Однако официально такая позиция никогда не поощрялась, и единственным лидером социал-демократической фракции, который во всеуслышание объявил грабеж допустимым средством революционной борьбы, был Ленин. И хотя представители всех социал-демократических сил в Российской Империи занимались экспроприациями без формального одобрения своего руководства, большевики были единственной социал-демократической организацией, которая прибегала к этому добыванию капиталов систематически и организованно.
Ленин не ограничивался лозунгами или просто признанием участия большевиков в боевой деятельности. Уже в октябре 1905 года оп заявил о необходимости конфисковывать государственные средства(202) и скоро стал прибегать к эксам на практике. Вместе с двумя своими тогдашними ближайшими соратниками, Леонидом Красиным и Александром Богдановым (Малиновским), он тайно организовал внутри Центрального комитета РСДРП (в котором преобладали меньшевики) небольшую группу, ставшую известной под названием «Большевистский центр», специально для добывания денег для ленинской фракции. Существование этой группы «скрывалось не только от глаз царской полиции, но и от других членов партии»(203). На практике это означало, что «Большевистский центр» был подпольным органом внутри партии, организующим и контролирующим экспроприации и различные формы вымогательства(204).
Бывший крупный большевик Григорий Алексинекии сообщал, что с 1906 по 1910 год Совет Трех, или Малая Троица, как прозвали лидеров «Большевистского центра», направлял многие экспроприации. Исполнители этих актов набирались среди некультурной, но рвущейся в дело революционной молодежи, готовой на все. На всей территории империи они грабили почтовые отделения, билетные кассы на железнодорожных вокзалах, иногда грабили поезда, устраивая крушения(205). Кавказ в силу своей особой нестабильности был наиболее подходящим регионом для подобной деятельности. «Большевистский центр» получал постоянный приток необходимых средств с Кавказа благодаря одному из наиболее верных Ленину на протяжении всей жизни людей — Семену Тер-Петросяну (Петросянцу), человеку с нестабильной психикой, известному как Камо — кавказский разбойник (так прозвал его Ле-нин)(206). Начиная с 1905 года Камо при поддержке Красина (который осуществлял общий контроль и поставлял бомбы, собранные в его петербургской лаборатории) организовал серию экспроприации в Баку, Кутаиси и Тифлисе. Его первое грабительское нападение произошло на Коджорской дороге недалеко от Тифлиса в феврале 1906 года, и в руки экспроприаторов тогда попало от семи до восьми тысяч рублей. В начале марта этого же года группа Камо напала на банковскую карету прямо на одной из людных улиц Кутаиси, убила кучера, ранила кассира и скрылась с 15 000 рублей, которые они немедленно переправили большевикам в столицу в винных бутылках(207). Удача, казалось, постоянно улыбалась Камо, но наибольшую известность ему принесла экспроприация 12 июня 1907 года, так называемый «тифлисский экс»: на центральной площади грузинской столицы большевики бросили бомбы в две почтовые кареты, перевозившие деньги Тифлисского городского банка; убив и ранив десятки прохожих, Камо и его отряд скрылись с места преступления, отстреливаясь из револьверов и унося с собой 250 000 рублей, предназначенных для «большевистского центра» за границей(208).
Камо был сердцем кавказской боевой, или, как ее еще называли, «технической», группы большевиков, организованной специально для проведения экспроприаций(209). Тем не менее, согласно Татьяне Вулих, революционерке, тесно связанной с грузинскими террористами, главным лидером боевой организации был Сталин. Он сам не принимал участия в ее актах, но ничего не происходило без его ведома(210). Таким образом Камо доставались все практические действия, и к тому же он являлся посредником между руководством большевистской фракции и ее боевиками, которые, оставаясь в принципе членами РСДРП и признаваемые таковыми своими товарищами, формально выходили из местных партийных организаций, чтобы не компрометировать их своими действиями, так как многие из последних шли вразрез с официальной партийной политикой по вопросу о терроре и экспроприациях(211). Камо набирал кадры преимущественно среди местных бандитов, которые «не имели никаких принципов и были грозой дорог», он подчинял их дисциплине и внушал им революционный дух(212). Боевики, в их числе и сам Камо, обладали лишь элементарными представлениями о социалистическом учении и мало интересовались внутрипартийными разногласиями в РСДРП. Один раз Камо присутствовал при оживленном споре по аграрному вопросу между меньшевиком и большевиком и явно не понял причины их несогласия друг с другом: «Что ты с ним ругаешься? Давай я его зарежу», — спокойно сказал он своему товарищу-большевику. Но, проявляя полное безразличие к теоретическим вопросам, «идеалистические гангстеры» Камо буквально боготворили Ленина, который в их глазах воплощал партию, чье каждое слово было незыблемым законом. Согласно Вулих, «они бы пошли за Лениным даже против всей партии, несмотря на их верность ей»(214). Один из боевиков, Элисо Ломидзе, никогда лично не встречавший Ленина и не бравший в руки книги, говорил, что целью его жизни является достать «200 000–300 000 рублей и отдать их Ленину со словами Делайте с ними что хотите». Таково же было и отношение всех других членов группы»(215).
Боевая организация, постоянно ища способа совершить «крупную акцию», понимала, что партия нуждалась в постоянном притоке денег, и не останавливалась даже перед самыми скромными экспроприация-ми. Тем не менее экспроприаторы бывали разочарованы, когда их усилия приносили такую мелочь, как несколько тысяч рублей, украденных из ломбарда в Тифлисе(216). Они также прибегали к вымогательству денег у местных промышленников, распространяя, по приказу Сталина, специально отпечатанные бланки для пожертвований в пользу Бакинского большевистского комитета(217).
Одна из тщательно спланированных крупных акций особенно интересна. Кроме Камо, который приобрел такую «блестящую» репутацию в результате тифлисской экспроприации, что все члены большевистской фракции во главе с Лениным восхищались им и превозносили до небес, лишь Красин и Литвинов знали о приготовлениях к этому грабежу(218). План, разработанный Камо и Красиным, министром финансов «Большевистского центра«(219), предусматривал небывалую экспроприацию государственного банка, которая должна была принести 15 миллионов рублей в банкнотах и в золоте. Из-за физического веса предполагаемой добычи большевики решили взять только 2–4 миллиона рублей и уничтожить остальное. По их расчетам, этот акт должен был обеспечить фракцию средствами на пять или шесть лет. После экспроприации большевики собирались публично заклеймить подобную практику и тем спасти лицо партии, хотя Камо недвусмысленно заявил, что в случае удачи «будет убито так много людей, как во всех предыдущих эксах вместе взятых, по меньшей мере человек 200»(220). Этот план, однако, полностью провалился: в конце 1907 и в начале 1908 года в результате информации, полученной Охранным отделением от Якова Житомирского, одного из его лучших заграничных агентов, полиции Германии и других западно-европейских стран удалось арестовать нескольких человек, в том числе Камо и Литвинова(221).
Организация Камо на Кавказе не была единственной группой, используемой большевиками для совершения эксов. Богданову удалось установить тесные контакты и с несколькими боевыми отрядами на Урале. На конференции в Уфе в феврале 1906 года большевистские активисты провели резолюцию о будущих экспроприациях. В июне и июле того же года Большевистский областной комитет Урала утвердил эту неопубликованную резолюцию, несмотря на решения стокгольмского съезда РСДРП(222).
По некоторым подсчетам, с начала революции 1905 года большевистские боевики на Урале осуществили более сотни экспроприаций(223). Лидером боевых групп, ответственных за большую часть этих актов, был Иван Кадомцев, ему помогали его братья Эразм и Михаил(224). Под их руководством уральские большевики не только конфисковывали оружие и взрывчатку на государственных и частных складах, но также нападали на солдат и жандармов и разоружали их(225). В нарушение резолюции стокгольмского партийного съезда, запрещающей нападения на частную собственность, Уфимский большевистский комитет, испытывая затруднения в печатании листовок и прокламаций, конфисковывал материалы и оборудование у частных типографий, забирая иногда даже печатные станки(226).
Уральские боевики также экспроприировали общественные и частные фонды, нападая на почтовые и заводские конторы, винные лавки и артели(227). Одна из их наиболее крупных акций была проведена 26 августа 1909 года. Это был налет на почтовый поезд на станции Миасс. Большевики убили семь охранников и полицейских и украли мешки, в которых находилось около шестидесяти тысяч рублей в банкнотах и двадцать четыре килограмма золота; большую часть добычи они переправили за границу(228). Полиции удалось арестовать нескольких участников налета, и они предстали перед судом. Интересно, что защищал их в суде Александр Керенский, будущий премьер-министр Временного правительства, за что получил огромный гонорар в десять тысяч рублей — из тех самых экспроприированных денег, как ему, несомненно, было известно(229). Когда один из боевиков, переодетый в зажиточного торговца, пришел к Керенскому и предложил деньги за юридические услуги, он отозвался о своих уральских товарищах как о бандитах и говорил на отъявленном уличном жаргоне, выдавая тем самым свое уголовное прошлое(230).
