Ехал я как-то поздней осенью ночным автобусом из Гамбурга в Париж. Рядом со мной сидит немец. Такой среднестатистический немец, какими мы их себе представляем. При подъезде к городу стало светать. За окном – холодный дождь, сырость, мерзость, тучи. От одного взгляда на улицу озноб пробирает. И вот вижу: вдоль дороги под этим самым дождём бежит человек. В трусах и майке. Я не удержался, ткнул немца в бок.
– Вот, – говорю, – совсем больной какой-то.
– Нет! Здоровый! – эмоционально возразил мой попутчик.
И тоже был прав.
Я это к тому, что у каждого народа, каждого человека могут быть свои представления о полезном и вредном, о добром и злом. А для того, чтобы как-то жить вместе, не причиняя друг другу вреда, нужен общий закон.
Попробуйте спросить правоверного (подчёркиваю: правоверного, а не просто того, кто себя этим именем называет) иудея или мусульманина, почему нельзя убивать или воровать. И вам ответят: «Бог не велел». К по-настоящему верующим православным это тоже относится. Только больно уж мало таких. В Израиле, кстати, нет основного закона страны – Конституции. Зачем Конституция, если уже есть Тора, где всё прописано от имени Бога? Европейское сознание в этом смысле вторично, потому что христианство пришло в Европу в период Римской империи, где уже были сформированы основы права. Поэтому европеец при ответе на тот же вопрос сошлётся на закон. Закон в подавляющем большинстве западноевропейских государств пострашнее кары Божьей.
Что же касается России, а точнее, Руси, то мы застряли где-то между первыми и вторыми. Ни Моисеевы, ни Христовы заповеди абсолютным законом не стали. Православные ценности отнюдь не уничтожили языческих атавизмов. Представления о государственных законах и праве тоже в тот момент не было ещё и в помине. В результате мы получили не только многонациональную и многоконфессиональную страну, но и страну полиэтическую, где разные группы населения вырабатывали для себя различные принципы сосуществования. Окончательно всё запуталось в советские годы – годы государственного атеизма. Конечно, существовали и существуют государственные законы. Но почему же тогда интеллигенции понадобилось вырабатывать свой кодекс чести, а чиновникам – свои правила поведения? Уголовники, естественно, тоже в стороне не остались – у них свой закон. И так далее. Официально вроде бы никто заповедей не отменял. Никто не говорил, что можно убивать, воровать, прелюбодействовать и прочее. Просто люди перестали понимать – почему нельзя. Система нравственных ценностей была нарушена. Именно система. Оказалось, что без первой заповеди («Я Господь твой…») остальные не работают. В этой системе всё принадлежит Богу. Нельзя воровать, потому что воруешь не у соседа – у Бога. И убивать нельзя по этой же причине.
Мне могут возразить: разве в те времена, когда Скрижали воспринимались как Закон, люди не воровали и не убивали? И воровали, и убивали. И во всём мире, и у нас, в России, в частности. Разница только в одном: раньше преступник отдавал себе отчёт в том, что он – преступник. И окружающие его люди понимали: преступник. А сейчас преступление постепенно становится нормой, героизмом, предметом подражания.
Я отнюдь не миссионерствую. Я не священник, это не моё дело. Я просто констатирую факт. И факт этот заключается в том, что мы оказались в нравственном, этическом отношении абсолютно голыми. Словно вечный блуждающий дух, находивший раньше путь к нашим сердцам, неожиданно где-то заблудился. Мы живём в мнимой системе ценностей, которая давно не работает. Одна профанация. И не только у нас. В других странах тоже. Вот недавно наткнулся на информацию: «Компания Trijicon из штата Мичиган наносит на производимые по заказу Минобороны оптические прицелы для штурмовых винтовок закодированные послания из Нового Завета… Эти винтовки используются морскими пехотинцами в Ираке и Афганистане». Каково? В Приднестровье мне довелось видеть броневик с надписью «Не убий». В 1992 году фотокорреспондент «Литературки» Володя Шевченко сфотографировал по моей просьбе колокол на звоннице одной из подмосковных церквей, на котором было отлито: «От Солнцевской братвы». Фотография эта тогда же была напечатана в «Литературной газете». На Украине я спрашивал людей: почему они поддерживают Юлию Тимошенко? Ведь известно, что на неё заводилось уголовное дело, связанное с крупными хищениями. В ответ услышал: так она ж не у нас воровала, а у москалей. У москалей можно. Про коробки от детского питания, на которых нарисованы Мадонна с младенцем, я уж не говорю.
Нравственные принципы не работают, но их постоянно используют – каждый в своих целях. Не только в быту, но и в международной политике. И подобного рода профанация приводит к известному принципу, который когда-то на 16-й полосе «Литературной газеты» сформулировал Виктор Веселовский: «Если нельзя, но очень хочется, то можно». Можно, потому что никто не объяснил, почему нельзя. И не объяснят. Ведь по внезапному озарению известного героя Достоевского если Бога нет, то всё дозволено. Именно так. Если Бога нет, то Скрижали – просто ничего не значащая дощечка. Из чего я и заключаю, что творимое в сегодняшней нашей жизни зло – явление бессознательное. Как и добро.
Видимо, именно это имел в виду Фридрих Ницше, когда констатировал: «Бог умер».
В статье «Преодоление страха» Александр Мелихов приводит мнение Зигмунда Фрейда о том, что «мы все переполнены подавленной агрессией и похотью и завидуем насильникам, которые явно делают то, о чём мы мечтаем тайно». Всё верно. Но я знаю многих людей, которые переполнены «подавленным» добром, жаждой приносить пользу окружающим, любовью. Просто в сложившейся (точнее, так и не сложившейся) системе ценностей страшновато бывает явить миру столь архаичные качества души.
В замечательном фильме «Брат», как мне кажется, Алексей Балабанов вывел просто гениальный образ нравственного мутанта современной России. Я не знаю в нынешнем искусстве второго такого героя, в котором столь органично переплетаются доброта и отзывчивость с расчётливым хладнокровием убийцы. В Данилу Багрова влюбилась вся страна. Почему? Разве в нём привлекает зло? Нет. В нём привлекают зло и добро, слитые воедино. Он стал отражением духовного и нравственного раскола большинства населения страны. В нём живут остатки природной совести, но напрочь отсутствуют представления о нравственном законе. Потому что этого закона больше нет. Его похоронили годы (если не века) профанации. А потребительская этика поставила на его могиле большой гламурный крест.
Поэтому нет обаяния зла. И нет обаяния или бессилия добра. Есть одна только дикая природа, нравственный хаос. И ожидание нового Сотворения мира. Духовного мира.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Человек
Бурьян хамства
НРАВЫ
Как его прополоть?
Жан МИНДУБАЕВ, собкор «ЛГ», УЛЬЯНОВСК
Начну с занимательного сюжета. С истории, которая чуть не привела меня к сердечному приступу. Понадобилось мне отослать заказное письмо. В маленькой комнатке на первом этаже ульяновского почтамта, где принимают и посылки, и заказные письма, толкалась очередь; было невыносимо душно. Принимала письма лишь одна приёмщица, второе рабочее место пустовало.
Мне вспомнилось, что через коридор, напротив, в отделении абонентских ящиков, тоже принимают заказные письма. Пошёл туда. За столиком скучала милая сотрудница.
– Отошлём письмо?
Сурово глянув, мне ответствовали:
– Читать умеете? Здесь принимается почта только от юрлиц и организаций.
Так как я представлял некую организацию (а именно – редакцию «Литературной газеты»), то и решил, что письмо в её адрес отправить как бы должны.
Думаете, моё письмо приняли? Нет.
Диалог с «почтовицей» был напряжённым и продолжался до тех пор, пока я не попросил явиться старшую по смене. После долгой дискуссии на тему «Прав клиент или нет?» письмо всё же приняли. Правда, для этого пришлось «подняться» аж до помощника начальника почтамта. На рабочее место вернули куда-то исчезавшую приёмщицу – и проблема, порождённая привычным наплевательством клерков на нужды клиентуры, была решена. Письмо пошло по адресу, но каких нервов мне это стоило?
Да разве только на почте ожидает нас миловидное (или не миловидное) – а хамовитое личико? Нет, куда ни сунься – оно там. В окошечке жилищной конторы, в «предбаннике» любого начальствующего прыща, в пенсионном фонде, в маршрутке… И даже в магазине и больнице.
