Может, не стоило лечебницу закрывать?
Но раз уж история не знает сослагательного наклонения, то остаётся надеяться, что когда-нибудь здесь будет музей. О том, что судьбой усадьбы озаботился некий благотворительный фонд, сообщает табличка на входе в парк. Это его стараниями облагорожен фруктовый сад и свежевыкрашен памятник. Табличка вообще-то смущает: так нынче столбит территорию «частный инвестор». Ничего плохого в частном инвесторе, разумеется, нет, вот только кто знает, что у него на уме… Не получилось бы как с чириковской усадьбой в Ферзикове, что в двенадцати вёрстах от Богимова. Там восстановление исторической достопримечательности обернулось коммерческим проектом – строительством досугового центра с многозвёздочной гостиницей на 600 мест, ресторанами и развлекательными заведениями.
…На краю парка стоит полуразрушенный храм. Нет креста, не сверкают золотом купола, осыпались и местами обрушились стены. Этот храм очень нравился Павлу Егоровичу Чехову, отцу писателя. Благолепным он казался ему и снаружи, и изнутри.
Три года назад заявился сюда батюшка из Калуги и отслужил молебен. Скоро вернуться, правда, не обещал: слишком малочисленна паства. Но в храме с тех пор продолжает звучать молитва: словно беспоповцы из староверов, православные старики и старушки, а летом ещё и московские и алексинские неофиты-интеллигенты, заходят сюда по воскресеньям и праздникам зажечь свечу и перекрестить лоб перед бумажными иконками Калужской Богородицы и Святителя Николая, попросить у них помощи и заступничества для себя, для ближнего и искреннего своего. Искренний – по-церковнославянски «земляк». Храм продолжает намаливаться, следовательно, рано или поздно оживёт и Богимово, перестанет оскорблять природу и обвинять русского человека.
Арсений РОДЫНА, Калужская область
Община смиренных
Общество / Общество / Адреса милосердия
Глуховский Михаил
Фото: РИА «Новости»
Теги: общество , мнение , самосознание
Перелистывая в очередной раз «Толковый словарь живого великорусского языка» Владимира Даля, невольно подумал вот о чём. Как много в языке наших пращуров было слов, обращённых к духовному началу в человеке!.. Добропамятность, добродетель, здравомыслие, сердоболие... Сегодня, похоже, испарились они под холодными ветрами перемен. А ведь народом недаром замечено: худо тому, кто добра не делает никому; в ком добра нет, в том и правды мало...
В 1802 году в Москве на Большой Калужской улице открыла двери Голицынская больница. Это был щедрый подарок городу князя Дмитрия Михайловича Голицына. Строительство велось по проектам знаменитых русских архитекторов В.И. Баженова и М.Ф. Казакова. Новая больница стала одним из красивейших сооружений Первопрестольной. Показательно, что уже через год здесь отменили плату за лечение. Посчитали, что она компрометирует идею христианской благотворительности.
Пролетели годы. После присоединения к Голицынской больнице ещё нескольких лечебниц в центре столицы заработал единый комплекс – городская клиническая больница № 1 им. Н.И. Пирогова. Сегодня она занимает огромный квартал вдоль Ленинского проспекта. Москвичи и гости столицы невольно обращают внимание на расположенный в центре больничный храм святого благоверного царевича Димитрия. В 1990 году храм был возвращён Русской православной церкви и вторично освящён, а ещё через год здесь было создано Свято-Димитровское сестричество – религиозно-общественная организация, видящая свою задачу в помощи тяжёлым пациентам больницы.
Сегодня в Свято-Димитриевском сестричестве, существующем за счёт грантов и пожертвований, 70 сестёр. Это не монашеская община. Среди сестёр много вдов, есть замужние, многодетные, молодёжь. Всех их объединяет готовность служить ближним. Они заботятся о страждущих в больнице и на дому, опекают детей-сирот, обеспечивают профессиональный уход и реабилитацию тяжёлых одиноких больных.
– От членов сестричества, – рассказывает главная сестра Татьяна Павловна Филиппова, – требуются особые качества: милосердие, терпение, смирение, профессиональная подготовка, духовный подвиг и способность к тяжёлому физическому труду. По соседству с нами, что называется, бок о бок, работает медицинское училище. Это первое в современной России государственное православное медицинское учебное заведение. Наряду с получением медицинских познаний учащиеся изучают основы православия, сестринского дела и милосердия.
На первом собрании прихода настоятель храма отец Аркадий Шатов сразу же заявил: «Раз наш храм больничный, то прихожане должны помогать ухаживать за немощными». Ещё смутно представляя, что и как делать, доброхоты переступили больничный порог. И сразу же почувствовали, какие трудные испытания их поджидают.
– Это сейчас здесь всё на европейском уровне, а тогда, в 90-е, медицинский персонал буквально разрывался на части. И всё же мы, – вспоминает собеседница, поначалу ощутили холодок недоверия. Человеческая натура такова, что когда рядом кто-то стремится делать что-то хорошее, хотя его вроде бы никто об этом не просил, это вызывает раздражение: не за длинным ли рублём вы сюда потянулись? А мы быстро поняли: ухаживать за больными – наука, своего рода искусство, которое надо постигать. Сжав зубы, учились. Нехватка профессиональных навыков восполнялась отзывчивостью, теплотой, с которой шли к страждущим, ждущим сострадания.
Рассказ коллеги дополняет Инна Корнельевна Аствацатурова, помощница главной сестры:
– Поначалу мы получили тяжёлые отделения больницы – две неврологии, три травматологии. Потом, приглядевшись к нам, нас попросили помочь в терапии, хирургии, реанимации, урологии. Открылся стационар приёмного отделения неврологии и кардиологии. Здесь были больные с ещё не поставленным диагнозом, те, кто ждал свободного места в перегруженных палатах. Эта своеобразная гостиница была полностью отдана под патронаж сестёр милосердия. Вот где проходила проверка на профпригодность: не каждый может вынести вид крови, грязи, гноя.
Когда в 1992 году открылось медицинское училище, большинство из сестёр милосердия пошли учиться на вечернее отделение. А ведь многим уже было за пятьдесят. Что ж, годы не помеха, если есть жгучее желание приобщиться к азам профессии. Получив дипломы, продолжаем заниматься уходом, помогаем медсёстрам. От чёрной работы никуда не уйдёшь.
Инна Корнельевна, вздохнув, замолкает... Те, уже давние 90-е и захочешь – не забудешь. Приёмный покой, люди: кто с огнестрельным ранением, кто с колотой раной, кто избитый. Бомжи с опарышами на ногах. Одежду спешно уничтожали. Каждого надо было помыть, выскоблить... И физически, и морально изнуряющая работа. Приходилось участвовать и в кровавых схватках. Привозили какого-нибудь мафиози, а другой бандит со своей командой прибывал следом – ожидал в приёмной, когда раненый выйдет, чтобы добить... Рискуя жизнью, вмешивались, чтобы не допустить побоища.
Инна Аствацатурова каждый вечер делала обход: закрывала отделение на амбарные замки. В одиночку появляться было небезопасно. Шла в сопровождении сторожа. Выгоняла посетителей, которые сидели на кроватях у больных, выпивали...
– Тогда-то, – говорит собеседница, – пришла к выводу: надо стать «семьёй» больного, жить его интересами. Войти в его особый мир, стать ему близким, лишь так его можно потянуть за собой, к выздоровлению. Никому не дозволено быть просто наблюдателем чужой боли. Потому что завтра она коснётся непосредственно тебя...
Социальная защита – в первую очередь дело государства. И хорошо, что начали, наконец, говорить о необходимости развивать паллиативную помощь. Её в стране, кстати, ждут около миллиона человек. Речь идёт не только об онкологических больных. Страдают люди с нейрохирургическими, неврологическими недугами, с заболеваниями опорно-двигательного аппарата. Кроме медикаментозной терапии немощным нужен уход. Людей, способных выполнять такую работу, мало. Их надо готовить. Да и в больницах практически отсутствуют отделения для нуждающихся в постоянном длительном уходе.
– У нас в «травме», – рассказывает Инна Аствацатурова, – лежит тяжёлый больной. Жизнь он прожил тоже тяжёлую и, прямо скажем, некрасивую. С большим трудом отыскали его сына. А тот даже навестить его отказался: «Когда-то отец не хотел слышать обо мне, теперь я не хочу слышать о нём. Больше не звоните»...
Меж тем умирающий отец с нашей помощью стал кушать, чем-то интересоваться. Его начали вывозить гулять... Руководство негодует: «Столько времени держите больного, сколько денег на него ухлопали!» Но что делать, если его не берёт ни одна социальная структура?..
