– Опомнись, председателя попроси, он им быстро применение найдёт. – Старуха думала, начинается обычная свара.
– Найдёт?!
Старик аж крякнул с досады, с председателем он уже толковал. «…Нет у меня им применения, от их удали весь колхоз ходуном ходит, или я здесь, или они. Слыханное ли дело? Клуб за ночь построить, теремтеремок. Из какого материала теперь коровник прикажешь строить?»
– Какой лес стратили!..
Старик по привычке потянулся за вожжами, передумал, только в сердцах ногой топнул. Опечалились сыновья, поняли: всё, нынче отец с председателем заодно, надо собираться, отгуляли по родным лесам и лугам, по родимой околице. Другая жизнь ждёт. Какая она?
Старуха – в слёзы, тоже всё поняла. Забилась, затрепетала материнская душа.
– Да пошто это всех сразу? Ладно, эти постарше, а этогото куда, малец совсем… Хорошо, коль в институт возьмут, а не возьмут, тада что?
– Малец! – взъерепенился старик. – Брёвна таскать – так не малец… Всех собирай!
Пришли братья на узловую станцию, никто их не провожал. Дорога к станции одна, возле нового клуба.
Потому и сказал отец: «Мы из-за вас страмиться не будем, натворили – сами расхлёбывайте». У крыльца расцеловались. «Поженитесь, – всхлипывала мать, – невесток привозите, в них ваша удача, потому как неприспособленные вы к нормальной жизни». Отец расчувствовался, пряча слезу, крутнул глазом. И всё повторял: «…Мать слушайте, мать слушайте!..» Будто не они уезжали, а он на свою распроклятую лесозаготовку.
Сидят братья на станции, кручинятся, не хочется им расставаться, но и ослушаться не смеют: дорого родительское благословение.
– Поеду я в город Владивосток, – сказал старший. – Мореходом стану, заморские страны посмотрю, а хватит силёнок – многие корабли по океанам водить буду.
– Это хорошо, – согласились братья. – Отродясь в нашей деревне мореходов не было.
Подошёл пассажирский поезд, встал старший, а младшийто и к нему:
– Возьми меня, брат, с собой: не знаю я, кем мне быть.
Хочется старшему взять его с собой, но и перед средним братом совестно, останется тот один, да и кто знает, что ждёт во Владивостоке.
– Нет, – сказал он. – Потом приедешь, зорче посмотри вокруг, попытайся сам применение себе найти.
Только и услышал младший: «…зорче посмотри вокруг…», остальное заглушил поезд. Уехал старший брат.
– Пожалуй, поеду я в Новосибирск, в Академгородок, – сказал средний. – Физикядерник – это как, неплохо?
– Очень даже хорошо это, отродясь не было в нашей деревне физиков, притом ещё ядерников.
– Хватит силёнок – солнечные спутники, как зайчиков, запускать буду.
– Брат, возьми меня с собой! Не знаю я: кем мне быть?
Но и средний не взял. Хотелось, конечно, но не взял, успел только крикнуть с вагонной площадки: «Потом приедешь, зорче посмотри вокруг…» И уехал.
Уехали братья – до того одиноко младшему стало, до того кручинушка им завладела, что не то что там зорче, а вообще не хотелось глядеть ни на что. Подошёл поезд – запрыгнул на подножку, не посмотрел даже: куда, что? Всё одно, сам не знает. А поездто оказался не простой, не пассажирский, то был товарняк. И как началось оно сразу через пеньколоду, так и пошло у младшего, так и пошло. Нигде не останавливался его поезд. Всю огромную страну вдоль и поперёк исколесил. А годыто шли.
«Старший стал капитаном дальнего плавания, средний, – говаривал старик, он теперь в клубе сторожем работал, – спутники делает». – «А младшийто, младший?» – особливо докучали пионеры, они бухгалтерию открыли на знаменитостей, чтобы, значит, через них родную деревню горячее любить. «Эх, идрит твою!..» – вскипал старик, но, спохватившись, тут же замолкал – дети. Шибко обижала его нонешняя затея – любить обязательно через чтото. «А кабы не было этого «чтото»?.. Не пойму я их», – сокрушался старик перед старухой, но пионерам отвечал обстоятельно: имел уважение к детской просьбе. «За Ваню ничего не знаю. То с Братска, то с Казахстана, то с Латвии, то с Белоруссии, а это, по землетрясению, с Ташкента письмо прислал. Туман наводит: «Греюсь у костра многих народов». Старик начинал закипать. «При детяхто!» – осаживала старуха. Старик сдавался, подавлял выражения. «И то верно, сами виноваты – младший, баловали».
Долго ли, коротко… Женились сыновья. Надумали под Новый год стариков попроведать, родительское благословение на дальнейшую жизнь испросить, заодно и жёны пусть промеж собой познакомятся, теперь все свои – родня.
Приехали в один день, так совпало. Старший – утром, на такси. Средний – в обед, на чёрной районной «Волге», местное начальство побеспокоилось. А младший – пополудни, на одноконной подводе.
Солнце, тихо, морозная пыльца поблёскивает, полозья поскрипывают.
Мог, конечно, и младший на такси, но встретился дед Тимоха, захотелось как встарь, да и Дуняше было любопытно, на машинето многого не усмотришь, а главное, течения воздуха лесного не услышишь. «Ага, воон ваш «теремок», – обрадовалась она. И так это они засмеялись с Ваняткой, что и дед Тимоха вроде как бы годы отринул, отозвался: «Оный, оный!»
По рассказам Ванятки Дуняша знала деревню. Не раз мысленно, словно по щучьему велению, летала в неё и сейчас ориентировалась легко, свободно, точно сама выросла в ней. Потому и чувство было у неё такое, будто она здесь уже когдато была. Странно это: не была, а была.
Встретились так: открывает Ванятка дверь в избу, а там всё скворчит, шипит, пар до потолка, подготовка к застолью идёт.
– Батя, принимай пополнение!
Ванятка здоровый, яко богатырь, загородил дверь, Дуняшки и не видно за ним. Она торопится себя в порядок привести, платок сорвала, волосы отряхнула, да рази ж их отряхнёшь как следует… Скорей в сумочку за зеркальцем – не нашла; а тут уже и её черед, разволновалась. Жёныто братьев красавицы: платья в мехах, в заморских ожерельях, глядят на неё, а Дуняша уже и видеть всё перестала. Ступила два шага, а сумочкато ненадёжная была, студенческая, ах ты горе какое – оборвался ремешок, упала сумочка. Споткнулась об неё Дуняша и совсем смутилась. Улыбается так жалобножалобно, вроде как бы чегото она просит у всех и ищет, ищет… А Ваняткато вот он, рядом:
– Да ты что, Дуняша?!
Припала она к нему в сереньком пальтеце и задрожала, задрожала вся.
– Да что же это ты, Дуняша, домато небось мы… Евдокия Ивановна, дома!
И ничего особенного не сказал Ванятка, а сдвинулось чтото в старике. Крутнул глазом.
– Эх, идрит твою, – махнул рукой. – Удача тебе, Иван, удача!
Старуха тоже нутром вздрогнула, фартук к глазам поднесла. А Ванятка всё увещевает, увещевает…
– Да от радости я это, Ваня, от радости, – как бы уже и осердясь, смахнула платком слезу Дуняша и крепко-крепко обняла старуху, как исстари и обнимают у нас, на Руси, только мать.
Ёрш - птица осенняя
Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев
Теги: юмор
Очередной, пятый по счёту, фестиваль юмористической и сатирической песни и поэзии «Ёрш» прошёл без особой шумихи в прессе. Толпы папарацци не осаждали подмосковный пансионат «Поляны», давший тусовке приют. Не наблюдалось также съёмочных групп, командированных центральными телеканалами. Из фанатов и фанаток конкурсантов приехали только самые преданные. На всё про всё устроителям хватило 42 часов. Зато каких!.. Как обычно, не растекаться чтоб мыслью по древу, посылаем всех интересующихся на три буквы. Ё, Р и Ш, если конкретно. А ещё конкретнее – на сайт фестиваля «Ёрш-2016». Там всё подробно – с большим объёмом фото и видеоматериалов – отражено. А наше дело бумажное, допотопное: стихи участников печатать, ямбы, хореи да амфибрахии разные…
Администрация «Клуба ДС»
Елена АЛБУЛ, дипломантка фестиваля
СОВЕТ
В дни юности светлой, листая журнал,
Прочла я полезный совет:
«Чтоб брак твой с мужчиной кошмаром не стал,
Основа основ и начало начал –
Забыть навсегда слово «нет».
Запомни: мужчина ранимый такой!..
Он сразу уйдёт к другой.
Допустим, лежите в постели вы с ним.
Он, скажем, полез не туда,
Погладил не так, вожделеньем томим, –
Ты помни: поскольку он страшно раним,
Ответ твой всегда – «Милый, да!»
Раз ценишь в семье мир, любовь и покой,
Так можно всё сделать самой!
Но если мужчина, к примеру, не муж?
По делу пришёл он к тебе?
Чинить унитаз, регулировать душ,
Засоры прочистить в трубе,
Работать над стяжкой, укладывать пол,
Он плотник, маляр, штукатур;
Теперь он не просто у нас сильный пол,
Простите уж за каламбур.
