- Искупитель ты наш, а что же мы теперь делать будем? - послышался из угла чей-то блеющий голосок.
- Ждать! Вот когда им вместо ордена прицепят на лацкан верблюжью колючку, вот тогда мы их обоих за шиворот и - вон из театра! Я сам лично зайду к министру культуры и раскрою ему глаза на весь этот бардак. Ведь его новая любовница, чего скрывать, родом из нашего аула. Так что зятьком нам министр приходится!
От последней фразы сморщенное, словно крепко сжатый кулак, лицо Арона Арысовича даже просветлело и раскрылось, как бутон.
Между тем ослушаться приказа министерства никто не решился. Актёры, получившие роль, спешно выучили слова. Костюмы заштопаны. Декорации подкрашены и расставлены.
И как бы высоко ни любила взлетать Кызтуган, она помнила, что падать всё равно придётся на эту землю. Точнее - на не менее грешную сцену. И скрепя сердце она тоже приступила к работе над ролью ненавистной Фёклы Ивановны.
Каждый входил в предписанный ему образ: народный Арон Арысович стал Подколёсиным, актёр с округлой плешиной на самой макушке размером в детскую ладонь - Яичницей, а лицедей со встопорщенными и лезущими в рот усами - Жевакиным. Игравший прописных богатырей далёкой старины смуглый и плотный здоровяк преобразился в Анучкина и ходил понурый, обделённый. Остальные же довольствовались эпизодическими ролями.
Когда же тексты были вызубрены и наступил этап сценического воплощения, куда-то улетучилось и спокойствие главного режиссёра. Сложив втрое свой гренадерский рост, он сидел в полумраке зрительного зала и не сводил глаз с происходящего на подмостках. Но разве артисты дадут посидеть спокойно?!
В первом же действии Кызтуган в роли сводницы Фёклы, вместо того чтобы проворно шмыгать по закоулкам и обивать пороги домов в поисках жениха для купеческой дочки, манерничает и жеманится, будто пытаясь показать своё превосходство. Словно сама не сводня, а - девица на выданье. Разве можно на такое спокойно смотреть?! Приглашённый же на смотрины невесты ленивый и флегматичный Подколёсин в исполнении Арона Арысовича семенит походкой мелкого лавочника и заискивающе расшаркивается. Это же форменное издевательство над образом!
- Одни болваны! Кровь мою сосёте по каплям! Чтобы после спектакля глаза мои вас больше не видели! - кричал, срываясь на фальцет, обычно нежно ворковавший главный режиссёр. И акустика просторного зала вторила ему вослед:
- Пусть вас покарает грозный дух Николая Гоголя!
И при каждом громком крике главного режиссёра открывалась дверь кабинета директора театра, и ехидно показывалась белая, будто посеребрённая голова.
Но самые большие причуды ждали в конце первого акта. В дом Агафьи Тихоновны, опережая всех, едва отдышавшись от быстрой ходьбы, явился Яичница. И, чуть ли не с порога пытаясь сделать предложение богатой невесте, заговорил:
- Неприятнее всего, когда в такую погоду сидишь один. Женатому человеку совсем другое дело - не скучно[?]
Продекламировав эти слова, актёр с округлой плешиной на самой макушке размером в детскую ладонь галантно предстал перед глазами Гали в роли Агафьи. И тут Галя, доселе легко исполнявшая роль засидевшейся девы, вдруг вспомнила, что именно этот эпизод произошёл и в её собственной жизни.
[?]Конечно, что там говорить, это был довольно красивый брюнет. Изьян лишь в том, что имел он одну мимолётную примету - округлую плешь на самой макушке размером в детскую ладонь. Познакомились они на одной из вечеринок в год окончания учёбы. Он ей крепко запал в душу. А бывает ли выбор у влюблённого человека? У девушки? Стоило ему сказать: "День такой солнечный. Пойдём погуляем!" - она и пошла за ним[?] "Хорошо-то как, дождь моросит. Побродим по городу. Зайдём в кафе[?]" - И она побежала без оглядки[?] Спохватилась, когда очутилась на третьем месяце. Но, увы, жених оказался женатым. Ускользнул, словно пятки смазал ртутью[?] И вы посмотрите на этого пройдоху: плюнул в душу, вынудил сделать аборт, загубив невинное дитя, а теперь явился не запылился[?] Прямо сама невинность!
- Тогда и получай! Вот тебе: за мою девичью честь, за мой неслыханный позор, подлый аферист! - закричала дурным тоном Агафья-Галя и, зайдясь в бешенстве, дала не театральную, а натуральную, увесистую и звонкую затрещину Яичнице.
От неожиданности актёр резко отпрянул назад и, перевалившись через стоявший позади стул, грохнулся на подмостки.
- Агафья, сучка ты эдакая! Почему выскочила за роль? - вопил в очередной раз главный, нервно теребя свои волосы. - Встань на своё место! Начинай заново! Куда запропастился этот идиотский ассистент? Давай поднимай за шиворот Яичницу! Скорее ставь его на ноги - к чёртовой матери!
- Я больше играть не буду[?] Да сдалась она мне, эта Агафья! - запричитала Галя и, сбросив со своих плеч шёлковую накидку, заплакала. - Терпения моего не хватит. Отдай эту роль Тане.
Таня ждать себя не заставила. Бойко выскочила на сцену, подхватила сброшенную на пол накидку и сразу же вошла в образ. Актриса настолько хорошо чувствовала роль, что, выразительно адресовав ответную реплику Яичнице, даже легко и непринуждённо провела мягкой ладонью по его покрасневшему от пощёчины лицу.
- Гениально! - воскликнул главный, поднимая в полутёмном зале большой палец.
Удачно начавшуюся игру испортил Жевакин. Балтазар Балтазарович после Яичницы взял, как говорится, с места в карьер и пламенно произнёс:
- Вот в Сицилии!.. Хотели ли бы вы, сударыня, иметь мужем человека, знакомого с морскими бурями?
От внезапности Таня вздрогнула. И, услышав до боли знакомые слова, бросила испуганный взгляд на актёра со встопорщенными и лезущими в рот усами. Затем, вскрикнув "Ах!..", словно ступила нечаянно на горячие угли, отшатнулась назад.
Ах! Так это же он! Ишь какие слова выучил!
[?]Парень на вахтовую работу прибыл из Турции. И растопил её сердце, как брусок сливочного масла. Вдвоём они на славу провели время. Звал к себе на родину. Обещал следом жениться. Её родители, живущие в селе, благословили и строго напутствовали. А весь коллектив, хоть и преимущественно женский, подавив зависть, пожелал счастья[?] По прибытии купались в тёплых водах Босфора и валялись на золотом песке. Бесцельно бродили. Всё было похоже на красиво начавшуюся сказку. Или - на правду. Жаль[?] В один из вечеров её возлюбленный побежал за длинной юбкой турчанки. И - бесследно исчез. Может, юбка была лишь поводом. Одна в чужой стране, лишившись всего, беспомощная[?] Она с трудом вернулась обратно.
И теперь он, подлец, возникнув из ниоткуда, снова зовёт её в морскую стихию?! Ну не бессовестный ли нахал?!
- Видеть тебя не хочу! Ты променял меня на шлюху! Убирайся прочь! Сгинь! - выпалила и, захныкав, опустилась на корточки.
- Поголовно больные! Им всем психолог нужен. Психотерапевт, - бесновался главный, вырывая клок волос даже не из парика, а с собственного темени. - Ну что ты мелешь, а? Это ведь - Жевакин! В любви он тебе признаётся впервые! И к твоим прежним кавалерам, как и к твоим прежним похождениям, не имеет никакого отношения.
- Нет уж, хватит с меня! Сыта по горло! - сквозь слёзы проронила Таня, чиркнув указательным пальцем по горлу. И, не объяснив, чем же так сыта, убежала со сцены[?]
В этот злополучный день главный приложился к горькой.
Спустя три-четыре дня директор театра вынужден был пойти к нему на поклон. Нашёл его в кровати. Одного. У изголовья стояла наполовину пустая бутылка. Сам хозяин, как подкошенный на поле брани боец, лежал ничком. Открыл один глаз, но сказать что-то внятное был не в силах.
- Афишу спектакля уже развесили. Всех, кого надо, оповестили. Только четыре дня всего-навсего-то и осталось. Ничего не готово[?] Ну, дорогой, подними голову, - умолял его присмиревший директор. - Грозится прийти и этот, главный специалист министерства! Выручай уж как-нибудь. А я пойду сегодня проводить собрание. Посвищу нагайкой над их головами. Да - и приманю, наверное, того театрального критика, с которым ты часто[?] того[?] Пусть посмотрит. Авось что посоветует. А ты уж приди утром и не мешкая приступай к подготовке.
- Не могу я их всех видеть!
- Эх, артистов пасти - всё одно что кур[?] Начнёшь собирать, а они всё врассыпную норовят[?] Мне и до пенсии не дадут дотянуть. Чихвостят, ироды, на чём свет стоит. И министерство, и Гоголь, который и сам нехорошо кончил, боюсь, загонят меня в гроб, - запричитал директор театра.
- Да, ночью приснился мне Николай Васильевич, - немного оживился главный режиссёр.
