что полезно для общества. Все, что мной написано, рассмотрено с позиции здравого смысла, конструктивной критики, а не критиканства, выработки управленческих решений, способствующих улучшению жизни нашего народа.
Как пояснила начальник отдела по делам архивов администрации Екатеринбурга Ольга Ахтямова, за последнее два года в архив передали документы личного происхождения шесть почетных граждан Екатеринбурга. Среди них известный уральский композитор Евгений Родыгин, заслуженный учитель РФ, 20 лет возглавлявшая гимназию № 9 Валентина Желтоножко, Герой Социалистического Труда, проработавший всю жизнь на ВИЗе, Виталий Калинин.
– Эти документы ценны тем, что в них история страны и города излагается не сухим языком официальных постановлений, а эмоционально, – пояснила Ольга Ахтямова. – Они несут дух времени, настроение людей. Мы рады, что они откликаются на наши просьбы и передают свои личные архивы. Эти документы будут использовать исследователи в своих научных изысканиях».
А это мои, уже серьезные, комментарии к передаваемым материалам.
«Материалы содержат публикации в виде книг, журнальных и газетных статей, а также копии писем и обращений самого разного плана.
Все они являются прямым следствием, ориентированного на созидательный конструкторский процесс, инженерного взгляда на жизнь и ее проблемы – своеобразного гимна здравому смыслу и разумному деловому компромиссу.
Именно в этом я усматриваю определенную практическую полезность данных материалов.
Принципиальные соображения по ним концептуально представлены мной в двухтомнике «Дневниковые записи». Для удобства ознакомления и быстрого обращения читателя в своего единомышленника, ссылки на наиболее значимые из них приведены ниже в соответствующих разделах с указанием страниц их размещения».
«Володя, дорогой. Твои последние письма перечитал. Естественно, благодарен. Каждое письмо напоминает мне ту жизнь, когда было общение, имеющее конкретный смысл, к чему привык за все те в той или иной мере плодотворные годы. Ты пишешь о том, с чем сталкиваешься сейчас, в ином, так сказать, статусе, а я, вне зависимости от конкретного твоего текста, вижу то далёкое прошлое.
На меня очень подействовало сообщение о кончине Тамары Перловой. Не могу представить, что она была уже в возрасте где-то под 80. А я вспомнил её, бывавшей на стадионе в молодые годы, и как ни странно, вдруг, когда об этом не вспоминал лет, предположим, порядка 50-ти, о том, что она играла в самодеятельном спектакле главную роль. А как Юра Перлов? Увидишь – передай от меня привет. Ты никогда не пишешь об Орлове, Поносове.
Что-то ударился в воспоминания. Как я понимаю, окружающие обстоятельства тебя как-то отвлекают. Боле того.– даже привлекают. Неважно с каким знаком. Важно, что общаешься в привычной тебе атмосфере.
У меня, конечно, обстановка иного плана. Я бы сказал – иного колорита. Обе дочери с мужьями живут неподалеку от меня. Но что мне от того, если с утра до вечера работают в других городах.
А внуки с семьями «разбросаны вдоль моря с севера на юг по разным городам. Город Бейт-Шемеш, в котором я живу, находится от моря в 40-ка минутах езды машиной. Не помню, когда я его видел. Ира со Светой, их мужья по выходным пребывают со своими внуками.
Я не жалуюсь. Наоборот – обо мне заботятся. И основательно. А вот пообщаться, поговорить – не с кем. Время от времени меня возят к правнукам – внучкам, но иногда. Одна из причин – зависимость от моего самочувствия.
Вот видишь, не хотел упоминать о своём здоровье, а без этого не обойтись. Кратко. Что делается в животе, что там зреет или не зреет – я не ощущаю. Определится в конце октября при обследовании. А страдаю я от головокружения и ослабления памяти. По этой причине врач запретила мне ходить по улице без сопровождения.
Сегодня чувствую себя более не менее нормально, поэтому и взялся за письмо тебе. Но, судя по всему, излишне увлёкся и становится туманно. Вот так. Не перечитываю, что написал. Если сумбурно, не взыщи. Будь здоров».
Матус, мой дорогой!
Все твои последнего времени письма вытаскивают меня на чуть не абсолютно одинаковые с тобой констатации и размышления, особенно в части здоровья, которое у меня характеризуется аналогичными хворями. Разве в несколько меньшей степени их негативной составляющей, определяемой величиной нашей двухлетней разницы в возрасте. Причем все это с величайшей точностью, полагаю, предопределенной, в свою очередь, сверх одинаковым движением по жизни и соответствующим таким же к ней нашим отношением.
Не меньшее удивление я испытываю и в части единства, хотя тут и не совсем иногда бесспорного, наших интересов к самой жизни и, похоже чуть не во всех ее аспектах. Думаю, что и наш, можно сказать уже, приличный возраст, так же, как и других, по образу жизни, похожих на нас людей, предопределен, в значимой степени, теми же характерными моментами человеческого существования.
Таковы главные впечатления от твоих писем.
Теперь о делах.
К Тамаре Перловой, я всегда относился сверх положительно, и, по делу, ее ценил так же, как еще всего одну из наших особ – и тоже Тамару – Гандыбину. Уж точно, то были бабы без противных чисто женских слабостей и, главное, «обид», особо не воспринимаемых в производственных делах. К Тамаре Перловой я, кроме того, испытывал одно время еще и другие чувства.
О Борисе Орлове. Он уже много лет, как сильно сдал, а последних года два еще и совсем почти ослеп. Конечно, не совсем сейчас к месту, но вот он, кажется, не вполне отвечал по жизни тому, о чем я написал выше. Из воспоминаний времен последних лет нашей с ним работы у меня сохранилась в памяти его, где только можно было зацепиться, знаменитая поговорка: «А помнишь, как мы с тобой «разрешили ту проблему…» и при этом добавлялось, в зависимости от места, времени и участников сборища, название соответствующей проблемы, действительно имевшей когда-то место… но только, довольно часто, без ощутимого мною осознания меры личного участия в ней собственно Бориса.
О Поносове. Он тоже сдал. И последнее время стал таскаться больше нормы по врачам. Но недавно, когда я позвонил ему по одному вопросу, получил от него вполне адекватный ему, вопросу, ответ. К Поносову я всегда относился с большим, чем к кому-либо из других Холодников, интересом и пониманием его «забот», может, сколько-то и потому еще, что с ним долго работала моя Галя, всегда по жизни хорошо его вспоминавшая. А с Галей в принципиальных вопросах, как ты знаешь, мы всегда были полными единомышленниками.
И, наконец, последнее. Письмо твое совсем не сумбурное, а очень даже характеризующее твой трезвый разум. Крепись и верь в свои силы. Всего тебе
