в другую комнату». И вранья как бы нет… и как бы alibi сохраняется. Точнее говоря, необходимость обеспечения alibi перекладывается на плечи Эбби Элли.
А в отношении детей в религиозных семьях работают несколько иные представления о морали, нежели в отношении жён. Существует понятие т. н. «греха Хама», получившего своё название по имени библейского Хама, не прикрывшего наготу пьяного отца. По представлениям христианской морали, ребёнок, не защитивший честь отца, совершает смертный грех, то есть настолько тяжело грешит, что это угрожает спасению его души. Поэтому дочь, давая ложные показания под присягой, на самом деле избавляла себя от «греха Хама» и тем спасала свою душу.
В общем, ложь во спасение в своём кристально чистом виде.
Нельзя не отметить безусловную недоработку обвинения, выразившуюся в неспособности установить подлинный объём задолженности Левитта Элли убитому. Сторона обвинения исходила из того, что величина долга весьма значительна — 1 тыс., а может и 2 тыс.$. Точная цифра, однако, никогда не называлась ни на этапе предварительного расследования, ни в суде. Причина тому банальна — отсутствие порядка в бумагах Абии Эллиса и небрежность последнего в ведении дел. Полиция доказала лишь задолженность в 100$, но общая сумма сделки по купле-продаже дома на Ханнеман-стрит превышала 3 тыс.$. У Левитта Элли летом 1872 года на руках была лишь незначительная часть этой суммы, но даже если считать, что в качестве задатка он внёс половину стоимости дома, долг должен был составлять примерно 1,5 тыс.$. Это вполне разумная оценка.
В течение осенних месяцев Левитт Элли погашал долг частями, так что к началу ноября указанная сумма несколько уменьшилась, но всё равно оставалась весьма значительной, и уж точно долг не мог опуститься до 100$. Благодаря смерти Абии Эллиса эта задолженность попросту исчезала, так что говорить об отсутствии серьёзного материального мотива убийства, мягко говоря, не совсем верно. Такой мотив существовал, хотя, по мнению автора, не он явился определяющим, о чём подробнее будет сказано чуть ниже.
Как же выглядели события 5–6 ноября 1872 года по мнению автора?
Левитт Элли не вынашивал планов убийства кредитора. От показаний большого количества свидетелей, приехавших в Бостон из Нью-Гэмпшира, отмахиваться не следует — даже если кто-то из них и лгал, то точно не все. Люди, знавшие подсудимого на протяжении многих лет, характеризовали его исключительно положительно. И, судя по всему, это действительно был трудяга, зарабатывавший деньги в поте лица, и притом спокойный и добрый, из числа тех незаметных тихих людей, для которых у Достоевского существовало особое определение — «христианнейший человек». В начале ноября Левитт действительно испытывал денежные затруднения — наверняка на это повлияло поведение младшего брата Джона, решившего не выплачивать Левитту долг, а вместо этого выписать вексель [тем самым перенеся фактическую выплату на более поздний срок].
Как бы там ни было, Левитт не смог выдать заработную плату Тиббетсу, хотя тот был его другом детства и попросил о деньгах, но… Вечером 5 ноября Левитт надеялся договориться с Абией Эллисом либо о переносе срока платежа, либо о выплате части долга немедленно, а оставшейся части — с небольшой отсрочкой.
Кредитор явился в конюшню, где Левитт в одиночестве заканчивал свою работу. Возможно, перед этим Абия Эллис заглянул в дом, где узнал от членов семьи местонахождение отца. Если это действительно так, то дети, несомненно, впоследствии умышленно умолчали о появлении человека, вскоре убитого их отцом. Но даже если это допущение ошибочно [и Абия в дом не заходил, а сразу направился в конюшню], то вина детей вряд ли становится сильно меньше, поскольку впоследствии они приняли деятельное участие в организации фальшивого alibi убийцы. Впрочем, тут мы немного забегаем вперёд.
Мы знаем, что в день убийства Левитт Элли последним уходил из конюшни, отправив вперёд Куртиса и Тиббетса, так что встреча кредитора и заёмщика происходила с глазу на глаз. Поначалу ничто не предвещало беды, разговор носил если не дружелюбный, то вполне деловой и комплиментарный характер. Но в какой-то момент произошло резкое ожесточение, спровоцировавшее Левитта Элли на применение грубой силы. Сначала он ударил Абию Эллиса кулаками в лицо — тот не пытался сопротивляться, и это непреложная истина, поскольку на его теле не оказалось защитных ранений, а кулаки не имели осаднений.
После ударов в лицо последовала некая пауза, и ситуация, казалось, ещё могла разрешиться без кровопролития. Об этом мы можем говорить довольно уверенно, исходя из вполне разумного предположения о перемещениях шляпы Абии Эллиса. При ударах в голову, которые последний пропустил, что называется, «вчистую», потерпевший должен был упасть и… его шляпа должна была свалиться с головы. Между тем, в момент убийства шляпа Абии находилась уже на его голове, и удар топором был нанесён через неё! Это означает, что он поднял её с пола и вернул на положенное место.
Эта возня должна было потребовать некоторого времени, секунд десяти или даже больше. Левитт Элли был крепким мужчиной, занятый тяжёлым, грубым трудом, можно не сомневаться, что в приступе ярости он был способен наносить удары большой силы. Не надо судить по нереалистичным голливудским поделкам дурного вкуса, в которых ковбои лупят друг друга по сусалам и только поплёвывают — в действительности, пропущенный в голову сильный удар кулаком в 8–9 случаях из 10 отправит человека на пол в состоянии «грогги». «Грогги» — это боксёрское название шока, то есть ошеломления, растерянности, частичной утраты координации движений и нарушения ориентации в пространстве. Боксёры хорошего класса, впрочем, как и люди в состоянии сильного алкогольного [и наркотического] опьянения могут переносить сильные удары в голову, оставаясь на ногах, но это явно не наш случай!
То, что Левитт Элли не стал добивать противника — давить его ногами, запрыгивать на него и т. п. — косвенно свидетельствует о нежелании дальнейшей эскалации конфликта. То есть, даже сбив Абию Эллиса с ног, его обидчик не намеревался совершать убийство. Левитт остановился, сдержал обуревавшие его эмоции, и за последующие секунды потерпевший немного пришёл в себя — он поднялся на ноги, отыскал сбитую с головы шляпу, поднял её, нацепил на голову… И далее произошло нечто, что разожгло гнев Левитта сильнее прежнего. Скорее всего, Абия необдуманно произнёс что-то крайне обидное или угрожающее.
И сказанное вслух побудило Левитта покончить с конфликтом одним махом. Он схватил топор и нанёс фатальный удар в голову. Что важно — Абия Эллис в момент удара располагался спиной к нападавшему. Уходил ли он прочь? Убегал? Ожидал ли он подобного исхода?
У нас нет ответов на эти вопросы, но они, наверное, и не
