Он рухнул на пол и забормотал, торопясь подняться:
— Подожди… Вспомни… Я ж твой Иванушка… Ты ж должна меня поцеловать…
— Что?! — Алена, гневная и возмущенная, вскочила с постели, забыв про одеяло. — Вон отсюда!
Иван, тоже успевший вскочить, остолбенел при виде ее гнева и едва прикрытой наготы.
— Прочь! — наступала Алена. — Чтоб духу твоего здесь не было, дрянной мальчишка!
— Дай объяснить… Дай ты мне хоть слово сказать…
— Убирайся, пока я не превратила тебя в насекомое! — кричит Алена, поднимая руки.
Иванушка, размахивая руками, с бешеной скоростью устремился спиной вперед, чудом отворил входную дверь.
Вторая фигура промелькнула мимо Коврова и Брыля.
— Ничего не понимаю, — признался Ковров.
Поднявшаяся буря понесла Ивана по пустой улице, закружила на поворотах, не давая остановиться. Пролетев в вихре колдовского бурана, Иван рухнул в снег среди припаркованных машин. Ветер, словно по мановению, сразу прекратился. Вновь наступила тихая зимняя ночь, освещенная мирной луной. Иван протер глаза. Номера у машин вокруг были, естественно, разные, но что-то их объединяло. Приглядевшись, он увидел: «МНУ», «ГНУ», «ПНУ», «РВУ», «ТРУ», «РЖУ», «ЛАЮ».[20] Рядом стояли «БИМ» и «БОМ», а также «САМ» и «ХАМ». А за стоянкой возвышалось темное здание НУИНУ.
— Вот вы, значит, какие здесь чародеи, изобретатели волшебных палочек, — закипая гневом, обратился к заснеженным машинам Иван. — Ну, ничего! Я вам покажу, как чужих невест заколдовывать!
Он погрозил зданию кулаком.
— Значит, так. Видеть цель — ларец на седьмом этаже в кабинете директора. Верить в себя — этого у меня сейчас хоть отбавляй. Не видеть препятствий — чихать я хотел на все препятствия!
Разбежавшись, он врезался в стену НУИНУ и… исчез в здании. Только человеческий силуэт еще несколько секунд теплился на бетонной панели.
Почти одновременно в здание института вошел Сатанеев, но менее трудоемким способом. У вертящихся турникетов в вестибюле его встретили два мрачных ифрита с саблями наголо и разом спросили сиплыми голосами:
— Пароль!
— План по валу! — глухо отозвался Сатанеев из-под капюшона.
— Вал по плану, — хором сказали ифриты, убирая сабли. — Проходи.
Алена, все еще в возбуждении, расхаживает по квартире, выходит в коридор, тщательно осматривает входную дверь.
— Интересно, как он сумел проникнуть? Неужели девчонки? Вряд ли… Не такие они все-таки дуры… Разве что дверь могли по разгильдяйству не запереть… Как же он отважился… этот Пухов… Что это — наглость или действительно…
Она возвращается в комнату. Стоит в задумчивости.
— Стоит ли рассказывать обо всем Сатанееву?
Разбрасывает одним движением по столу карты, разглядывает их расклад.
— Правильно, пока не стоит. Лишнее знать всем вредно. А ему особенно.
Алена прыгает в постель, забирается под одеяло.
— Куда теперь занесло этого сумасшедшего мальчишку?..
А «сумасшедший мальчишка» весь в мелу и известковой крошке стоял тем временем в коридоре, соображая, куда идти.
— Так, — сказал он сам себе. — Кабинет должен быть там.
Из-за угла, держась за стенку, вышел представитель Кавказа с неизменным портфелем в руках. Увидев Ивана, он радостно вскрикнул и бросился к нему. Иван вздрогнул, завидев бегущего.
— Человек! — кричал представитель. — Товарищ! Где тут выход?
Недолго думая, Иван врезался в ближайшую стену и пропал в ней. Представитель Кавказа остановился на том месте, где только что была человеческая фигура.
— Мираж… — тоскливо произнес он. — Галлюцинация. Опять нет выхода. Эй, кто-нибу-у-удь?
Сатанеев открывал ключом дверь директорского кабинета. Иван проник в кабинет сквозь противоположную стену. Легкий шум, которым сопровождалось это проникновение, заставил Сатанеева вздрогнуть. Он скользнул в кабинет, оставив ключ в замочной скважине с внешней стороны, и затаился, прячась за открытой дверью.
В свою очередь Иван тоже замер, спрятавшись за спинкой большого кресла, напуганный позвякиванием качающегося ключа. В помещении было темно. Только едва тлеющие угли в большом камине бросали красноватые отблески на полированную мебель.
Наконец ключ в замке перестал качаться. С разных сторон соперники двинулись в темноте туда, где, по их мнению, должен был находиться ларец с волшебной палочкой. Мягкий ковер совершенно заглушал шаги. Две руки одновременно с разных сторон прикоснулись к резным бокам ларца, осторожно заскользили по направлению к крышке, и вот — пальцы их встретились. В темноте послышались два вскрика ужаса, слившихся в один. Похитители разом отскочили.
— Кто здесь?!
Но, так как вопрос был задан одновременно и голоса слились, обоим показалось, что они слышат только собственный голос. Дрожащие пальцы вновь потянулись к крышке ларца, распахнули ее. Две руки сунулись в обитую бархатом глубь и схватили палочку, сразу сжав ее в кулаках, причем один кулак оказался наверху, а другой — внизу. Первый принадлежал Ивану, второй — Сатанееву. Оба вцепились мертвой хваткой. И, выхватив палочку из ларца, закружились по комнате.
Со стороны движения их очень напоминали какой-то модерный танец. Выглядело это так потому, что каждый, желая завладеть палочкой и отбросить противника, лупил в темноту свободной рукой, наносил в разные стороны удары ногами и извивался всем телом. Но удары не достигали цели, так как оба сжимали палочку в правом кулаке и тела противников находились в стороне от прямых попаданий. Дерущиеся рывками приближались к стене, отделявшей кабинет от приемной. Почувствовав это, Иван рванулся. Резко бросившись вперед, он прошел сквозь стену. Сатанеев грузно врезался в препятствие и упал на ковер.
От сотрясения дверь, мягко повернувшись на хорошо смазанных петлях, захлопнулась. Щелкнул замок. Мелодично звякнули ключи в замке.
В избяной комнате, несмотря на поздний час, вовсю кипела работа. Изготовлялись инструменты для ансамбля. Гнулись, полировались, склеивались кусочки дерева, натягивались струны, пробовались смычки, и уже звучала веселая песенка о скрипках и барабанах в ловких руках, которые все могут поправить, сделать и починить.
Ярко горел огонь в печи, где в глиняных горшочках кипели разноцветные лаки. Обнаженный по пояс Борис, зверски сморщившись, орудовал ухватом, подпевая товарищам гулким басом. Приплясывая, подвязавшись импровизированным передником, лакировал свои барабаны маленький, юркий Антон. А Нина, которой давно пора было спать, танцевала что-то лихое на широченной лежанке, за спиной Бориса.
Увлеченная общей творческой атмосферой, скатерть-самобранка приставала к людям:
— Борис Николаевич, откушайте чайку!
— Спасибо, не хочется, — ответствовал Борис.
— А вы с пряником. Сестричку угостите.
— Спит она, — уверял Борис, не замечая лукавых улыбок вокруг.
— Тебе, Антошенька, на поправку идти надо. Садись, покушаешь! — манила скатерть.
Но Антон ничего не слышал, выбивая свои дроби и бреки.
— Эх, — сокрушалась старая скатерть. — Приходите, тараканы, я вас чаем угощу…
Распахнулась дверь. В морозном пару появились Ковров и Брыль.
— Иван не возвращался? — с порога спросил Ковров. Ребята переглянулись.
— Случилось что-нибудь? — встревоженно спросил Борис.
— Случилось, случилось… — закивал Брыль.
Из избы, возбужденно галдя, вывалилась группа людей, одеваясь на ходу.
Сатанеев со стоном очнулся после удара о стену. Сел, пошарил вокруг себя руками, потом, окончательно опомнившись, резко вскочил. На полу валялся пустой ларец. Сатанеев поднял его, запустил внутрь обе руки.
— Унес? Унес… — прошептал он, оглядываясь, и пошел к двери.
Дверь не открылась. Несколько секунд он, еще не понимая, дергал ручку, потом ударился в дверь всем телом, отлетел и встал, как вкопанный. Из груди его вырвался сдавленный вопль.
— Пропал! Вот теперь — пропал!
Запыхавшись после долгого бега, Иван вошел в пустую избу. В печи горел огонь, в беспорядке валялись незаконченные инструменты.
— Прошу к столу! — сладко пропела скатерть. — Что кушать изволите?
— Потом, потом! — отмахнулся Иван, сбрасывая испачканную кирпичом и известкой шубу.
Торопясь, он выхватил из-за пазухи волшебную палочку, с удивлением посмотрел на нее.
— Вылитый карандаш! Ладно, лишь бы работала…
И, зажмурившись, шепча что-то, резко взмахнул рукой с зажатой в ладони «карандашом».
Из противоположных улиц навстречу друг другу, разводя руками, выходят «поисковые группы». Одна во главе с Ковровым, другая — с Брылем. Встретившись, они молча топчутся на месте, решая, что предпринять, дыша на руки и по-извозчичьи похлопывая себя по бокам.
