Речь шла как раз об издании, увидевшем свет буквально через несколько месяцев. Акция по поддержке театральных инициатив при Совете по культуре и искусству при президенте России, которой руководит Миронов, выделила грант на его выпуск. И теперь смотрит на нас с обложки Валентина Александровна Ермакова (1924–2003). Замечательная провинциальная (в высоком смысле слова) актриса, народная артистка СССР, лауреат Госпремии и премии им. Станиславского (выходит, что разговор с её любимым учеником в музее великого режиссёра не был случайным).
Олег Табаков, который ребёнком запомнил ермаковскую Алёнушку в саратовском ТЮЗе, пишет в предисловии: «Она прошла полный курс подъёмов, бед, взлётов и падений. И дело не в том, каких официальных званий она достигла, а в том, что вовремя поняла, что жизнь на ней не кончается, что «серебряный шнур» театра не должен оборваться, что достоинство художника заключается и в том, чтобы сделать всё для передачи его в руки тех, кто приходит после».
Ольге Харитоновой удалось собрать, наверное, всё или почти всё, связанное с Валентиной Александровной. Здесь и собственные воспоминания актрисы – внутреннее путешествие, где никто и ничто не ограничивало её маршрутов. «Она словно ещё раз проживала свою жизнь под бесстрашным и беспощадным прицелом открывшегося ей самой нового взгляда», – подчёркивает составитель. Но после второго инсульта Валентина Александровна уже не встала. И тогда разговор о ней продолжили её ученики и коллеги.
Летом, предваряя выход книги, «ЛГ» напечатала очень личные воспоминания Евгения Миронова о своём педагоге, увеличив будущий тираж на 148 тысяч экземпляров. Жаль, что не нашлось на газетных полосах места для текста режиссёра Александра Дзекуна «Контесса, или Радость бытия» – настоящего очерка нравов провинциального театра, взаимоотношений артистов, любви-ненависти-зависти. Актриса Галина Тюнина нашла очень точные слова для рассказа о Валентине Александровне, от которой она ушла (!) со второго курса, уехала из Саратова и устроилась в детсад. А потом «кто-то из ребят с курса позвонил мне и передал просьбу Ермаковой, чтобы я вернулась». Будущая звезда театра Фоменко села в поезд… «Она ни словом, ни намёком, ни тогда, ни потом не напомнила о скандале, который случился. Как будто не было ничего, будто я вышла погулять и вернулась». Таково было силовое поле таланта Валентины Александровны. И если б не оно, Максим Матвеев не работал бы сейчас в МХТ и не снимался в кино, не скрывался бы от папарацци с красавицей-женой, а был бы, скорее всего, юристом. «Она выдернула меня из совсем другой жизни, привела в профессию и всегда чувствовала свою ответственность за этот поступок, старалась, чтобы я не пожалел».
А серебряный шнур театра – в том числе благодаря уважительной, искренней, благодарной книге – не оборвётся...
Леонид КОЛПАКОВ
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Всё, что вы слышали о композиторе, но боялись разузнать
Книжник
Всё, что вы слышали о композиторе, но боялись разузнать
САМАЯ СМЕЛАЯ
Представляем самые заметные, по версии «ЛГ», издания по истории искусств 2010 года
Александр Познанский. Чайковский . – М.: Молодая гвардия, 2010. – 762 [6] с.: ил. – (Жизнь замечательных людей: Сер. биогр.; вып. 1268). – 5000 экз.
С самых первых строк этого почти 800-страничного жизнеописания «замечательного человека» автор недвусмысленно настраивает на, скажем так, не вполне традиционное чтение, заявляет о «необходимости преодоления устоявшихся клише» и бытующих до сих пор «ложных представлениях». И уже во второй главе «Императорское училище правоведения» заявленные намерения принимается осуществлять вполне категорическим образом, говоря о том, что «эмоциональная атмосфера» в известном учебном заведении «была гомоэротически насыщенной», что «низшим полюсом в сложившейся ситуации был отроческий разврат» и т.п.
Дальше – больше. Глава третья, именуемая «Особенные дружбы», практически вся «про это». Здесь запускается специфический многонаселённый калейдоскоп лиц, к коим Пётр Ильич Чайковский испытывал на протяжении всей своей напряжённой, как туго натянутая струна, жизни чувства, значительно бо’льшие, нежели человеческая симпатия и мужское товарищество. Фёдор Маслов, Лев Шадурский, Владимир Герард, будущий знаменитый поэт Алексей Апухтин, будущий одиозный журналист и теневой государственный деятель князь Владимир Мещерский… Причём без какого бы то ни было голословия – всё со строгой опорой на документы: на мемуарные свидетельства, на письма, в том числе по сию пору не опубликованные. А они – к примеру, отдельные «особенные» извлечения из второго тома переписки великого композитора, подготовленного к печати, но так и не увидевшего свет, или же хранящаяся в Клину автобиография брата Модеста, которая, если верить обширнейшему (как то свойственно лучшим жезеэловским образцам) «Списку использованной литературы», планируется к публикации в ближайшее время, – они порой буквально поражают своей откровенностью и эмоциональным градусом изложения. «Мы вечером с Анатолием (ещё один младший брат Чайковского. – С.Ю.) возвращались в училище на извозчике, и он мрачно поведал мне «ужасную вещь», которую узнал в этот день: «существуют гнусные люди, называемые «буграми»,<…> и, о горе, Петя один из них!» <…> Тяжёлый камень упал у меня с плеч. Я не урод, я не одинок в моих странных вожделениях!» – это как раз из автобиографических записок Модеста Ильича.
Теперь же предоставим слово главному герою повествования. В феврале 1878 года уже прославленный музыкант пишет – всё тому же брату Анатолию, за прошедшее время изрядно скорректировавшему свои взгляды на «бугрство», – из Флоренции, обстоятельно, в дневниковой форме: «На возвратном пути домой <…> я был преследуем юношей необычайной классической красоты <…>. Вечером у меня было назначено rendez-vous. Вот уж поистине: и больно и сладко. Провёл чудеснейшие два часа, в самой романтической обстановке; боялся, млел, пугался всякого шума; объятия, поцелуи, одинокая квартирка далеко и высоко, милая болтовня, наслаждение! Воротился домой усталый и измученный, но с чудными воспоминаниями».
Прошу у читателей прощения за столь объёмные и откровенные (кстати, заодно уж замечу, что здесь выбраны далеко не самые красноречивые) места, но они характеризуют данный обстоятельный и честный нон-фикшен-труд лучше всяких слов рецензента. Конечно, тем, кто глубоко убеждён, что Чайковский ценен нам отнюдь не этим, – книгу, наверное, не решишься рекомендовать. Но для тех, кого в равной и взаимозависимой степени интересует как творец, так и человек, со всеми нестандартными особенностями его натуры и судьбы, – эта книга, написанная с отменным знанием предмета (а точнее, всех её «предметов»), хорошим языком и первоклассным исследовательским методом, представит несомненный интерес.
Стас ЮЛЕВИЧ
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Книжник
Танец и жажда мистерий
САМАЯ НЕОЖИДАННАЯ
Представляем самые заметные, по версии «ЛГ», издания по истории искусств 2010 года
Николетта Мислер. Вначале было тело . Ритмопластические эксперименты начала ХХ века. – М.: ООО «Издательство «Искусство – XXI век», 2011. – 448 с.: ил. – 1750 экз.
Роскошным изданием побаловали нас эстеты из компании «Искусство – XXI век»! Тяжёлый альбом в футляре, на футляре – кармашек с двумя открытками. На страницах книги – множество фотографий, большинству читателей неведомых. Плотная бумага… Это в метро не полистаешь. Это требует плоской поверхности обширного стола, рассеянного света матовой лампы, свободного времени и любви к обнажённому женскому телу.
Ясно, что именно ему посвящено большинство воспроизведённых фоторабот, однако не стоит думать, что мы имеем дело с подобием «пикантного» календаря Pirelli, выпускаемого в чисто коммерческих целях. Даже то, что обнажённых тел в «Ритмопластических экспериментах» не большинство, говорит о ню лишь как о частности гораздо более широких поисков новой сакральности, которой, казалось, была беременна перинатальная эпоха Страны Советов. Именно чувством личной близости к этому вынашиваемому, рождающемуся, уже рождённому и выкармливаемому младенцу – истинно новому миру – пронизан труд итальянки Николетты Мислер.
