class="title4">
История про чтение стихов
Приятель мой Хомяк как-то выучил три фрагмента из стихов Бродского. Собственно, это были именно фрагменты, а не маленькие стихотворения.
Пользовался он ими так — первый Хомяк декламировал в тот момент, когда вместе с девушкой, что набился провожать, выходил из чужого дома. Второй он читал, выйдя вместе с девушкой на её станции метро. Черёд третьего приходил у подъезда барышни. Сражённая его духовностью, она понимала, что настала пора чашки кофе и прочих ночных приключений.
Есть и у меня такая история.
Первый раз я испытал его довольно давно, когда на спор с самим собой выучил "Евгения Онегина". Некоторое время спустя после этого эпохального события я возвращался из Пскова и ехал в одном купе с девушками-рижанками. Дело в том, что это были именно девушки-рижанки, что значило тогда — "заграничные девушки". Это придавало особый смысл акценту и внешности.
Была уже ночь, часа два ночи, я думаю.
Мы давно болтали о каких-то пустяках, а одна из моих попутчиц, тоненькая девочка с длинными прямыми волосами, уже начала приваливаться к моему плечу…
Чтобы закрепить свой успех, я начал читать стихи. Надо сказать, что в ту пору я самозабвенно, как тетерев на току, читал стихи по поводу и без повода. Но тут повод, определённо, был.
Итак, я прочитал строфу из "Онегина", и моя очаровательная попутчица медленно подняла голову:
— А что, ты его наизусть знаешь?
— Ну да, — с плохо скрываемой гордостью произнёс я. Правда была в том, что на спор с судьбой я действительно выучил энциклопедию русской жизни.
— А на… (тут можно вставить какой-нибудь эвфемизм, хотя сказано было именно известное короткое слово), спросила моя собеседница — зачем тебе это надо?
И это навсегда вылечило меня от суетливого и позорного чтения стихов незнакомым барышням.
27 мая 2002
История про слёт водных туристов
Я был в лесу. В этом лесу было множество людей и комаров. Комары пели свою протяжную песню, понемногу замерзая. Люди же, как древние племена, чадили кострами на высоких берегах реках реки. Сотни костров перемигивались в этой пересечённой местности.
Я-то приехал туда на День Сурка, но зашёл и в другую часть леса, где лежали у сосен груды велосипедов, где, будто дохлые рыбы сушились каяки, и вёсла стояли как странные саженцы.
Этих людей я знал давно. Их технический навык вызывал во мне уважение, да только круг их был замкнут почище масонского. Как-то я попал на день рождения одного из них, подсел на угол стола и уставился в телевизор. Все сидевшие за этим столом внимательно смотрели в этот телевизор. Там грохотала горная речка, прыгали по ней байдарки, мелькали в белой пене оранжевые каски сплавляющихся.
Минут через двадцать я почувствовал себя неловко, а через сорок — во мне прибавилось мизантропии. Картинка на экране не менялась — грохотала река на порогах, и бросало в экран белой пеной. Чужой я был на этом празднике жизни, потому как слеплен был из горного, а не водяного теста. Я послонялся среди друидских костров, зашёл на поляну, где тарахтел электрогенератор. Там была лесная дискотека, бренчали стеклом продавцы пива, а в углу, на возвышении, мерцал телевизор. И как в настоящем баре, картинка не имела никакого отношения к музыке. На экране было всё то же — вода, резкие движение вёсел…
После этого, размазывая комаров по шее, я пошёл к своему жилью, где давно копошились любезные мои конфиденты. А потом я полночи рассуждал о половом вопросе, лёжа в палатке.
Рядом ворочался Хомяк со своей очередной барышней. Они мокро и звучно целовались. Хомяк довольно громко бормотал:
— Ти-шшш-е, вон писатель не спит, к нам прислушивается…. А потом отразит в очередном пасквиле…
Девушка была очень молода, очень красива и очень добра. При этом абсолютно не прагматична… Причём девушка хотела Хомяка, а он был не в настроении.
В результате смешивания зависти и абстрактного полового влечения мной овладела опять мизантропия. Ещё чуть-чуть, и я, воспользовавшись бессознательным состоянием Хомяка, изнасиловал бы его спутницу.
Но прилетели, жужжа, комары. Я съел трёх из них, самых назойливых, и заставил себя уснуть.
Как только я закрыл глаза, на меня обрушился грохот горной речки, и прямо мне в лоб выскочил нос байдарки.
28 мая 2002
Интересно, связано ли то, что контора моего друга Лодочника прикупила ОГИ с тем, что в Пирогах на Дмитровке начали продавать мою книжку?
28 мая 2002
История про Казань. Первая
Город Казань — хитрый город. География его непряма, и недаром его прославил знаменитый ректор местного университета. Геометрия города крутила ректора так, что параллельные мысли пересекались.
На могиле Лобачевского, похожей на старинный буфет, герб со щитом Давида, похожим на два школьных угольника и жужжащая пчёлка. Герб Толстого не в пример затейливее. Но обо всём по-порядку.
Этот город настолько задурил голову студенту Ульянову, что этого студента вышибли из университета через три месяца после поступления. И после этого он уже больше нигде не учился. Даже он оказался слишком нормальным для этого города. Казань перекрутила его и он пошёл по жизни ушибленным пересекающимися параллельными, исключёнными точками. Вынули из Володи пятый постулат как пятый элемент и настали потом всем полный перпендикуляр.
29 мая 2002
История про Казань. Вторая
Казань холмиста, и, более всех других российских городов, зеркальна Москве. Отражением храма Христа Спасителя возводится там, в казанском Кремле, мечеть Кул-Шариф, есть там свой пешеходный Арбат, строящийся подземный торговый центр и не построенное метро. Это реальное сочетание Руси и Востока — будто зеркало битвы московского мэра и татарского президента.
Толстые переехали в Казань в ноябре 1841 года. Они ехали через Владимир и Нижний, через Макарьев и Лысково, Васильсурск и Чебоксары.
Всё для того, чтобы осесть в доме Горталова на Поперечно-Казанской улице. Младший Толстой сдаёт вступительные экзамены неважно, позднее пересдаёт.
Примерно в то же время, когда Толстой пишет прошение о дополнительных экзаменах у гоф-медика Берса рождается дочь. Дочь существует отдельно, время длится, эти двое существуют пока параллельно, геометрия Лобачевского еще не прогнула эти прямые.
29 мая 2002
История про Казань. Третья
Был я в странном месте, где все начинали речь со слов "Мне кажется"…
Так вот, в конференц-зале здания, где я провёл несколько дней, была мной обнаружена большая карта, которая называлась "Религии
