Но в последний момент Чубайс откровенно сказал мне: «Знаете, это слишком высокий политический градус. Зачем нам это нужно? Мне нормальные отношения с Путиным и Сурковым намного важнее этой вашей Московской думы».
Что ж, вполне в духе Анатолия Борисовича…
После этого конструкция разрушилась. Объединение все-таки состоялось, но, скорее, техническое, а не политическое. Результат этой «технической операции» известен: сначала фракция из трех человек лишилась депутата, моментально переметнувшегося в партию власти, а затем, немало удивив своих избирателей, оставшиеся два депутата дружно поддержали Лужкова при назначении на пост мэра Москвы. Такая фракция, скорее, дискредитировала демократов в глазах жителей столицы.
Но я по-прежнему уверен: если бы мы действительно подняли тогда градус политической борьбы на московских выборах, то разбудили бы граждан и к парламентским, и к президентским выборам. В 2007 году мои призывы объединиться в коалицию на выборах в Думу вновь были проигнорированы и «Яблоком», и СПС. В противном случае никаких шансов не было, что и подтвердилось 2 декабря.
Но тогда, в декабре 2005 года, после вашей негативной оценки результатов выборов в Мосгордуму Григорий Явлинский заявил: «Касьянов хотел к нам в партию вступить, но передумал». Вы действительно собирались стать членом «Яблока»?
Дело было гораздо серьезнее. Поначалу моя идея «поднять политический градус» Явлинскому очень нравилась.
Согласовав план совместного похода наших сторонников в Мосгордуму, мы стали обсуждать, как будем жить после выборов. В последний день переговоров, просидев вдвоем с
Явлинским весь вечер и всю ночь, мы согласовали следующую конструкцию. Лидеры демократов (Хакамада, Немцов, Рыжков) входят в «Яблоко» (они были готовы, я выступал от их имени). Митрохин, Иваненко, естественно, тоже там, и от нас — Мерзликин. Затем на съезде мы формируем в партии новый политсовет, бюро — назовите как хотите. Фактически создается новое ядро демократической общественности. С Явлинским мы согласовали, что предложим съезду главой партии избрать меня, а он будет единственным заместителем.
Неужели Явлинский готов был уступить вам лидерство?
Да. Во всяком случае, на тот момент, когда мы с ним эту конструкцию согласовали. Мы договорились, что партия будет по-прежнему называться «Яблоко» — для Явлинского это было принципиально. Для меня же было важнее объединить все силы демократической оппозиции. Мы решили, что в такой конструкции, плавно наращивая политическую активность, идем на думские выборы 2007 года, а потом — на президентские. Все утвердили.
Но утром звонит Григорий Алексеевич и говорит: «Прошу прощения, я вынужден отказаться от всех наших договоренностей» Что случилось за несколько часов, не знаю. Но я благодарен ему, что он позвонил и извинился, не ставя себя и меня в неудобное положение.
Такое с Явлинским случалось уже не раз. Весной 1995 года он в эфире моей программы «Итоги» пожал руку Егору Гайдару в знак согласия пойти на думские выборы единым блоком. А на следующий день точно так же заявил, что никакого блока не будет, что его неправильно поняли. В 2003 году они — на этот раз с Немцовым — снова вроде бы почти договорились, но потом опять «рассосалось» Значит, это глубокое разочарование в коллегах по демократическому флангу заставило вас искать других союзников? Как появилась «Другая Россия»?
Идея провести конференцию «Другая Россия» с участием оппозиционных политиков самых разных убеждений родилась в 2006 году. Ее авторами выступили уважаемые люди: Людмила Алексеева, Александр Аузан, Гарри Каспаров и Георгий Сатаров. Я с энтузиазмом их поддержал. На мой взгляд, конференция удалась, она вызвала большой интерес в стране и серьезное напряжение в Кремле.
Выступая на конференции, я раскритиковал кремлевский курс и призвал оппозицию объединить усилия. А затем признал, что та девушка из запрещенной лимоновской партии, которая в декабре 2003 года в день выборов в Госдуму бросила в меня на избирательном участке яйцо с криком «Выборы — это фарс!», была права. После этих слов ко мне на сцене подошел Эдуард Лимонов и протянул руку. Зал зааплодировал нашему рукопожатию: ведь раньше мы были политическими противниками. Этот эмоциональный всплеск на какое-то время сильно нас всех сблизил.
В сентябре мы объявили о создании «Другой России» как широкой право-левой демократической коалиции. Я всегда специально подчеркивал — демократической коалиции. По итогам конференции мы приняли декларацию, где приверженность демократическим принципам и конституционному устройству России была главной основой. Под этим все подписались, в том числе и Лимонов. Власть очень заволновалась, когда наметилась объединительная тенденция.
Мы провели первый «Марш несогласных» в Москве в декабре 2006 года, затем в марте — в Питере, потом в апреле в Москве. На улицы выходили уже не сотни, а тысячи граждан, протестовавших против беззакония, против этого режима, растоптавшего Конституцию демократического государства.
Власти очень испугались и отдавали приказы жестоко подавлять инакомыслие, мирные протесты граждан. Ведь во время этих демонстраций не было помято ни одной машины, не было разбито ни одного стекла. Зато ОМОН разбил в кровь не одну голову участников демонстраций, случайных прохожих и журналистов.
За союз с Лимоновым вас тогда жестоко критиковали. «Яблоко» и СПС отказались присоединиться к «Другой России» и участвовать в «Маршах несогласных» заявив, что союз с Лимоновым и другими националистическими или ультралевыми силами для них категорически неприемлем.
Я по-прежнему считаю, что в ситуации, когда в стране отсутствует политическая конкуренция и вопрос стоит о сохранении конституционного строя демократического государства, союз с левыми, а также со всеми оппозиционными силами, которые обязуются уважать демократические ценности, права и свободы, не только возможен, но и необходим. Надо уметь слушать не только соратников, но и оппонентов, налаживать с ними диалог. Ведь сегодня в борьбе за сохранение демократического устройства государства они являются нашими союзниками.
Кстати, Эдуард Лимонов и его сторонники за год существования «Другой России» ни разу не нарушили взятых на себя обязательств, ни разу не выступили под лозунгами, которые противоречили бы Конституции РФ или нашим представлениям о демократии. Я не говорю сейчас о вопросах социальной и экономической политики, — тут у нас были и остаются громадные разногласия.
Однако «Другая Россия» быстро раскололась. Вы покинули ее первым. Почему?
Весной 2007 года, когда политическая активность нарастала, я поставил перед коллегами по «Другой России» вопрос о том, что график подготовки к президентским выборам очень сжатый. До выборов всего год, поэтому уже в июле 2007 года мы должны определиться, кто будет единым кандидатом в президенты от демократических сил. Я предложил такую схему: пригласить самых уважаемых людей в стране, прежде всего правозащитников, авторитетных ученых, представителей творческой интеллигенции, чтобы они сказали решающее слово при выборе кандидата. Я также настаивал, чтобы помимо лидеров «Другой России» в этой процедуре участвовали бы и лидеры «Яблока» и СПС.
Представители неполитического крыла «Другой России» — Людмила Алексеева, Александр Аузан, Георгий Сатаров — с этим согласились. Идею также поддержал Эдуард Лимонов, но Гарри Каспаров выступил против. Однако ничего внятного, работающего на практике, взамен предложено не было. Сторонники Гарри Каспарова решили проводить в регионах собрания активистов, назвав их американским словом «праймериз»
Как показала практика, это была ошибка. Вместо консолидации разрозненных оппозиционных общественно-политических сил вокруг демократической программы и единого кандидата эти собрания разобщали активистов демфланга и порой дезориентировали их в политическом пространстве.
Оппозиция так и не выдвинула единого кандидата на президентских выборах. А когда вы объявили, что будете в них участвовать, никто из дружественных организаций — СПС, «Яблоко» «Другая Россия»- вас не поддержал. Собственно, выборов в стране не было. Результат таких выборов ни у кого не вызывал сомнения. Задолго до назначенной даты Путин назвал имя будущего президента. Мне до сих пор непонятно, а зачем вы вообще решили участвовать в кампании? На что вы рассчитывали?
Может, это прозвучит высокопарно, но кто- то должен был попытаться дать бой этой беззастенчиво наглой и насквозь фальшивой операции «Преемник» Я очень хорошо отдаю себе отчет, что в стране не так много моих рьяных поклонников, но при этом довольно немало людей, в целом разделяющих мои взгляды. Они, безусловно, проголосовали бы против авторитарной системы, за либеральные ценности. Наряду с этим не нужно забывать и про другую, весьма большую, группу граждан; во время предвыборной кампании люди не раз мне откровенно говорили: «Лично вы мне не нравитесь, но, кроме вас, голосовать вообще не за кого».
