские права по сравнению с законом 1992 года.
Еще во время принятия этого закона китайские историки начали создавать новые исторические факты в поддержку расширенных юрисдикционных и территориальных претензий Китая на окружающие его моря. Они утверждали, что "острова" Южно-Китайского моря (Nanhai Zhudao) на протяжении веков были неотъемлемой частью китайской территории. Китайские мореплаватели обнаружили их еще во втором веке до нашей эры. В подтверждение этого утверждения приводились исторические записи времен династии Восточная Хань (25-200 гг. н.э.), содержащие сведения о географическом положении и геоморфологических условиях островов. Династия Сун (960-1279 гг. н.э.), по утверждению китайцев, даже назначила императорского посланника по управлению и умиротворению для управления этими южными территориями. На официальных картах династии Цин (1644-1911) острова были изображены как часть Китайской империи. Китай также указал на создание националистическим правительством в марте 1947 года Управления Тайпин Дао Наньша Кундао под контролем провинции Гуандун как на доказательство того, что Китай долгое время управлял островами. Ни одна из этих претензий не была основана на договорах или соглашениях с другими сторонами или претендентами. Китайцы просто ожидали, что международное сообщество примет их как действительные с точки зрения международного права, поскольку они, как им казалось, отвечали требованиям "приобретения путем открытия". С другой стороны, они перевернули свой аргумент, когда отвергли территориальные претензии других стран, включая Индию, на аналогичных основаниях, заявив, что они неприемлемы, поскольку соответствующие страны не предоставили никакой договорной основы в поддержку таких претензий. Это хороший пример того, как Китай применяет двойные стандарты в своих международных отношениях в зависимости от того, является ли он истцом или стороной-агрессором. Принципиальный вопрос, судя по всему, является лишь вопросом удобства, который можно использовать или отбросить, чтобы соответствовать их повествованию.
Наряду с принятием законов и выдумыванием "исторических" претензий на суверенитет и юрисдикцию в Южно-Китайском море Китай начал проводить политику "ползучей напористости" на море. Их тактика заключалась в установлении постоянно расширяющегося физического присутствия в Южно-Китайском море без провоцирования военной конфронтации. В июле 1992 года Китай занял риф Да Лак, на который претендовал Вьетнам. В феврале 1995 года на филиппинском рифе Mischief Reef начали появляться китайские постройки. В 1999-2000 годах китайские рыболовецкие суда начали претендовать на отмель Скарборо в районе Макклсфилдской банки, на которую претендовали Филиппины. Все это сопровождалось агрессивным поведением Китая по отношению к Тайваню в 1995-96 годах, когда он провел ракетные испытания в Тайваньском проливе (якобы потому, что на Тайване проходили первые свободные всеобщие выборы, на которых президентом был избран лидер сторонников независимости Ли Тен Хуэй). Было лишь вопросом времени, когда их поведение вызовет озабоченность у стран-претендентов АСЕАН. Китай не был обеспокоен выражением их озабоченности как таковой. На самом деле его беспокоила возможность американского вмешательства, поскольку его военно-морская мощь не шла ни в какое сравнение с американским седьмым флотом. Поэтому Китай сменил курс, приняв политику, которая была "внешне мягкой, а внутренне жесткой". Это означало, что, по крайней мере внешне, китайцы заняли более разумную позицию по вопросу Южно-Китайского моря и предложили провести переговоры с другими государствами-претендентами. При этом они ловко намекнули, что такие переговоры должны быть двусторонними, то есть с отдельными государствами-претендентами, а не с АСЕАН в целом или с внешними сторонами. Они не хотели, чтобы вопрос приобрел региональный или многосторонний характер или чтобы возникла опасность американского вмешательства в юрисдикционные и территориальные вопросы. Чтобы отвлечь внимание от своих долгосрочных целей, которые на самом деле заключались в получении полного контроля над Южно-Китайским морем, они дополнительно попытались развеять опасения стран АСЕАН как группы, согласовав с АСЕАН Декларацию о кодексе поведения (DOC) сторон в Южно-Китайском море. (Озабоченность АСЕАН китайской напористостью в Южно-Китайском море привела к тому, что они коллективно одобрили идею регионального кодекса поведения, чтобы сдержать дальнейшие посягательства Китая после оккупации Китаем рифа Мишиф в 1996
