С самого начала Вашингтон объявил о неприемлемости ядерного Ирана. Иран использовал бы свой ядерный потенциал для уничтожения Израиля, и, кроме того, не исключено, что он мог бы обеспечить ядерный щит, под которым Хезболла и Хамас были бы в состоянии наращивать свои атаки на Израиль. Точно так же ядерный Иран представлял бы собой новую угрозу для своих арабских соседей, запугивая их по региональным вопросам и нефтяным ценам. Обладание Ираном ядерным потенциалом опять придало бы дыхание исламскому фундаментализму, подпитав новой энергией эту идеологию, которую Вашингтон надеется отправить на свалку истории. В конечном счете ядерный арсенал Ирана мог бы дать толчок к его распространению в этом самом неспокойном регионе мира – неприятная перспектива для Запада и Израиля, который, несомненно, оказался бы мишенью для многих видов оружия этого арсенала.
Прямой стратегической угрозой Израилю будут, скорее всего, не столько непосредственно иранские ядерные ракеты, сколько тот стимул, который получили бы Хезболла, Хамас и другие «асимметричные» противники Израиля от возможности прятаться за ядерной завесой Ирана. История действий Хезболлы в Ливане или Хамаса в Израиле (не говоря уже о так называемых особых группах иракских шиитов, несущих ответственность за насилие в Ираке, и радикальных шиитских фракциях в Пакистане и Персидском заливе) подтверждает реальность такой угрозы. Некоторые даже заявляют, что Америке следовало бы не угрожать войной Ирану, а выбивать режим Ассада из Сирии. Без своего сирийского форпоста иранским асимметричным возможностям наступил бы конец (потому что Иран не смог бы так эффективно поддерживать Хезболлу без использования сирийской территории), а возможным персидским ядерным бомбам нечего было бы прикрывать98.
При таком количестве доводов, выставленных против превращения Ирана в ядерный, Вашингтон поставил в качестве своей первоочередной внешнеполитической задачи недопущение подобной ситуации. Для особого акцентирования данного решения он пригрозил Ирану военными действиями. «Все средства хороши» – эта фраза означала, что Америка готова использовать воздушные удары по ядерным объектам Ирана99.
Но прежде всего Америка обратилась к европейцам с предложением провести переговоры по ядерной программе Ирана. А чтобы Иран стал сговорчивым, главным аргументом должны были стать экономические санкции. Эта политика установления санкций, не закрывая возможностей для проведения переговоров (политика «двух дорожек»), была изобретена государственным секретарем Кондолизой Райз и ее заместителем Николасом Бернсом. В ее основе лежало желание Вашингтона подправить отношения с европейскими правительствами, которые все еще куксились по поводу иракской войны. Вашингтон знал, что европейцы не проигнорируют предложение и, что было бы намного хуже, не выступят против его усилий по Ирану, если только они будут в деле, а лучше всего, если они будут на переднем крае.
И все же Вашингтон с осторожностью относился к переговорам, его волновало, что без какой-либо степени давления на Тегеран они ни к чему не приведут. На практике Вашингтон принял форму переговоров, которую возглавили европейцы. Но он оставался на позиции предпочтения понуждения, лоббируя включение в переговорный процесс России и Китая, чья поддержка в ООН будет важна, если серьезные санкции будут действительно когда-либо приняты.
Подход с использованием двух дорожек дал возможность Бушу проводить курс действий на грани применения разных форм наказания, за исключением военных, который также не стал бы раздражать других участников дискуссий, таких, как Саудовская Аравия, ОАЭ и Израиль. Все они хотели гарантий того, что Соединенные Штаты не примут ядерный статус Ирана, займут жесткий подход и не допустят такого исхода. Санкции были тоже вполне приемлемы: не несли больших рисков и не были дорогостоящими. Они могли сильно навредить, но не могли привести к развязыванию войны. Пострадает только Иран, а Америке не понадобится тратить средства или рисковать жизнью даже одного солдата.
Проблема санкций в том, что они не очень обременительны. Они становятся таковыми тогда, когда вы не можете или не хотите делать что-то иное. Они производят впечатление, что кризис находится под контролем. Но на самом деле они представляют собой тупые инструменты с сомнительной репутацией100. Когда они срабатывают, они наносят вред экономике и государственным учреждениям страны, против которой они направлены, наряду с его гражданским населением. Но, если уж на то пошло, приводят ли они к изменению линии плохого поведения, которое их вызывает? Санкции, стоившие жизней уязвимых иракцев (включая десятки тысяч детей), истощили ресурсы Ирака, но Саддам Хусейн оставался у власти и был по-прежнему источником опасности. Кроме того, утверждают, что санкции ударили бумерангом и по Соединенным Штатам, потому что тот Ирак, который американские войска захватили и за который потом несли ответственность в плане восстановления, так и остался слабой развалиной.
Санкции вряд ли сработали бы и в случае с Ираном. Причины, по которым Иран сильно стремится обрести ядерный статус, имеют такие глубокие корни, что их не выкорчевать экономическим давлением. И в то же время есть причина для беспокойства по поводу того, что давление со стороны США только убедит Иран в том, что ему действительно необходимо ядерное сдерживание для собственной защиты именно от такого вот давления. Когда Буш был президентом, правители Ирана были уверены в том, что смена режима является целью США, и аргументировали свою позицию тем, что лишенный своей ядерной программы Иран станет еще более уязвимым перед лицом этой угрозы.
С иранцами не так-то легко вести переговоры. Это нация со сложной психикой, что отражается в их искусстве. Вспомните рисунки-миниатюры с поразительно большим количеством деталей или великолепно орнаментированные персидские ковры, которые изготавливаются там веками, и вы поймете, что иранцы очень терпеливый и чрезвычайно сложный для понимания народ. Западный расчет на быстрое, прямолинейное решение вопроса потерпел фиаско, когда дело коснулось Ирана. Помню разговор в 2006 году с Джеком Стро, бывшим в то время министром иностранных дел Англии, о его опыте переговоров с Ираном. Вот что он сказал: «Кто-то считает, что труднее всего вести переговоры с северными корейцами. Позвольте мне сказать вам, что ваши соотечественники [иранцы] являются самыми трудными для проведения переговоров людьми. Представьте себе покупку автомобиля. Вы торгуетесь целый месяц по поводу цены и условий покупки. Вы достигаете договоренности и отправляетесь забирать свою машину. Смотрите, а на ней нет шин. «Но мы не обсуждали вопрос шин, – говорит продавец. – Мы вели переговоры только о машине». И вам приходится начинать все сначала, уже задумываясь над тем, чтобы не упустить металлический ободок, болты или какие-либо еще части автомобиля. Вот что такое переговоры с Ираном».
Дипломатия с Ираном всегда предполагалась быть длительной и тяжелой. Иранцы неуступчивы в торговле, упрямы, и их тяжело сдвинуть с места, если на них не надавить. Дипломатия с Ираном будет похожа на деловые отношения с северными вьетнамцами в конце вьетнамской войны – они тоже были чертовски упрямы, с ними было тяжело работать, и сдвинуть их можно было, кажется, только под большим нажимом. И тем не менее с северными вьетнамцами в итоге наметился путь для договоренности – нужна была только настойчивость с американской стороны и четко очерченная стратегия управления процессом.
Проблема с использованием двух дорожек с Ираном заключалась в том, что на деле там была всего лишь одна дорожка: экономическое давление101. Оно не сработало, потому что то был отход от цели использования понуждения, чтобы заставить Иран сесть за стол переговоров. Соединенные Штаты посчитали, что давление само по себе даст результаты102. Администрация Буша никогда не интересовалась дипломатией. Она доверяла ее Германии, Франции и Англии: те садились за стол переговоров с Ираном, а Вашингтон сохранял за собой вето в отношении их исхода. Не был Вашингтон заинтересован и в урегулировании всех стоящих вопросов, улучшении отношений и решении ядерной проблемы в том контексте. Администрация Буша хотела капитуляции Ирана. Соединенные Штаты сказали, что станут вести переговоры с Ираном, только если Иран первым откажется от своей ядерной программы – мы бы согласились с проведением Ираном ядерной программы в мирных целях при условии, если вся деятельность по обогащению будет проводиться за пределами страны. Другими словами, дипломатия начнется только после достижения нами намеченных результатов.
Изначально была надежда на то, что Европа сможет убедить Иран изменить свою линию поведения. Визит в Тегеран трех министров иностранных дел в 2004 году привел к отсрочке на два месяца проведения процесса обогащения урана, что президент Ширак считал «примером того, как могли бы решаться проблемы при помощи европейской дипломатии»103. Но те первоначальные позитивные шаги ни к чему не привели104. Вашингтон упорствовал в своей позиции, требуя, чтобы Иран отказался от ядерной программы полностью и безоговорочно – никакой вообще деятельности по обогащению – до продолжения каких-либо обсуждений.
