Мир я сравнил бы с шахматной доской:
То шах, то мат, а пешки мы с тобой.
Подвинут, притиснут — и побили,
И в тёмный ящик сунут на покой.
Наконец, третий уровень, ещё более серьёзный. В условиях системного кризиса капитализма, его демонтажа, к тому же выходящего из-под контроля и происходящего на фоне серьёзных геоклиматических изменений (по Е.Г. Смотрину, 1999 — первая треть XXI в. — это фаза интенсивного периода трансформации планетарной системы в ХХ—первой трети XXII вв.), североатлантические элиты (прежде всего их англосаксонское ядро) должны из «морского» состояния перейти в «континентальное» (или дополнить «морское» «континентальным»), а следовательно, реализовать мечту Макиндера — обеспечить контроль над Евразией, устранив при этом геополитических (Китай, Россия) и цивилизационных, психоисторических (ислам) конкурентов, используя их друг против друга.
Большой Ближний Восток, от Мавритании до Киргизии и Кашмира, и ислам в этой ситуации приобретают первостепенное значение. Во-первых, в силу своего географического положения, выводящего ислам полумесяцем-клинком в сердце Евразии, в зону, откуда можно «грозить» России, Китаю и даже Индии, создавая им трудноразрешимые проблемы, нанося удары под дых и в пах. Во-вторых, именно ислам, его силы могут быть по задумке североатлантистов использованы против России и Китая в качестве средства если не окончательного, последнего, то, как минимум, предпоследнего решения русского и китайского вопросов. Отсюда — курс на союз с исламом (союз, который, по сути, ставит крест на государстве Израиль, но, естественно, не на еврействе как системе диаспор).
Реализация такого курса, однако, затрудняется рядом факторов, главный из которых — сам ислам, его природа. Следовательно, североатлантистам необходимо провести цивилизационную психоисторическую перекодировку ислама. Это — третий и, пожалуй, главный, базовый уровень геоисторической операции «арабская весна». Здесь политическая фрагментация и экономическая дестабилизация создаются как условия цивилизационной перекодировки ислама, хотя бы частичной.
Разумеется, задача эта сложная, но теоретически вполне представимая. Этот код китайской цивилизации переформатировать практически невозможно, ислам же — авраамическая религия, и хотя он значительно менее уязвим со стороны, например, иудаизма или протестантизма как иудаизированной формы христианства, чем христианство, окно уязвимости по отношению к западным (иудеохристианским) психоисторическим формам у него есть. Именно в это окно пытаются сегодня пролезть бойцы психоисторического фронта, все эти стервятники блогосферы из Беркмановского и подобных ему центров — имя им легион. Контригра — превратить перекодировку в рикошет, в бумеранг, который вернётся к «тому, кто эту кашу заварил вполне серьёзно» (В. Высоцкий) и — «ступай, отравленная сталь, по назначенью» (У. Шекспир).
Таким образом, «арабская весна» — это активная фаза как минимум трёхуровневой геоисторической операции (я оставляю в стороне геооккультную сферу, связанную с противоборством на магическом уровне, которое в большей или меньшей степени присутствует на других уровнях и ведётся соответствующими структурами); эта фаза указывает на то, что борьба за Ближний Восток и его переформатирование в качестве средства борьбы за Евразию (за евразийское будущее англо-американских правящих элит), за создание посткапиталистического мира («глобальная распределительная экономика» Ж. Аттали) прошла точку невозврата.
Однако действие равно противодействию. В своём Drang nach Osten североатлантические элиты столкнулись с глобальной же силой, в экономическом и даже военном плане сопоставимой с ними, но цивилизационно иной. Речь идёт о Китае и его Drang nach Westen. По сути, в зоне китайского влияния уже находится Пакистан; в той степени, в какой «кладбище империй» Афганистан вообще может быть зоной чьего-то влияния, эта страна тоже уходит под Китай. Иран, играющий всё более важную роль в мировой теневой политике, оттесняя Израиль, — союзник Китая и Сирии. Уход американцев из Ирака превращает юг этой страны в шиитский коридор между Ираном и Сирией. Таким образом, геостратегически Китай выходит не только в акваторию Индийского океана (Аравийское море и Персидский залив), но и Атлантики (Средиземное море — сирийское побережье).
Следовательно, объективно в Сирии североатлантисты сталкиваются не только с Ираном, но и с Китаем. Впервые англо-американо-еврейская элита, формировавшаяся на Западе в течение последних столетий и представляющая собой организационно-историческое достижение Запада, столкнулась с глобальным противником незападного типа (советская верхушка и СССР были реализацией западного же левого проекта, якобинского Модерна). К тому же, еврейскому сегменту западной элиты, обеспечивающему ей исторические древность и опыт, противостоит не менее, а возможно, и более древний китайский сегмент. Происходит это столкновение аккурат в год столетия Синьхайской революции. В начале XX в., отвечая высокомерным «заморским чертям», которые решили учить «отсталый Китай», китайские шэньши предложили вернуться к этому вопросу через сто лет. Вот и вернулись, и, похоже, мало не кажется.
Наконец, последнее по счёту, но не по значению: золотовалютные запасы — мощнейшее финансовое оружие Китая именно против США. Это вообще. А в частности, китайские деньги могут весьма выручить Обаму в момент его сложностей со своими банкирами. Но это — a propos. В сухом остатке: на ближневосточном пятачке мы имеем конфликт расово-этнический и цивилизационный по форме и вполне классовый по содержанию. Руководство КНР прекрасно понимает, что Сирия — это лишь пункт в направлении главного удара североатлантистов, цель которых — «уронить» Китай — тоже особо не скрывается, а поэтому потенциального агрессора логично встретить на дальних рубежах и на дальних берегах. Даже пассивное противостояние приведёт его к потере темпа, времени. А времени-то как раз у североатлантических элит и нет, оно работает против них.
Аналогичная ситуация сложилась для западных верхушек во второй половине 1980-х годов, когда аховая экономическая ситуация угрожала их позициям на мировом рынке — Тэтчер открыто сказала об этом в конце 1991 г., выступая в Институте нефти (Хьюстон, США), подчеркнув экономическую конкурентную угрозу со стороны СССР в 1980-е годы (а нам тогда перестроечная шпана врала о системном кризисе советской экономики). Этот исторический цейтнот заставил «атлантистов» и их подельников в СССР резко ускорить процесс разрушения Советского Союза. Сегодня история повторяется (вплоть до фарсовых попыток перестройки-2 и реанимации политического трупа Горбачёва, который вдруг решил нaчать кому-то что-то советовать — как говорят персы, кричала ворона, что хирург, а у самой брюхо распорото), только в ситуации значительно более тяжёлой и сложной (кризис, внутриэлитные противоре- чия) для западных верхушек. Нынешний цейтнот раскалывает западную верхушку, завязывает устойчивые конфликтные «узлы», которые всё труднее развязать мирным путём и наличие которых ведёт к «гражданской войне» внутри западной элиты и поражает кризисом целые зоны. И здесь мы переходим ко второму каскадному событию 2011 г. — кризису еврозоны, у которого тоже несколько слоёв и «хвостов».
Кризис глобализации, конец Революции Хаоса и нелинейный реванш
Кризис еврозоны — это одно из проявлений исчерпанности, кризиса неолиберальной системы, кризиса одного из блоков («кирпичей») — европейского — глобальной системы, а следовательно — глобализации в целом. Искусственность Евросоюза в том виде, в каком он конструировался, стала проявляться уже в конце 1990-х годов; кризис 2008 г. сделал её более чем очевидной. Сегодня трещит по швам именно неолиберальная, мультикультурная Европа, и в ней явно выделяется постнеолиберальный лидер — Германия как центр «каролингского ядра» (Германия, Франция, Северная Италия).
Подъём Германии, в котором заинтересованы столь разные силы, как «Чёрный интернационал» и Китай, — одно из важнейших событий 2011 г., «встроенное» в каскадное событие «Закат Евросоюза»; каким будет закат — юридическим или фактическим, уже неважно; ясно, что в 2012-2013 гг. та Европа, оформившаяся после разрушения Советского Союза, уйдёт в прошлое. И ещё этот подъём, в намного большей степени проектно-конструкторский, чем стихийный, символизирует со стеклянной ясностью: «предел роста» глобализации, а по сути — её финиш. Будучи глобальным переделом в пользу богатых, неолиберальная глобализация исчерпала экономические ресурсы капиталистической системы (а вместе с ней, похоже, и земной цивилизации), выпустив из бутылок Истории и Биосферы таких джиннов, с которыми не способна справиться.
