— Пока не за что. Вот эти десять стихотворений дадим подборкой месяца… через три. Да! Ты же где-то в райгазете работаешь, ну-ка, давай этот адрес.
Я назвал, он записал.
— Ну, — говорит, — будь здоров.
Пожал руку, и я пошел. А у двери остановился. Повернулся к нему лицом. Он говорит:
— Чего тебе еще?
— Выпить бы с вами, Александр Трифонович.
— Я только что из этого состояния вышел.
— А когда войдете?
Он улыбнулся.
— В какой гостинице остановился?
Я назвал.
— Наверно, самый дешевый номер?
— Конечно.
— Ну, вот что. Возьми номер обязательно с телефоном. Деньги тебя ждут. Купишь водки. Вина не надо. В 17 я подъеду. Жди у входа.
И я удалился. В гостинице сразу зашел в кабинет директора. Говорю:
— Я из Воронежа, поэт Прасолов.
Тот этак сонно мне:
— Ну и что?
— Мне нужен “люкс” и чтобы с телефоном.
— А где я тебе его возьму? Все занято.
— Ко мне Твардовский приедет.
И тут с него сонливость слетела. “Люкс” нашел, ему же я отдал деньги на водку и закуску. Он стал просить познакомить его с Твардовским и позволить посидеть с нами. Я сдуру согласился на это, но когда Твардовский приехал и я представил ему директора, тот так посмотрел на меня, что я понял: третий нам будет лишним. С подписанной Твардовским книгой директор в номер и заходить не стал. Ну а с Александром Трифоновичем “за жисть” мы проговорили до утра. И вот что удивительно: ровно через час он звонил домой и сообщал Марии Илларионовне, где он и с кем “кушает водочку”.
А моя подборка в “Новом мире” вышла с подзаголовком “Десять стихотворений”, как и обещал Твардовский.
* * *
Воронежский писатель В. А. Белокрылов рассказывал…
— Работали мы с Алешкой в райгазете (видимо, Россошанский район. — В. Б.). Пришел ему откуда-то солидный гонорар. Естественно, мы его “обмыли”. И тут Алешка исчез. Посылали гонца на квартиру. Хозяйка говорит: постояльца нет уже неделю, где — не знаю, а вещи на месте. Сижу я в редакции где-то в обеденное время один, заходит пожилая женщина с ботинком в руке и почти полушепотом сообщает:
— Там, в поле, в стогу соломы шпион скрывается. Я шла мимо, вот его ботинок подняла, а самого не видала.
Я глянул — ботинок с ребристой подошвой, Алешкин.
— Спасибо, — говорю, — мамаша, сейчас разберемся.
Вбросил тот ботинок в люльку, завел мотоцикл и еду в поле. И вижу: навстречу мне бегут доярки, ведра на руках блестят на солнце. Останавливаюсь:
— Здравствуйте, бабоньки!
— Здравствуйте.
— А что это вы бежали по дороге?
— За нами человек гнался.
— Догнал?
— Догнал.
— А что же он стал с вами делать?
— Он стал стихи читать.
— Ну и как, хорошие стихи?
— Та стихи, может быть, и хорошие, но человек-то голый.
Подъезжаю к его “жилищу” в стогу:
— Что ты тут делаешь, Алексей?
— Тебе этого не понять. Я вхожу в природу.
И выдал он мне около двадцати отличных стихотворений. В общем-то такие его исчезновения всегда заканчивались новыми вещами. Редактор там был у нас “понимающий” и на странности Прасолова смотрел спокойно. Даже порой сразу при его появлении потом в редакции заводил в свой кабинет и говорил:
— Ну, давай, читай, читай!..
* * *
Об Алексее Тимофеевиче Прасолове в марте 1987 года был у меня разговор и в Минске с журналистом Игорем Александровичем, который в шестидесятые годы жил в Борисоглебске, а затем — в Воронеже и тоже работал в “Молодом коммунаре”. У него сохранилась книга Прасолова “Земля и зенит” 1968 года издания с дарственной надписью автора. В этой надписи я нашел строки, видимо, из неоконченного стихотворения Прасолова и попросил разрешить их переписать. Все изданное А. Прасоловым (и стихи, и прозу, и письма) я, надеюсь, не пропустил, но этих строк нигде не обнаружил.
30 июля 68
Гордясь одним-
единственным
на свете -
Свободою и
жизнью
той моей,
Что прежде
всех
здесь
на моей
Планете
Есть страшная
земля людей.
Если задуматься о трагической судьбе поэта Алексея Тимофеевича Прасолова, то, по-моему, и эти его строки говорят о многом…
Валерий ЧЕРКЕСОВ
* * *
Ностальгические ветры
налетели с востока.
Они стучатся в стекло
веткой цветущего абрикоса,
а мне кажется -
это наша старая черемуха
прильнула к окну
родимого дома,
которого давно
нет на земле.
* * *
Унеси меня, память, на берег великой реки,
Уменьшительным именем снова меня нареки.
— Не шали, не купайся подолгу, приди на обед, -
Говорит ворчливо с улыбкою светлою дед.
Я шалю, я купаюсь до одури и, позабыв
Про еду, возвращаюсь домой, когда солнце, остыв,
Закатилось за сопки далекие. Дедушка ждет
У порога, как сторож, и мне подзатыльник дает
Незлобиво, шутя, и кричит:
— Мать, корми молодца!..
Однокрылый птенец, потому как расту без отца,
Я летаю во сне — говорят, оттого, что взрослею…
Унеси меня память туда, где я корью болею,
И у жаркой постели, измучившись, мама сидит
И, как Дева Мария с иконы, мне в душу глядит.
В ОБЩАГЕ
1
Общага. БАМ во тьме гудит.
Бессонница — как наважденье.
В стеклянной банке чай парит.
Засахарившееся варенье.
И томик Пушкина открыт:
“Я помню чудное мгновенье…”
2
Когда засыпал я на БАМе в общаге,
И бок примерзал к леденящей стене,
То мир измерялся простыми вещами -
Чтоб утром письмо прилетело ко мне,
А в нем из тетрадки заветный листочек,
И сердцем, не ручкой, такие слова:
“Скорей приезжай. Жду. Скучаю. Сыночек,
Весна у нас скоро… Я тоже жива”.
* * *
Пошататься по старому парку,
Под березами постоять
И, заморскую плюнув цигарку,
Тишиной и прохладой дышать.
Где-то дятел стучит монотонно.
В кронах ветер шуршит, словно мышь.
Мыслям — вольно,
А чувствам — просторно,
Но — молчишь, и молчишь, и молчишь.
90-е
Митинговали, кто хотел:
Кто мало ел, кто много ел,
Кто не имел, кто все имел.
А черт с ухмылкою глядел
На обезумевший народ,
Злорадствуя: — Моя берет!..
ВЕДЬМА
Это ведьма летит над Москвой.
Слышен голос, похожий на вой:
— Чи, страдаете вы головой,
Коли золотом пообрастали.
А в селе соловьи в перехлест
Заливаются там, где погост.
Денег нет… Потому-то и хвост
Ведьмин мы никогда не видали.
* * *
Чужая интонация влечет,
Как будто шепчет мне на ухо черт:
— Валяй вот так — и гениально выйдет!..
Да крепкое словцо сказал Рубцов:
Мол, тьмы и тьмы подобных мудрецов,
Но добрый Филя всех в гробу их видит.
ВИКТОР БОКОВ
На даче у Бокова яблони рясно цветут,
И воздух пьянит — голова просветленно кружится.
Здесь вольные птицы нашли и покой, и приют
И, благодаря, заливаются звонкие птицы.
И годы, и беды хозяина гнут — не согнут…
Запомню поэта улыбчивым, гордым и статным.
На даче у Бокова яблони рясно цветут,
И значит, по осени быть урожаю богатым.
* * *
Занимается утро.
Опарой заря поднимается
За рекой, по-над лесом.
На взгорке былинный костер
То померкнет, то снова, воскреснув, ожив, разгорается -
И светлеет, яснеет прохладный осенний простор.
О, как ломит виски!
Тишина их сдавила до боли.
И слезятся глаза, если долго смотреть на огонь,
На бескрайнее, к небу всходящее синее поле,
Где без всадника скачет есенинский розовый конь.
“Труды и дни” поэта,
путешественника и воина
В. Л. Полушин. “Гумилёвы. Семейная хроника.
Летопись жизни и творчества Н. С. Гумилёва”. М., Терра. Книжный клуб. 2004
Выход в свет летописи жизни и творчества поэта — отрадное явление для каждого любителя поэзии. Можно не торопясь погрузиться в прошедшую эпоху, переходя от события к событию в жизни классика, проникаясь атмосферой, в которой создавалось то или иное стихотворение, знакомясь с событийным контекстом его написания, открывая для себя новые и новые биографические факты, преисполняясь благодарностью к кропотливому труду исследователя, к его архивным и библиографическим разысканиям… Нет, что ни говори, а издание летописи жизни и творчества поэта, тем паче в наши дни, — отрадное явление.
С радостным чувством берешь в руки том “Гумилёвы. Семейная хроника. Летопись жизни и творчества Н. С. Гумилёва”, вышедший в издательстве “Терра — Книжный клуб” на прекрасной бумаге в суперобложке. На форзаце — “Родословное древо прямых известных предков и потомков Н. С. Гумилёва с 1720 по 2000 год” — плод многолетних разысканий автора хроники В. Л. Полушина. Два основных раздела — “Хронология жизни и творчества Николая Степановича Гумилева” и “Жизнь после смерти” — подробное перечисление посмертных публикаций Гумилева, статей о нем, основных событий жизни его сыновей — Льва Гумилёва и Ореста Высотского. Здесь же приложены список произведений Н. С. Гумилёва, указатель его книг, а также указатель произведений Льва Николаевича Гумилёва.
