Кипучая натура незакомплексованного провинциала с душою следопыта и взыскательного ревизора позволяет ему вторгаться на запретные территории большой политики или высокой науки и… посрамлять ее адептов. Так было, например, с книгой "Катынский детектив" 1995 года издания о судьбе пленных польских офицеров в СССР, которую до сих пор спрашивают на книжных развалах. Это документальное расследование в увлекательной детективной форме создало небывалый прецедент в практике межгосударственного парламентаризма: депутаты польского Сейма обращались в нашу Думу с запросом по поводу "Катынского детектива".
В списке мухинских удач книга "Убийство Сталина и Берия", уверена, займет подобающее место. Уже через месяц после выхода она стала бестселлером, заняв первую строчку в списке лучших книг документального жанра по данным продаж. Этот факт обходится молчанием в таких изданиях, как "Книжное обозрение", "Аргументы и факты", "Независимая газета" и другие. Это печально. И не столько для самого автора, сколько для нашей декларированной демократии, вдруг побрезговавшей очевидным рыночным аргументом. На всякого мудреца довольно простоты, а на современных российских политиков вместе с сервильными историками оказалось довольно Юрия Мухина, чтобы явить миру самую большую сенсацию минувшего и, возможно, нынешнего веков: убедительную версию мотивов и методов, использованных партийной номенклатурой СССР для того, чтобы физически и морально уничтожить двух крупнейших политических деятелей нашей и мировой истории — Сталина и Берия.
Это очень информационно емкая книга. Несмотря на взрыв интереса к Сталину и соответственный спрос на документалистику о нем, Мухину удается отыскать в биографии вождя, как модно говорить, исключительно эксклюзивные подробности, которых нет в других современных исследованиях. Конечно, самые впечатляющие страницы жизнеописания Сталина под пером Мухина — это полководческое творчество вождя в годы Великой Отечественной войны. Тут Мухину нет равных в раскрытии особенностей стратегического мышления советского генералиссимуса, обеспечивших истинное превосходство над германским гением в лице всего командующего синклита из окружения Гитлера.
С не меньшей любовью и восхищением рисуется деловой портрет Берия, катастрофически не совпадающий с тем, какой закреплен в нашем сознании. Тугоумного и несамостоятельного читателя подобная беспорочная парсуна может ввергнуть в шок, защититься от которого можно только, вступив в спор с автором, но попробуй с ним поспорить! Логика его безупречна, документальных свидетельств выше головы, еще больше праведного желания отыскать истину. Ищущий да обрящет, потому везение сопутствует Мухину на путях всех его концептуальных поисков. Находки ошеломляют, хотя далеко за ними ходить не приходится. Зная, что лукавый прячется в деталях, Мухин с особым тщанием перечитывает известную и мало известную мемуаристику, вылавливая чайной ложкой разнящиеся нюансы. Плодотворен ли этот метод? Если количество способно к качественному переходу, то — бесспорно.
По большому счету, "Убийство Сталина и Берия" — это своеобразное введение в государствоведение, открытый доступ к механизмам управления, функционировавшим на верхних этажах государственного устройства всю советскую эпоху. В отличие от скучных учебников по обществоведению данное "учебное пособие" словно угль, пылающий огнем — так велик запал авторских чувств, выплеснутых на страницы: от любви к героям до ненависти к врагам. Кто был поджигателем — тоже ясно: трубадуры-филистеры горбачевской "перестройки", которая в отличие от сталинской, обращенной к народу, замышлялась против народа, а мудрого вождя рядом не оказалось.
Теперь о главном, что главнее убийства и что оставлено на финал: прогноз на будущее. Он логично вытекает из всего вышеизложенного со всеми историческими перипетиями и уголовными завихрениями. Он страшен: автор в оглашении его беспощаден, как палач. Единственное утешение — ошибочная расстановка сил на политической арене ближайшего будущего, допущенная Мухиным. Думается, черный пессимизм автора — больше следствие его одиночества, чем проницательного ума.
…В передаче "Русский век" Андрей Караулов голосом драматического актера расспрашивает умнейшего человека России ученого-лингвиста Вячеслава Иванова о нашей новейшей истории. Например, о Сталине. Умница Иванов, сын писателя-большевика Всеволода Иванова, как последний совковый обыватель, презрительно роняет: "Зачем говорить о ничтожествах: Сталин, Гитлер! Гитлер был чистым невротиком, а Сталин — сумасшедшим…" И это говорит мой бывший педагог, профессор, доктор наук, любимец гуманитариев Московского университета?! От стыда за российскую элиту хочется провалиться сквозь все этажи моего дома. Профессор, да почитайте Мухина — это вы не проходили!
19 августа 2002 0
34(457)
Date: 20-08-2002
Author: Андрей Езеров
ПЕРЕПУТЬЕ
В.МОСС. Православная церковь на перепутье. — С.-Пб.: Алетейя, 2001.
В серии "Богословская и церковно-историческая библиотека" (под редакцией В.Лурье) вышла, бесспорно, интересная, но весьма неоднозначная книга известного британского "православного публициста" и деятеля В.Мосса.
Книга действительно интересна, и вот чем: впервые на русском языке (ред. перевода Т.Сенина) довольно внятно изложена история старостильного движения Греции. Автор очевидно использовал много недоступных русской публике документов и свидетельств. Все это делает чтение частей книги, посвященных Греции (и, пожалуй, Румынии), увлекательным, но, не скроем, часть, посвященная России, куда менее интересна, информативна и убедительна по следующим причинам.
— Та часть общественности, которая интересуется всем этим, как правило, уже достаточно знакома с изложенными фактами.
— Политическая и конфессиональная ангажированность автора более чем очевидны нескрываема.
— Банальный, а потому неубедительный антисоветизм.
— Внутренние противоречия (в тексте) и явные личные пристрастия (хотя, справедливости ради, не без претензий на объективность).
Впрочем, эти противоречия и пристрастия заметны и в интересной "греческой" части текста: так, например, греческие старостильники ("матвеевцы") охуждаются за то, за что в сей же книге похваляются румынские: единоличное рукоположение (как будто, вспомним примеры, того же неоднократно не бывало и в древности?) епископа… Примеров такого рода настолько много, что формат статьи не позволит охватить даже малую их часть.
Любопытно, что поворотным моментом в истории Православия автор, похоже, считает "несостоятельность" отречения императора Николая II и последующие события революции (всё истолковано крайне антикоммунистически, что, впрочем, и неудивительно, т.к. автор — природный англичанин). На наш взгляд, едва ли не в большей мере, чем действия подрывных элементов, крушению монархического строя в России способствовало необдуманное несчастное участие в Мировой войне (за чужие интересы), что привело к краху.
Занятно и то, что Мосс не скрывает своей симпатии к тогдашнему греческому монарху Константину, пытавшемуся (впрочем, увы, неудачно) удержать свою страну сначала от участия в Мировой войне, а затем и в анатолийской авантюре, приведшей греков к национальной катастрофе (большинство греков было изгнано с мест традиционного проживания Ататюрком). "Умеренный Константин" ему вполне импонирует…
Первое падение Константинополя, Смутное время, П.Могила, Раскол, Хованщина, "статьи царевны Софьи" и прочее для Мосса как бы не существуют. Все застит отречение и затем "декларация митрополита Сергия"! Воистину, за деревьями и лесу-то не видно! За 17-м годом — XVII века. Так, упоминая даже Андрея (кн.Ухтомского), еп.Уфимского (с.152-153) г-н Мосс ухитряется и словом(!) не обмолвиться о старой вере, о Древлеправославии и т.п., а ведь сколько слов о незыблемости Предания (в связи с исключительно календарем) у него нашлось.
Не будем и дальше утомлять читателя перечислением всех несуразностей — их действительно очень много. Но у книги есть свои яркие страницы (скажем, описание смерти митрополита Хризостома Флоринского), она содержит и сообщает множество ранее неизвестных фактов. Читатели могут быть согласны или не согласны с выводами и оценками автора и редакторов, но то, что книга должна быть интересна и полезна для всех, серьезно интересующихся историей Христианства, — несомненно.
Надеемся на появление не менее интересных, не менее значимых, но менее ангажированных и более научных трудов на ту же тему.
