49
19 марта, объясняя советскому послу в Лондоне Ивану Майскому, почему русские предложения о конференции (желательно в Бухаресте) неприемлемы, лорд Галифакс, в частности, сказал, что в настоящий момент ни один из министров его кабинета не может поехать в Бухарест по причине занятости. Очевидно, что желания вести дальнейшие переговоры с Англией после такого отказа у русских поубавилось.
Дневник Чиано за 22 мая изобилует пикантными подробностями о жизни Гитлера и его окружения. Фрау Геббельс, например, жаловалась, что Гитлер заставляет своих друзей бодрствовать по ночам, что «все время говорит один только Гитлер», что «он повторяется и надоедает гостям». До Чиано доходили слухи «о нежных чувствах фюрера по отношению к красивой девушке. Ей двадцать два года, у нее большие глаза, правильные черты лица и великолепная фигура Зовут ее Зигрид фон Лаппус. Они часто видятся наедине». Чиано, сам дамский угодник, был, несомненно, заинтригован. Вероятно, он еще ничего не слышал о Еве Браун, любовнице Гитлера, которой в то время не разрешалось часто наведываться в Берлин.
В Ютландском морском сражении (1916 год), крупнейшем в первой мировой войне, ни одна из сторон не достигла цели, однако английский флот, располагавший превосходящими силами, сохранил господствующее положение на море.
Желая упредить предоставление англо-франко-русских гарантий Латвии и Эстонии, которые граничили с Советским Союзом, Германия 7 июня срочно заключила с ними пакты о ненападении. А 31 мая она заключила аналогичный пакт с Данией, которой, учитывая предшествующие события, казалось, была гарантирована безопасность.
Стрэнг, прибывший в Москву для переговоров с Молотовым, относился к этому вопросу еще сдержаннее. «Это просто невероятно, — писал он 20 июля в Форин оффис, — что мы вынуждены разговаривать о военных тайнах с Советским правительством, даже не будучи уверенными в том, станет ли оно нашим союзником».
Взгляд русских на этот вопрос оказался прямо противоположным. Он был изложен Молотовым 27 июля членам англо-французской делегации: «Очень важно было увидеть, сколько дивизий сможет выделить каждая сторона для общего дела и где эти дивизии будут размещены». Еще не связав себя политическими обязательствами, русские хотели знать, на какую военную помощь Запада они могут рассчитывать.
Согласно отчету, приводимому в Нюрнберге, Геринг вскочил на стол и стал «рассыпаться в благодарностях и выкрикивать клятвенные обещания. Он плясал, как дикарь. Сомневающиеся стояли рядом молча». Это описание очень обидело Геринга. Во время допроса в Нюрнберге 28 и 29 августа 1945 года он сказал: «Я оспариваю факт, что я стоял на столе. Довожу до вашего сведения, что речь произносилась в большом зале в доме Гитлера. У меня нет привычки вскакивать на стол в чужих домах. Такой поступок несовместим со званием немецкого офицера».
Здесь очень важно точно указать время. Молотов не принимал предложения нацистов о визите Риббентропа в Москву до вечера 15 августа. Не принимая его, он, однако, дал понять: Россия заинтересована в подписании пакта о ненападении с Германией, что, конечно, делало переговоры о военном союзе с Англией и Францией излишними. Самый верный вывод, к которому я смог прийти, заключается в том, что до 14 августа, когда Ворошилов потребовал «прямого» ответа на вопрос о допуске советских войск в Польшу для соприкосновения с немцами, в Кремле еще не решили, в какую сторону склониться.
Ллойд Джордж в своей речи, произнесенной в палате общин 3 апреля, через четыре дня после того как Чемберлен объявил об односторонней гарантии, которую Англия предоставила Польше, настаивал на том, чтобы английское правительство поставило такое условие. «Если мы пойдем на это без помощи России, то попадем в ловушку Это единственная страна, чьи армии могут туда (в Польшу) попасть Я не могу понять, почему перед тем, как взять на себя такое обязательство, мы не обеспечили заранее участия России… Если Россию не привлекли только из-за определенных чувств поляков, которые не хотят мириться с присутствием русских у себя в стране, мы должны поставить такое присутствие в качестве условия, и если поляки не готовы принять это единственное условие, при котором мы сможем оказать им результативную помощь, то они должны сами нести за это ответственность».
Во время встречи военных делегаций 21 августа Ворошилов потребовал сделать перерыв в переговорах на неопределенный срок под тем предлогом, что он и его коллеги будут заняты на осенних маневрах. В ответ на протесты англо-французской стороны против такой задержки маршал сказал: «Намерением советской делегации было и остается заключение договора о сотрудничестве вооруженных сил сторон. …СССР, не имея общих границ с Германией, сможет оказать помощь Франции, Англии, Польше и Румынии только при условии, что его войскам будет предоставлено право прохода через территории Польши и Румынии… Советские вооруженные силы не могут взаимодействовать с вооруженными силами Англии и Франции, если они не будут пропущены через польскую и румынскую территории… Советская военная делегация не представляет, как генеральные штабы Англии и Франции, посылая свои миссии в СССР …могли не дать им инструкции, какую занять позицию в этом элементарном вопросе… Из этого следует, что есть все основания сомневаться в искренности их желаний серьезно и эффективно сотрудничать с Советским Союзом».
Аргументы маршала логичны, а неспособность французского и особенно английского правительств ответить на них обернулась катастрофой. Но такой аргумент, приведенный 21 августа, когда Ворошилов не мог не знать о решении, принятом Сталиным 19 августа, был обманом.
Формулировка основных статей практически не отличалась от их формулировки в проекте, который Молотов передал Шуленбургу и с которым Гитлер в своей телеграмме на имя Сталина согласился В русском проекте указывалось, что пакт о ненападении вступит в силу после одновременного подписания секретного протокола, который станет составной частью пакта.
Фридрих Гауе, присутствовавший на вечерней встрече, сообщал, что написанная Риббентропом в высоком стиле преамбула об установлении дружественных советско-германских отношений была вычеркнута по настоянию Сталина. Советский диктатор сказал, что «Советское правительство не может представить на суд общественности уверений в дружбе после того, как в течение шести лет нацистское правительство обливало СССР грязью».
В статье VII говорилось, что договор вступает в силу с момента подписания. Ратификация договора в двух тоталитарных государствах была, по сути, чистой формальностью. Тем не менее на это ушло несколько дней. На этом настоял Гитлер.
Вайцзекер, присутствовавший при этой встрече, писал позднее: «Как только дверь за послом закрылась, Гитлер усмехнулся и сказал: «Чемберлен не перенесет этого разговора. Его кабинет падет сегодня вечером».
Вместе с договором был подписан секретный протокол, где в статье I указывалось, что «европейская держава», способная совершить агрессию, при которой будет оказана помощь, — это Германия. Это спасло английское правительство от катастрофы, так как Англии пришлось бы объявить войну Советскому Союзу, когда Красная Армия вступила в Восточную Польшу.
Германия не переходила на летнее время, как Англия. Таким образом, разницы во времени на один час между Лондоном и Берлином не существовало.
Риббентроп, который, как показалось автору этих строк, являл собой в Нюрнберге весьма жалкое зрелище и хуже всех защищался, заявил, что Гитлер сам «лично продиктовал» все шестнадцать пунктов и «настрого запретил выпускать текст предложений из рук». Почему — он не объяснил, да ему и не было задано такого вопроса. «Гитлер сказал мне, — уверял Риббентроп, — что я могу довести до сведения британского посла только суть предложений, если сочту нужным. Я сделал намного больше: я зачитал предложения от начала до конца». Д-р Шмидт отрицает тот факт, что Риббентроп читал так быстро, что английский посол не мог ничего понять. Он утверждает, что министр иностранных дел читал, «не особенно торопясь». Гендерсон, по словам Шмидта, «не был большим знатоком немецкого языка», и от встречи было бы больше пользы, если бы он говорил на родном языке. Риббентроп прекрасно владел английским, но отказался говорить на этом языке во время встречи.
