– Не помню категоричных противопоставлений. Наверное, она уже внутренне жила вне границ – географических и временных. Или мы её так воспринимали? Чувствовали, что значение и роль Улановой в нашей культуре, и прежде всего в Большом балете, выходит за пределы её творческого времени. Воспоминания её, конечно, были оттуда, и она часто к ним обращалась – и в классе, и вне его. Но насущной заботой был Большой театр, занятия с балеринами, процесс, словом, наше общее дело. Она могла в него включаться. В связи с очередными успешными зарубежными гастролями труппы в 1991 году Галина Сергеевна сказала по телевидению: «Большой остаётся Большим». Её мысль проецировалась на общую тогда ситуацию в театре. В тот год мы как никогда много гастролировали – Франция, ФРГ, Италия, Южная Америка. И осенью выпустили «Баядерку», и она закрепила собой качественный перелом в истории Большого театра и московского балета. В ней впервые убедительно показалось новое поколение артистов, оно полностью заместило собой легендарные имена 1960-х годов. Это был очень непростой, остроконфликтный период нашей балетной истории. К тому же многое бесповоротно рушилось и в стране, списывалось или незаслуженно и незаконно свергалось. И мы стремились противопоставить всеобщему хаосу нерушимый порядок академического балета. Отсюда – «Баядерка», один из «священных» балетов Мариуса Петипа.
Уланова, как всегда, репетировала. Но в тот момент её участие в жизни труппы, в общем деле поддержания её высокой репутации было огромным. Она как бы показывала не одним своим присутствием, но реальной работой, что жизнь Большого театра вопреки всем обстоятельствам продолжается. Агриппина Яковлевна Ваганова, я помню, как раз собиралась в моменты опасности, могла перебороть их. Отсюда это убеждение Улановой, что «Большой остаётся Большим». Мне всегда была близка эта позиция, она со мной её разделяла и при формировании труппы, и при выстраивании репертуара, переориентации его на новые имена.
Сегодня, вспоминая эти её слова спустя почти двадцать лет, когда жизнь театра не стала легче и он оказывается перед лицом всё новых и новых проблем, я могу сформулировать иначе: Большой должен остаться Большим, а Галина Уланова – нашим вечным символом. Она одна – другой нет. Недосягаемая!
Беседу вёл Александр КОЛЕСНИКОВ
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
«Вы газета, вы всё можете…»
Панорама
«Вы газета, вы всё можете…»
«ЛГ»-ДОСЬЕ
Илья ФОНЯКОВ, собственный корреспондент «Литературной газеты» в 1962–1998 гг.
Настойчивый звонок в дверь разбудил меня среди ночи. Терпеть не могу таких звонков! А кто их любит?
Кое-как сунув ноги в тапочки, я протопал к двери: «Кто там?» – «Телеграмма»! В приоткрытую щель просунулся бланк с красной шапкой: «Правительственная». Ничего себе! С понятным волнением я стал читать наклеенные полоски текста: «СРОЧНО ВЫСЫЛАЙТЕ ПЛАН РАБОТЫ ЧЕТВЕРТЫЙ КВАРТАЛ ТЧК БОНЧ БРУЕВИЧ».
Телеграмма была стандартная, адресованная всем собственным корреспондентам «Литературки» в разных концах страны. Я и прежде уже не раз получал такие. Только на обычных бланках и не ночью. А в этот раз у дежурного на телеграфе славная фамилия нашего заведующего корсетью вызвала какие-то государственные ассоциации. И не только у нас, в Новосибирске, но, кажется, ещё и в Риге. «Ну что ж, – бормотал я, засыпая, – такова собкоровская жизнь. Ты ведь об этом мечтал, кажется?»
Точно: мечтал. Ещё девятнадцатилетним студентом, проходя практику в «Адыгейской правде», в городе Майкопе, обсуждал с местными молодыми коллегами: кто кем хотел бы стать – не век же ходить в литсотрудниках? Редактором? Ответственным секретарём? Заведующим отделом? Все эти перспективы лично у меня энтузиазма не вызывали. «Собкором большой газеты? – догадался кто-то. – Ну, это же знаешь какая редкая удача!»
И вот – сбылось. Я собственный корреспондент большой газеты. Очень большой: шестнадцатиполосного еженедельника. Собственно, приглашён-то я был когда-то, ещё в 1962 году, в старую «Литературку», выходившую три раза в неделю на четырёх полосах. Успел поработать в ней, полюбить её. И когда новый редактор Александр Борисович Чаковский выступил со своим новаторским проектом, оказался в числе тех, кто встретил его скептически. Помнится, сидели мы с ветераном Наумом Иосифовичем Маром в одном из редакционных кабинетов на Цветном бульваре, и собеседник мой, начертив круг и разбив его на сектора, доказывал, что новая «толстушка» не будет иметь успеха: соответствующая ниша уже заполнена, вот тут «Огонёк», вот тут «Неделя», вот тут ещё что-то… И притом так долго придётся ждать очередного номера – это при нашем-то ускоряющемся ритме жизни! И как её читать, такую махину, – расстилать по полу и ползать по ней?
Жизнь потом посмеялась над нашими прогнозами. Да мы и сами смеялись, вспоминая их. Тиражи росли, обновлённая «ЛГ» быстро завоёвывала читательские симпатии. Для меня и поныне загадка: как это Александр Борисович, человек достаточно ортодоксальный в своих литературных взглядах, сумел создать и в течение ряда лет направлять самую нестандартную, самую дерзкую, самую смелую – и не только по тем временам! – газету? Смелость и нестандартность состояли, между прочим, и в том, что в «Литгазете» можно было, работая собкором, отвечая за освещение жизни целого огромного региона, оставаться беспартийным: мой собственный опыт – тому пример. И мой старший друг и коллега, блистательный Григорий Кипнис, фронтовик, собкор по Украине, тоже не состоял «в рядах». А ведь у него ещё и «пятая графа» была, как деликатно говорилось тогда. Где, кроме как в «ЛГ», можно было представить подобное?
Ну а привлекавшие меня смолоду особенности собкоровской жизни тоже существовали. Сам себе хозяин – не надо бежать на службу к определённому часу, сам планируешь свой день, неделю, месяц. Потянуло в дорогу – отказа нет: были периоды, когда зоной моей ответственности была не только Сибирь, Западная и Восточная, но и Урал, и Дальний Восток. Уж и наездился, налетался. До сих пор жалею, что Камчатку так и не успел освоить.
Правда, могли среди ночи разбудить телеграммой. Или выдернуть из дружеского застолья телефонным звонком: разница с Москвой во времени – четыре часа, у них там ещё вовсю кипит работа, и настырным буквоедам из бюро проверки срочно понадобилось уточнить цитату. Сам виноват, поленился дать на полях положенную ссылку. Ох уж это бюро проверки! Теперь вспоминаешь его ностальгическим вздохом, читая на страницах уважаемых газет об «узбекском поэте Джамбуле» или о принадлежащем якобы Мичурину афоризме: «Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник». Достойный садовод говорил другое, хотя и близкое по смыслу: мы, мол, не можем ждать милостей от природы, взять их у неё – наша задача. А про храм и мастерскую высказывался некий литературный герой. Базаров его фамилия. Где ты, бюро проверки? Бывал, однако, и сам грешен. И у бюро проверки встречались проколы. Помнится, в 1979 году, работая уже в ленинградском корпункте, вместе с группой писателей принял я участие в экспедиции на Чудское озеро. Подготовил материал объёмом почти на полосу и с чувством исполненного долга отправился отдыхать в Пицунду. Оттуда позвонил в газету: всё ли в порядке? Мне ответил загробный голос – уже не помню, чей:
«Да, материал вышел. С ужасным ляпом…» И прочитали: «Это здесь, на чудском льду, почти три с половиной века назад, победоносное русское войско…»
Я не поверил ушам: ведь с детства же знаю – Ледовое побоище, 1242 год, во время войны 700-летие отмечали… Звоню домой, сыну-студенту, велю найти мою рукопись, вернее, машинопись. Что за чёрт, и там «три с половиной века», моими собственными пальцами отстуканное. Мистика! А что же бюро проверки, мёртвой хваткой вцеплявшееся обычно в любую дату и не признававшее никаких «да это же все знают»? Тоже мистика! Много лет спустя мы вспоминали этот эпизод с бывшей сотрудницей бюро проверки Леной Казаковой, проживавшей к тому времени в Санкт-Петербурге, но не в нашем, а в американском, в штате Флорида: меня тоже судьба занесла на пару месяцев в те края. И опять по моему хребту пробежал холодок мистического ужаса. В своё оправдание могу сказать только, что тогда, в Пицунде, я сутки пребывал в шоке, отказываясь от пищи. Спасли знакомые грузинские и абхазские писатели: в те времена они действовали дружно, и методика выведения человека из стресса у них была отработана чётко.
