Пишет в «Яд ва-Шем» Львовское еврейское общество: «Уважаемые господа! Мы второй раз обращаемся к вам по вопросу присвоения митрополиту Андрею Шептицкому почетного звания «Праведник мира». Нам известно, что этот вопрос рассматривался на комиссии, которая отказалась присвоить ему это звание… В этой комиссии сидят «сверхортодоксы», которые, не думая о последствиях этого решения, твердо стоят на своих позициях. Дескать, митрополит приветствовал Гитлера в начале его похода на Москву… Приветствие митрополита было связано с тем, что он надеялся на скорейшее падение большевистского сталинского режима… Но потом, когда он увидел, что делают гитлеровцы, первый занялся спасением евреев… Мы просим вас понять наше положение. Нам стыдно перед украинцами за действия вашей комиссии… Семь тысяч евреев Львова ждут вашего решения. Заместитель председателя (подпись)».
Пишет в «Яд ва-Шем» 80-летний А.К. из Ашкелона (стиль и орфография писем сохранены — Ред.):
«1. Заслуживает ли Шептицкий не только присвоения ему звания «Праведник мира», но даже обсуждения этого вопроса?.. Нет и нет; ибо даже только обсуждение является надругательством над памятью многомиллионных жертв, в т. ч. над памятью моей жены, детей и многочисленных родственников…
Как можно требовать присуждения звания «Праведник мира» тому, кто солидаризировался с убийством евреев, ибо чем как не солидарностью можно считать: (а) после вступления немецких войск во Львов на второй день… батальон украинских СС «Нахтигаль» по своей инициативе устроил побоище евреев — освящение знамен этого батальона и посылка приветственной телеграммы Гитлеру; (б) в Киеве исполнителями акции «Бабий Яр» и др. акций были преимущественно украинские бандиты разных мастей, а руководили ими деятели, специально прибывшие из западных областей Украины, т. е. из паствы митрополита Шептицкого, и его «протест» против этих акций также выразился… в поздравительной благодарственной телеграмме Гитлеру.
2. Как стараются наши «правозащитники» (в газетных выступлениях) придать особое значение письму Шептицкого, которое начиналось словами «Ты не должен убивать», хотя это письмо не имело никакого отношения к осуждению уничтожения евреев… Шептицкий призывал прекратить взаимные убийства христиан (украинцев и поляков), не упоминая, что те и другие убивают евреев, «правозащитники» оправдывают эти действия Шептицкого… разумной предосторожностью. А вот король Дании не думал о разумной предосторожности, когда в ответ на приказ о ношении евреями «желтой звезды» первый прикрепил такую звезду, показав пример своим подданным, которые последовали этому примеру и этим спасли еврейское население Дании.
3. В отношении [спасенных Шептицким еврейских] детей является доказанным, что это было церковное мероприятие по обращению в христианство, использовав их бедственное положение…
О тех (так в тексте — Ред.), кто так ревностно и настойчиво выступает в защиту погромщиков и убийц еврейского народа, можно объяснить тем, что одних шантажируют, используя темные пятна в их поведении, других подкупают, ведь говорят, что деньги не пахнут, нет, эти деньги пахнут и очень — пахнут еврейской кровью, а многие занимаются полуправдой, вводя этим в заблуждение.
Митрополит Шептицкий… заслуживает резкого осуждения за свои благодарственные заявления и другие действия, которые послужили примером и призывом для его паствы как побольше уничтожить евреев».
Автор из Ашкелона в искреннем гневе точен ли? Чтобы ненароком не обидеть кого и страстей не множить, я выпустил из цитированного письма фамилии его оппонентов и в дальнейшем сам постараюсь обходиться без имен. Отмечу лишь с благодарностью тех, чьи разноречивые, но равно полезные замечания помогли скроить этот текст: И. Гельстон, К. Гусарова, Н. Зейфман, Я. Сусленский, Ш. Швейбиш.
Политика, Ватикан и Гитлер, христианский антисемитизм и христианская любовь, убийство и спасение — что только не окутывает фигуру митрополита Андрея Шептицкого! Но вот еще несколько необходимых слов вокруг да около. Митрополит ведь — украинский, руководитель церкви в Восточной Галиции. Здесь переплелись перед войной разнонаправленные интересы поляков, украинцев и евреев.
Украина всегда жила то под Польшей, то под Россией. Крохотный период независимости после русской революции 1917 года выглядел лишь издевкой истории. В 20-30-е годы Восточная Галиция оказалась в составе Польши. Поляки и украинцы пестовали традиционную вражду. Шептицкий и по своему положению главы греко-католической (униатской) церкви, нацеленной на единение поляков-католиков и православных украинцев, и по своему знаменательному происхождению от польки и украинца стоял на сшибке польской великодержавности и украинской самостийности. Духовный вождь украинского национального движения за независимость, он в то же время старался умерить накал борьбы, доходившей до убийств противников, до угроз ему самому, пастырю.
Положение осложнялось евреями. Они во Львове составляли треть населения. Их, естественно, веками не любили: ни поляки — хозяева страны, ни украинцы — творцы хмельниччины, гайдамацких и петлюровских погромов. В годы становления польского государства при польско-украинских столкновениях каждая сторона громила евреев, обвиняя их в союзе с противником. Шептицкий — интеллектуал и гуманист христианского толка, знал иврит, дружил с евреями, он мог устроить у себя концерт еврейского религиозного хора, он встречался с еврейскими деятелями, помогал беднякам-евреям. Главным благотворительным делом митрополита было создание в 1903 году клиники для лечения всех больных без разбора по вере и национальности. В 1936-м из 13000 обратившихся в клинику десятую часть составили евреи.
В 1935-м, в приветствии митрополиту по случаю его семидесятилетия Львовская еврейская община отмечала популярность юбиляра среди евреев города. Поздравительный визит к нему еврейской делегации во главе с раввином Ихезкиелем Левиным был предложением сотрудничества двух общин, преследуемых поляками, — Шептицкий отвечал евреям взаимностью.
Своему клиру, где многих коробило «цацкание с жидами», митрополит был вынужден объяснять, что общается с евреями на иврите исключительно с целью доходчиво донести до народа Ветхого завета христианские истины. «Я доволен, если хоть одна заблудшая душа находит в моих словах отблеск Б-жественной истины, — писал Шептицкий в пастырском послании духовенству. — Моя помощь евреям-беднякам может стать Б-жественной милостью, возможностью приблизить их к христианскому учению».
Пастырь миссионерствовал, паства — юдофобствовала. Началась война, Гитлер и Сталин располовинили побежденную Польшу. Восточную Галицию оккупировали советские войска. Украинцы видели в них очередных поработителей, евреи — освободителей и от польского антисемитизма, и от нацистских преследований, от которых катили сюда волны еврейских беженцев из немецкой части Польши. Наехавшие «жиды» раздражали уже одним своим многотысячным количеством, необходимостью потесниться. Католический епископ Пшемысла жаловался в Рим, что новая власть отобрала у него для евреев одно из служебных зданий. Тут и Шептицкий проявил себя стандартным патриотом и христианином: 26 декабря 1939 года он тоже сообщал ватиканскому кардиналу о прибытии огромного числа евреев, «дополнительно отягощающих жизнь… Поразительно много евреев вторглись в экономику и придали советской власти черты мелкой жадности, характерной для еврейских лавочников». Его также волновало насаждаемое Советами безбожие в школах, где, как он отмечал, «руководят часто евреи или атеисты».
Сотрудничество евреев с советской властью, антирелигиозной и антиукраинской, наверно, немало возмущало митрополита. А нацистская антиславянская политика в ту пору еще никак не проявлялась, и когда немецкая армия ворвалась на Украину, Шептицкий, который был еще и лидером украинского национального движения во Львове, понадеялся выгадать независимое государство.
Украинская толпа куда меньше митрополита руководствовалась государственными соображениями, она просто видела в евреях, приголубленных советской властью, тех же большевиков. И распалялся застарелый антисемитизм. Тут и немцы постарались, ввинчивая в мозги понятие «жидо-большевики», — слово сложное, а срабатывало просто — мастера были геббельсовские пропагандисты, даже гроссмейстеры.
«И отправился я в Белые Столбы на братана да на психов поглядеть» (А. Галич) — известнейшая была крамольная песня. О психах у автора говорилось, что загремели на лечение кто от Сталина, кто от Гитлера. Вот и я в какой-то степени от Гитлера. Но не в психушку местную, а в Госфильмофонд, и, как в той балладе, «братан меня встречает в проходной», только на месте братана дорогой мой приятель, кинорежиссер-документалист, поднаторевший на нацистской и еврейской проблематике, поскольку работал когда-то на знаменитом антифашистском фильме. В здешнем киноархиве он как дома, и знает немецкий язык, и для него, старомодного русского интеллигента, «несть ни эллина, ни иудея» — все мне в удачу, и сидим мы с ним за просмотровым столом, крутим трофейную немецкую кинохронику первых дней войны с Советским Союзом.
