многим не успела как следует насладиться.
Дальше меня ждал длинный, сложный и извилистый путь, который в конечном счете привел меня к моему месту как в литературе, так и в жизни.
Первые годы жизни в Москве я вспоминаю без удовольствия, а первые полгода – и вовсе с легким отвращением. Я не поступила на журфак МГУ, но поступила на журфак МГУП им. Федорова, который сейчас объединился с Политехом. В те моменты я не думала о том, что буду скучать по близким и что какая-то часть моей жизни подошла к концу. Сейчас я это все воспринимаю более остро и, если честно, вернись я на 11 лет назад, даже не знаю, поехала бы учиться в Москву или нет. Тогда я многое потеряла, и мне было действительно тяжело, особенно в первые годы, пока я не встретила Диму.
В августе, когда уже все было понятно с поступлением, я вернулась обратно в Челябинск. Родители улетели на весь месяц в США, брат уже работал там по программе Work and Travel, поэтому все оставшееся лето я тусовалась с друзьями, худо-бедно гуляла с собаками, следила за бытом и ела что бог пошлет. Несколько раз ко мне внезапно приезжала бабушка, реанимировала цветы на балконе, ругала меня, что я не хозяйственная, и уезжала обратно.
Родители прилетели из Америки за несколько дней до моего отлета на учебу в Москву. Я была уверена, что моя семья спокойно относится к моему решению перебраться из Челябинска. Как минимум все разъехались, никто не стремился провести со мной последние месяцы дома, поэтому я уезжала со спокойным сердцем. Все развивалось действительно тихо-мирно, пока мама не расплакалась – я бы даже сказала, разрыдалась – перед тем, как я ушла на досмотр. Мне было больно на нее смотреть, и на моих глазах тоже проступили слезы.
Я до сих пор с какой-то болью и обидой все это вспоминаю. Обидой, потому что когда я стала старше, то не смогла понять, почему они все уехали, а не захотели провести со мной мой последний месяц в Челябинске. Многие вещи, которые были в моем детстве, я искренне не могу понять. Точнее, так: я все понимаю, все живые люди, и это нормальное желание – как родителей, так и брата – увидеть Америку, но мне иногда не хватает принятия. Я провела десятки часов в кабинете психолога, разбирая свои отношения с родителями, предпринимала немало попыток обсудить с ними наболевшее – не чтобы обвинить, а чтобы понять, – но все это оказалось тщетным. Я уже давно не делю людей на хороших и плохих, как и родителей – на хороших и плохих. Родители – это просто люди, которые рискнули привести в мир новых людей. А подобные предприятия – всегда риск, потому что ты не можешь заранее знать, чем все это обернется: счастьем или драмой, сплошными трудностями или полной автономией ребенка от родителя. Думаю, проблема также была в том, что я всегда хотела казаться сильной, смелой, независимой в их глазах. Брат не пытался. Он всегда нес им свою боль, свои переживания, делился с ними вещами, которые я бы в жизни не рассказала – из страха, или стыда, или страха и стыда одновременно. Иногда мне просто хотелось, чтобы за всей моей броней, за всей этой напускной сдержанностью другие увидели израненную душу, потерянную девчонку, которая всегда очень хотела быть сильной, никому не показывать свою боль, уязвимость. Даже сейчас, когда я пишу эти строчки сквозь слезы, я предварительно закрылась в комнате и попросила мужа не заходить хотя бы час. Мне часто делали больно, и я прикладывала максимум усилий, чтобы никогда никому этого не показывать. Пожалуй, я всегда хотела невозможного, чтобы близкие увидели то, что я так тщательно прячу. Но от кого этого ждать, если не от них? Неужели родители не способны увидеть нечто большее за улыбкой своего ребенка?
Я села в самолет, прилетела в Москву, где меня встретили кузены по маме. Первые полгода я жила у них. За это время я немного освоилась, завела новых друзей, но все равно вспоминаю этот период в довольно мрачных красках. Как раз в то время на меня напали ночью, один из кузенов привел жить в квартиру девушку, меня переселили из спальни в проходную комнату, у моих родителей произошли недопонимания с тетей и ее мужем насчет моего проживания и стоимости этого вопроса. Все это давило, я часто плакала по ночам, и больше всего мне хотелось оттуда съехать. Тогда я была ребенком, довольно испуганным и потерянным, поэтому просто плыла по течению, воспринимая происходящее как данность. Опять же, став взрослой, я начала понимать причинно-следственные связи – почему какие-то люди поступают так, как поступают, – и долгое время я отказывалась принимать это, мириться с тем, как другие относились ко мне. Спустя годы я поняла – да, подобное отношение – это странно, несправедливо, некрасиво, но именно оно заставило меня пробудиться. Вообще, все тяжелые события в моей жизни привели меня к двум важным вещам: любви к себе и ответственности за свою жизнь. Да, я начинала свою самостоятельную жизнь 11 лет назад в спальном районе Москвы, в квартире с кузенами и будущей женой одного из них: мы не могли поделить пространство, на меня напали ночью, у мамы испортились отношения с сестрой. Все это тяжело, обидно, но где я сейчас? В своей прекрасной жизни, где я люблю себя и умею рассчитывать на себя. Все это стало пазлом, который я долго не могла собрать, но со временем каждый кусочек встал на свое место и дополнил картину.
Про ночное нападение я тоже никому не сказала. Зачем всем переживать, родителям огорчаться и злиться, да и что можно было исправить? Я еще была несовершеннолетней, заявление в полицию от меня бы не приняли, поэтому я просто решила все скрыть и жить как раньше. Конечно, жить как раньше уже не получилось и, наверное, никогда не получится. Фоновая тревога, что это может повториться, когда я снова буду возвращаться домой, никуда не делась. Сейчас я понимаю, что о таком нельзя молчать. Я знаю десятки историй, в том числе от ближайших подруг, когда мужчины их трогали, насиловали, били, нарушали границы. Все они молчат. Только задумайтесь, сколько нерассказанных историй так и висят гирями на прекрасных тонких шеях. Мне одновременно невероятно больно от этого, но также охватывает сильная злость, ярость от того,
