время у диетолога Протасова родился сын, по слухам похожий на него.
Президент забыл о нём. У него было много дел.
Приближалась Олимпиада, и у Президента были планы. Планов этих было много, и нередко один заскакивал за другой.
Он раздался в ширину и осел. Лицо его стало кирпичного цвета.
Министр опять впал в немилость. Президент все реже смеялся.
Перебирая списки, он наткнулся раз на имя диетолога Протасова и назначил его сперва директором поликлиники, а в другой раз начальником городского здравозахоронения.
Диетолог был исправный врач и скоро он стал главным санитарным врачом.
Потом Президент снова забыл о нём.
Жизнь врача Протасова протекала незаметно, и все с этим примирились.
Его предшественник был человеком громким и шумным, и от него многим хотелось отдохнуть, а тут всё было тихо и спокойно, что всем нравилось.
Дома у него был свой кабинет, в городской Думе своя комната, и иногда туда заносили донесения и приказы, не слишком удивляясь отсутствию санитарного диетолога.
Лучше всего чувствовала себя в громадной двуспальной кровати журналистка.
Муж подвигался по службе, спать было удобно, сын подрастал. Иногда супружеское место диетолога согревалось каким-либо бизнесменом, капитаном или же вовсе лицедеем. Так, впрочем, бывало во многих чиновничьих постелях столицы, хозяева которых были в отлучке.
Однажды, когда утомившийся любовник спал, ей послышался скрип в соседней комнате. Скрип повторился. Без сомнения, это рассыхался дорогой бразильский паркет, оказавшийся подделкой. Но она мгновенно растолкала заснувшего, вытолкала его и бросила ему в дверь одежду.
Опомнившись, она смеялась над собой.
Но и это случалось во многих чиновничьих домах.
А потом муж умер — так часто бывает.
Даже с врачами.
Похороны диетолога долго не забывались Москвой — верно, с неделю об них помнили.
А в тех журналах, что выходили раз в две недели — и того дольше.
По Тверской ехала вереница машин с мигалками.
На подушках несли ордена.
За чёрным тяжелым гробом, втиснутым в машину «Скорой помощи» ехала в кабриолете жена, прижав к себе великовозрастного сына.
И она плакала.
В крематории стреляли солдаты в белых перчатках, а потом ещё стрелял караул на кладбище.
Стреляли все — даже дагестанцы, торговавшие цветами у ограды.
К незарытой могиле с некоторым опозданием приехал Президент и, кашлянув, произнёс:
— У меня умирают лучшие люди.
Карлсона же с тех пор вовсе никто не видел. Но это немудрено с такой путаницей в фамилиях.
Извините, если кого обидел.
24 ноября 2013
На дощатой террасе близ конопляника веснушчатая дочь тайного советника Агриппина Саввична фон Бок потчевала коллежского асессора Аполлона Филипповича Карлсона винегретом с ветчиной и другими яствами под аккомпанемент виолончели с фортепиано.
— Подали ли вы апелляцию? — произносила веснушчатая нимфа протяжно.
— Нет-с, — отвечал асессор печально. — Ни к чему.
В коноплянике пели птицы, будто в терновнике.
— Батюшка ваш, Филипп Аполлинарьевич, будет недоволен.
— Ах, оставьте, Агриппина Саввична, — печально пел Аполлон Филиппович и тянулся вилкой к буженине.
Мадмуазель фон Бок откинулась на оттоманке и запечалилась.
Гнев Филиппа Аполлинарьевича был страшен, и лучше б случился какой конфуз с Аполлоном Филипповичем навроде инфлюэнцы или аппендицита, чем прознал батюшка о том, что его милый сынок не прошёл испытание на чин.
— Папенька у свояченицы, — отвечал Аполлон Филиппович. — Папеньке не до меня, я сразу понял это, когда он надел свой коломянковый костюм и шляпу канотье. Ему не до меня, а уж коли муж её, эксцентричный подьячий Фаддей Власьевич, вернётся с вакации с протоиереем ранее обычного, долго не до меня батюшке будет. Уж такое бланманже в шоколаде он отведает, что о моём чине забудет надолго…
Билась муха в абажуре, что привёз ещё полвека назад отец Агриппины Саввичны из Германии, не то из Ганновера, не то из Шлейзвиг-Гольштейна. Будто монпансье во рту таяло время.
Но чу! Раздалися бубенцы, заржали кони, стукнули двери, и выкатился слуга в иссиня-чёрном кафтане:
— Барыня! К вам…
Не было ему ответа, и он снова пискнул:
— К вам!..
Вошедший отстранил его и поклонился:
— Дитмар Эльяшевич Розенталь!
Извините, если кого обидел.
25 ноября 2013
История про то, что два раза не вставать (2013-11-25)
У меня есть подозрение, что этот пост прочитает больше людей, чем обычно. И, по крайней мере, больше людей оставит свой след.
Оттого сложилась традиция выкатывать по этому поводу какую-нибудь прозу повышенной духовности. Посетители понимают, что не зря пришли, и всё такое.
Но я подумал, что правильнее сделать другую вещь: вот расскажу я про Нестерова.
Все знают нестерова, но, может, кто не слышал.
Нестеров — хороший.
Нестеров — честный.
Даже нет, Нестеров человек того нехудожественного вкуса, который позволяет ему писать о русской истории без патриотического безумства и без снисходительного пренебрежения. Нехудожественный вкус — это очень важное качество. Очень часто в публицистике тебя разводят именно с помощью художественных приёмов.
Вот я с писателем Акуниным бы в баню не пошёл. Ни за что б не пошёл. Хотя у него в Ницце, поди, и бани вовсе нет — чего тогда ходить.
А вот с Нестеровым я в баню ходил и того не стыжусь.
Вот у него есть сайт. Там подписка есть, и всё такое. Тут дело в том, что у Нестерова есть (помимо прочих дел) такой конёк — история русской колонизации, вообще история русской империи в её географическом состоянии. А тут и вовсе "Я родился и вырос в Средней Азии, и имена Серик, Шухрат или Мамыр в детстве звучали для меня так же естественно, как Сережа или Саша. Там прожили жизнь пять поколений моей семьи, но мне ни разу не приходил в голову вопрос — а как же мы там оказались? Потом я вырос, и однажды этот вопрос себе задал. У меня диплом историка, и я, по вбитой со студенчества привычке, начал копать источники и довольно быстро понял, что передо мной не просто полузабытый эпизод русской истории. Передо мной оказалась самая настоящая сага о том, как однажды мы пошли туда, не знаю куда и нашли… Нашли большие неприятности — схлестнулись с двумя крупнейшими империями планеты. Это и была Большая Игра — схватка трех империй, Британской, Российской и Китайской за Центральную Азию. Причем схватка тихая, незаметная со стороны и почти бескровная — отчего и получила свое второе, русское название: «Пляска теней»". Ну ведь круто, а?
Вы Нестерова читайте, а ещё лучше денег ему
