В то же время, однако, вместе с другими социал-демократическими организациями польские социал-демократы недвусмысленно призывали к мести после введения репрессивных мер губернатором Вильно фон Валем: «Это варварство еще больше усилило ненависть и презрение к царскому правительству, возбуждая жажду святой мести… Терпение имеет свои границы. Не наша вина, если народная месть, ненависть и возмущение выльются в форму насилия. Фон Валь сам указал к этому путь. Вся ответственность падет на царских слуг — фон Валя и его помощников… каждого из вас постигнет месть»(184).
Кризис 1905 года заставил польских социал-демократов пересмотреть свою позицию по отношению к террору. Для уяснения их новых взглядов полезно сравнить их с позицией ППС. В то время как последняя пропагандировала террор в качестве эффективного средства борьбы с правительством, польские социал-демократы направляли свои усилия на организацию и политическое воспитание пролетарских масс, не исключая возможности использования массового террора в революционной ситуации(185). В теории проведение массового террора должно было бы стать частью общей классовой борьбы, когда террористические действия подогревали бы революционное сознание пролетариата.
Как и в случае с другими социал-демократами, реальность не всегда соответствовала теориям. В конце 1905 года социал-демократия Польши создала свою собственную Варшавскую Боевую организацию (Organisacia Bojowa), террористический дебют которой состоялся 11 ноября 1905 года, когда боевики убили некоего полковника в отставке вместе с его арендатором, так как подозревали обоих в том, что они руководили местной «черной сотней»(186). Варшавская Боевая организация разделила своих членов на летучие группы, распределенные по городским районам, и последовали новые теракты, мало чем связанные с движением пролетарских масс. Польские социал-демократы особенно старались выявлять и уничтожать полицейских осведомителей, часто выбирая местом их казни кладбища(187).
Феликс Дзержинский, будущий председатель советской ЧК, вместе с другими польскими социал-демократами пытался организовать террористов и подчинить их строгой дисциплине под контролем руководителей партии(188). И все же, как и в других бунтующих окраинных регионах империи, безразличие к человеческой жизни доходило до предела, и радикальная деятельность постепенно вырождалась в бандитизм. Развращенные постоянным и почти безнаказанным после 1905 года кровопусканием, некоторые террористические группы польских социал-демократов начали убивать и грабить без всякого разбора, пока местные партийные комитеты не осознали необходимости разоружить их и исключить из партии наиболее бесшабашных боевиков(189). Очевидно, что готовность социал-демократических террористов прибегать к насилию с уголовным оттенком и подчас проливать невинную кровь в ходе своих террористических действий не может по своему масштабу идти ни в какое сравнение с боевой деятельностью ППС, но, однако же, немаловажно и то, что полиция включала Социал-демократию Царства Польского и Литвы в список «организаций, которые призывали к террору против правительства»(190).
Можно сказать, что отдельные члены всех фракций РСДРП находили полезным при различных обстоятельствах прибегать к политическому террору. Среди независимых национальных социал-демократических сил, официально не входивших в РСДРП, но заявлявших о своей приверженности марксизму, самыми многочисленными и активными в террористической деятельности были Литовская социал-демократическая партия и Армянская социал-демократическая организация (Гнчак). Члены этих двух групп, свободные от контроля какой-либо центральной партийной организации, участвовали в насилии, зачастую чисто уголовного характера, чаще, чем другие социал-демократы.
Многие члены Литовской социал-демократической партии были абсолютно невежественны в области теоретических принципов разных направлений революционной идеологии или просто не интересовались ими. Один член Литовской социал-демократической партии, Иосиф Куницкий, по мнению русской тайной полиции — глава бунтовщиков и лютый враг спокойствия и порядка в северо-западном регионе империи, организовал группу литовских террористов, которые гордо называли себя анархистами(191).
По крайней мере в одном из случаев акты насилия литовских социал-демократов были настолько вопиющими, что лидеры партии испугались и назначили расследование поведения террориста по имени Иван Лиджус, члена областного комитета, что привело к исключению его из партии за хулиганство и бандитизм(192). Лиджус, по его собственному признанию, собственноручно убил около тридцати человек. Он также был признан виновным в других преступлениях, совершенных им в 1907–1908 годах: участвовал в убийстве подозреваемого полицейского осведомителя, бывшего его личным врагом; ограбил часовню; несколько раз силой забирал деньги у местных лесников, ранив одного из них; от имени партии брал деньги на собственные нужды; вместе с несколькими соратниками взял на себя право отправлять правосудие и определять наказание в ряде деревень. К тому же он отказывался следовать программе партии просто потому, что ему не нравилась ее тактика(193).
Члены Армянской социал-демократической организации, гнчакисты, открыто приняли террор как «средство самозащиты для революционной агитации и как орудие против вредных действий правителей». 14 октября 1903 года они совершили покушение на жизнь главнокомандующего Кавказским военным округом князя Голицына, которого революционеры считали ответственным за политику государственной конфискации церковного имущества. Голицын ожидал нападения и носил кольчугу, что спасло ему жизнь: он был только легко ранен(194). Интересно, что для совершения этого покушения лидеры Гнчака выбрали так называемых «феда», то есть людей, решивших жертвовать собой для блага нации(195). Репутация этой партии не была безукоризненной, и, согласно полицейскому источнику, к 1908 году Гнчак вследствие злоупотреблений руководителей своим положением потерял былое влияние и его стали раздирать внутренние конфликты(196). По мере ослабления контроля со стороны центральных органов и раскола партии участились уголовные действия ее членов. Независимая группа, называвшая себя «реорганизованные гнчакисты» и действовавшая за границей, ограничила свою деятельность «исключительно грабежами и убийствами даже своих по партии с целью поддержания собственного существования». В Нью-Йорке они убили богатого армянина по имени Таршанджян, отказавшегося дать им деньги. В Египте они убили армянского писателя Арпяряна, который обнародовал доказательства преступной деятельности своих соотечественников(197). Бывшие члены Гнчака вместе с другими маленькими и мало известными социал-демократическими группами, отколовшимися от крупных социал-демократических объединений, постепенно двигались от политического террора к революционным грабежам(198).
ЭКСПРОПРИАЦИИ
Наравне с липами, специализирующимися на политических убийствах во имя революции, в каждой российской социал-демократической организации были люди, которые посвящали себя вооруженным грабежам и насильственной конфискации государственной и частной собственности. В отношении к этим действиям партии демонстрировали ту же двусмысленность, что и в отношении террора, который они отрицали в теории, но допускали на практике. Большинство видных социал-демократических деятелей, по крайней мере на начальных этапах, отказывались от одобрения грабежей по политическим мотивам. На съезде РСДРП в Стокгольме в 1906 году делегаты недвусмысленно выступили против «экспроприации денег у частных банков, а также всех форм насильственных пожертвований на дело революции»(199}. В то же самое время, однако, социал-демократические боевики конфисковывали оружие и взрывчатку и совершали акты экспроприации государственных и общественных средств с разрешения местных революционных комитетов и на условиях полной отчетности(200). Таким образом, у членов боевых отрядов выработалось мнение, что при определенных обстоятельствах экспроприировать государственную и общественную собственность было вполне допустимого ).
Однако официально такая позиция никогда не поощрялась, и единственным лидером социал-демократической фракции, который во всеуслышание объявил грабеж допустимым средством революционной борьбы, был Ленин. И хотя представители всех социал-демократических сил в Российской Империи занимались экспроприациями без формального одобрения своего руководства, большевики были единственной социал-демократической организацией, которая прибегала к этому добыванию капиталов систематически и организованно.
Ленин не ограничивался лозунгами или просто признанием участия большевиков в боевой деятельности. Уже в октябре 1905 года оп заявил о необходимости конфисковывать государственные средства(202) и скоро стал прибегать к эксам на практике. Вместе с двумя своими тогдашними ближайшими соратниками, Леонидом Красиным и Александром Богдановым (Малиновским), он тайно организовал внутри Центрального комитета РСДРП (в котором преобладали меньшевики) небольшую группу, ставшую известной под названием «Большевистский центр», специально для добывания денег для ленинской фракции. Существование этой группы «скрывалось не только от глаз царской полиции, но и от других членов партии»(203). На практике это означало, что «Большевистский центр» был подпольным органом внутри партии, организующим и контролирующим экспроприации и различные формы вымогательства(204).
