Обама никоим образом не рассчитывал снова оказаться втянутым в проблемы Ирака. Он сказал Малики то, что тот хотел услышать: эта проблема является внутренним делом Ирака. Малики расценил безразличие Обамы как зеленый свет в преследовании Хашеми, не беспокоясь о реакции со стороны Америки. После окончания встречи Малики сказал своему окружению: «Смотрите! Америке все равно».
Через три дня – 15 декабря – министр обороны Леон Панетта объявил официально об окончании американского военного присутствия в Ираке на церемонии в укрепленном дворе международного аэропорта Багдада. Той же ночью, после завершения помпезной церемонии и отлета Панетты, иракские танки окружили дома Хашеми и двух других лидеров аль-Иракийи, входивших в иракское правительство. Официально их обвиняли в терроризме, но на самом деле то была месть Малики. Он был зол на аль-Иракийя, поскольку это движение на выборах 20 марта 2010 года получило больше голосов и мест, чем коалиция Малики. Малики также полагал (хотя это не входило в список предъявленных обвинений), что деятельность Иракийи оплачивается Саудовской Аравией, работающей над тем, чтобы свалить его правительство.
Во избежание ареста Хашеми сбежал в курдский район Ирака. Иракские политики попали в то время в кризисную ситуацию. Суннитские провинции требовали большей автономии от Багдада, Аль-Каида вновь пошла в наступление, убивая в бомбовых атаках сотни людей во время террористической кампании, длившейся несколько месяцев. Ирак медленно возвращался назад в беспредел. Это было несколько не тем завершением трагической войны, к которому стремился Обама. Уход американцев не преследовал цель обнажить старые раны и вновь разжечь конфликт. Но именно таким образом пошло развитие событий.
И это не все. Скатывание Ирака к хаосу, насилию и междоусобному конфликту поставило под сомнение само его существование. Процесс дезинтеграции, начавшийся в 2006 году, шел к своему завершению. Увеличение числа американских войск в 2007 году смогло замедлить его скорость и даже, возможно, приостановить его на какое-то время. Но ошибка за ошибкой, совершенные в 2010 году, и последовавший спешный уход в 2011 году устранили все преграды, удерживавшие иракских демонов в заточении, – демонов, которых мы выпустили в 2003-м.
Администрация Обамы сообщила американцам, что наш уход из Ирака демонстрирует способность достаточно сильной страны устоять на своих собственных ногах. Но иракцы и остальные на Ближнем Востоке понимали, что мы бросаем Ирак, как и Афганистан, на произвол судьбы. Мы сломали Ирак и в течение какого-то времени были озабочены собиранием воедино сломанных частей, а сейчас нам все безразлично. Обама равнодушно пожимал плечами, когда Малики говорил ему о Хашеми, и это означало, что в обязанности Америки больше не входит следить за целостностью Ирака; мы были готовы к тому, что пластырь, которым склеены воедино сломанные части, отвалится.
Ирак важен, и не только потому, что это древняя, богатая нефтью страна, расположенная в сердце Ближнего Востока. Ирак после Саддама имеет особое значение, поскольку это уникальный американский проект, результаты реализации которого станут мерилом нашей надежности и правомочности нашей мощи на Ближнем Востоке. На протяжении лучшей части двух десятилетий мы были тесно связаны с Ираком, вначале ломая его региональные амбиции, а потом лишая его силы и в конечном счете окончательно сломив его. Мы сказали региону и всему миру, что мы знаем, что делаем: Ирак и Ближний Восток станут лучше благодаря нашему вмешательству. Мы построим сверкающий город на холме, образец демократии и процветания, который поможет преобразить весь регион в целом. Ирак покажет, что американская мощь – это по-прежнему сила добра в мире, и убедит скептиков в том, что мы будем использовать ее гораздо чаще для того, чтобы обеспечить глобальную безопасность и распространить свободу и процветание. То, чего не могло принести обещание глобализации, могли принести американские военные мускулы: мы сровняем с землей образовавшиеся в результате развала Советского Союза укрытия тех, кто против нового мирового порядка.
Но дела вокруг Ирака пошли совсем плохо. Американская мощь не смогла соответствовать мечте. По мере раскола Ирака и воцарения там насилия, ведущего остальной Ближний Восток в опасную близость к омуту нестабильности и межконфессионального конфликта, регион утратил веру в американскую мощь – в то, что мы знали, как ее применить, и в то, что, когда мы ее применяли, мы могли извлечь из этого что-то положительное. Но хуже всего то, что регион понял: у нас нет ни терпения, ни настойчивости довести до конца нами же начатое. Быстрый вывод американских войск из Ирака в 2011 году стал подтверждением всему этому. Американцы могут радоваться тому, что больше нет наших солдат, воюющих в Ираке, но это конец, за которым не видно конца. Потребуется многое для восстановления ущерба, нанесенного войной; недоверие, посеянное нашим уходом, только усиливает негативный эффект этого итога.
Во время избирательной кампании Обама сказал, что Ирак оказался ошибочным делом, ненужной и дорогостоящей войной, которая была нашим собственным выбором и которая навредила образу Америки. Поэтому никого не удивил тот факт, что Белый дом ликовал, когда последняя колонна американских солдат отбыла из Ирака в Кувейт 18 декабря 2011 года. То было выполнение избирательного обещания или, как назвал это вице-президент Байден, «одним из величайших достижений этой администрации». (Он далее пообещал «стабильное правительство в Ираке, которое фактически будет двигаться в направлении представительного правительства»144). Лучше меньше, да лучше, по разумению администрации. Уход сделает достижение цели более вероятным.
Когда Буш ушел со своего поста, Ирак действительно выглядел так, будто находится в стадии восстановления. Стратегия генерала Дэвида Петреуса в форме Устава по борьбе с повстанческим движением и наращивание войск в 2007 году повернули явное поражение в войне к более благоприятному исходу. Когда пришел Обама, в Ираке было относительно спокойно. Повстанчество прекратило свое существование, Аль-Каида в Ираке стала делом прошлого, а между шиитами и суннитами установился хрупкий мир.
Однако появились черные тучи, предвещавшие бурю. Правительство Ирака безнадежно погрязло в коррупции и действовало неэффективно. Мы частично были ответственны за этот провал, вначале в спешном порядке сломав иракское государство, а затем дав Ираку конституцию, подтвердившую конфессиональные разграничения, и одновременно потребовав подавляющего большинства до сформирования правительства – что могло бы быть достигнуто обещанием контроля над большими правительственными сферами перспективным союзникам, которые могли извлекать для себя выгоду, если посчитали бы это целесообразным. Но даже в таком случае иракским политикам потребовалось полгода грызни после выборов 20 марта 2010 года для того, чтобы сформировать правительство. Ирак скатывался куда-то в сторону, единство и мир становились недосягаемыми.
По мнению многих, проблема заключалась в Малики. С момента прихода к власти в 2006 году он показал, в разное время и разными способами, свою неэффективность и диктаторские замашки. Он вышел из самой маленькой из трех шиитских политических партий, аль-Даава, и для достижения власти вынужден был опираться на поддержку смешанного политического блока, состоящего из шиитов, суннитов и курдов.
Его периодические контакты с шиитским активистом клерикалом Муктадой аль-Садром беспокоили многих, но в целом американские власти находили способы работы с ним. Пару раз он даже смог приятно удивить Америку своими смелыми действиями. Никто не посчитал ошибкой, когда весной 2008 года Малики возглавил нарождающуюся иракскую армию и вошел в пригородный район Багдада Садр-сити, а потом южный город Басра для того, чтобы выбить и нанести поражение так называемой армии Махди, личным силам Садра из числа шиитских ополченцев.
Но все говорили, что Малики не подходил на роль лидера, который был нужен Ираку145. Он слабый управленец146, а его авторитарный стиль отталкивал от него даже его собственных шиитских (и курдских) союзников147. Малики – ярый сторонник шиизма, недовольный многолетним притеснением шиитов суннитским диктатором Саддамом Хусейном. Когда Малики впервые появился на политической сцене, он открыто приветствовал шиитской шовинизм и говорил о мести суннитам – в отместку за десятилетия плохого обращения с шиитами. Он привечал шиитов не только на гражданской службе, но и в высших кругах армии и полиции. Ираку нужен был руководитель, который ратовал бы за примирение. А взамен он получил того, кто раздувал религиозный пожар.
Обама посчитал бесполезным тратить время и усилия на этот провальный проект. Не ожидалось получения никаких больше достижений – картина не собиралась становиться картиной в более розовых тонах. Сохранять в Ираке свое значительное присутствие, поощрять Малики и поддерживать его альянс с суннитами уже не обещало никаких дивидендов.
