Судя по тому, что прокуратура обвинила Коха еще и в растрате (за проживание его семьи в гостинице «Арбат» бюджет заплатил 25,7 млн. руб.), Кох продолжал за казенный счет пользоваться семейным номером в гостинице и после получения квартиры.
Впрочем, он был не одинок; в деле фигурировало едва ли не все тогдашнее руководство Госкомиму- щества, включая зампредов Мостового и Беляева.
Незадолго до Коха (в марте 1998 года) обвинения в растрате и присвоении государственного имущества были предъявлены бывшему первому зампреду Госкомимущества Иваненко, начальнику управления Веретенникову и главному бухгалтеру Ломакиной. В условиях высокой политической неопределенности дело против высокопоставленныхлиберальных реформаторов тянулось ни шатко ни валко и в конце концов было закрыто в декабре 1999 года. Возможно, сыграл свою роль приход к власти В. В. Путина: Кох мог козырять знакомством с ним с 1991 года. Принципиально важно, что все чиновники Госкомимущества, включая Коха, признали себя виновными в инкриминируемых им преступлениях, — и затем дали согласие на прекращение дела по амнистии.
Таким образом, обвинения в адрес Коха не были голословными: несмотря на политически напряженную ситуацию, в которой они выдвигались, факт совершения им соответствующих уголовных преступлений можно считать установленным.
Впрочем, единственным постыдным в них для либеральных реформаторов, насколько можно судить, являлась относительная незначительность их масштабов.
Стоит отметить, что в ноябре 1999 года московская прокуратура все же возбудила в отношении Коха уголовное дело по подозрению в «злоупотреблении властью или служебным положением, вызвавшее тяжкие последствия» в связи с проведением залогового аукциона, в результате которого 38 % Норильского никеля» досталось все тому же потанинскому ОНЭКСИМ-банку. Следствие вполне логично пришло к самоочевидному выводу: Кох, используя служебное положение, помог ОНЭКСИМбанку приобрести акции «Норникеля» по заниженной цене. Но и это уголовное дело было закрыто по амнистии.
Впоследствии, в августе 2003 года депутат Госдумы Мельников заявил о получении им копии внутренних документов ОНЭКСИМ-банка, свидетельствующих, что 1 сентября 1997 года банк открыл
Коху «разрешение на расходы» на сумму 6,5 млн. долл. По мнению Мельникова, Кох умышленно на- рушил требования методики определения начальной цены акций и занизил стартовую цену пакета акций почти вдвое — с 310 до 170 млн. долл., после чего под надуманным предлогом отстранил от участия в залоговом аукционе конкурента ОНЭКСИМбанка — банк «Российский кредит» и ввел в заблуждение правительство.
Однако государство осталось глухо к этим обвинениям; насколько можно судить, подобные действия при организации залоговых аукционов были скорее правилом, чем исключением, а патрон Коха — Чубайс — обладал, возглавляя РАО «ЕЭС России», колоссальным политическим влиянием.
Могильщик «свободы слова» в исполнении «Гусинского» НТВ
Приход В. В. Путина к власти в силу питерских связей Коха временно вернул последнего «в обойму». Вероятно, основную роль сыграло не личное знакомство с В. В. Путиным, а протежирование «мастеру на все руки» со стороны Чубайса, который, насколько можно вспомнить, вместе с Березовским играл в его выдвижении в президенты ключевую роль.
В мае 2000 года Кох был введен в совет директоров ОАО «Усть — Луга», занимавшегося строительством одноименного морского порта в окрестностях Санкт — Петербурга, а уже 10 июня — в совет директоров ОАО «Газпром–медиа». Это было время разгрома медиаимперии Гусинского, бросившего вызов только что избранному президенту В. В. Путинуи попытавшегося под прикрытием «свободы слова» заняться привычным для нее по всей второй половине 90‑х информационным шантажом власти, причем на деньги «Газпрома» (то есть, в конечном счете, на собственные деньги этой же власти), — финансовое положение активов Гусинского, в отличие от его личных финансов, было, насколько можно судить, плачевным.
Эта поразительная наглость полностью оправдывала себя в 90‑е годы, но в новое время провалилась: Гусинский даже был арестован (хоть и получил свободу после отказа от основной части своей медиаимперии, и Кох в числе 17 крупнейших бизнесменов подписал письмо–поручительство с просьбой изменить ему меру пресечения), а политический сленг обогатился новыми чеканными формулами — ныне забытого «не дозвонился генпрокурору» и знакомого почти всем в силу своей по–прежнему леденящей актуальности «спор хозяйствующих субъектов».
Участник атаки на Гусинского, в последующем Кох стал непосредственным исполнителем разгрома «старого» НТВ и усмирения его попытавшихся взбунтоваться журналистов, наглядно подтвердив своей деятельностью гипотезу о том, что в России действительно нет носителей более тоталитарного сознания, чем либералы реформаторского розлива.
Возможно, он с упоением сводил старые счеты: во времена «семибанкирщины» не допущенный к разделу России в залоговых аукционах Гусинский использовал всю мощь своей пропаганды не только против Чубайса, но и против обслуживавшего его интересы Коха.
Возможно, он выступал простым орудием мести в руках Чубайса.
Но в любом случае явно действовал и от души. «Как тонко он может обставить собственное банкротство как банкротство свободы слова в России», — это было сказано им не сейчас о нынешних либералах и не о себе, любимом. Это в начале 2000‑х — о Гусинском.
Для понимания мелочности Коха существенно то, что после назначения генеральным директором медиа–холдинга (включившим жемчужины медиаимперии Гусинского — телеканал НТВ и радиостанцию «Эхо Москвы»), он не покинул пост председателя совета директоров инвестиционной компании «Montes Auri», что было бы логичным, а заявил, что будет выполнять соответствующие обязанности… на факультативных началах. Правда, затем утверждал, что в 2000 году все же продал эту компанию «со своими партнерами».
В сентябре 2000 года именно Кох обосновал позицию власти в отношении медиаимперии Гусинского: «Поскольку «Газпром» является главным кредитором НТВ…, оно должно достаться «Газпрому — Медиа», но не для того, как утверждает… Гусинский, чтобы выполнять команды Кремля, а только лишь потому, что мы хотим возврата своих инвестиций и не хотим убытков…» При этом он выразил готовность лично управлять телекомпанией, хотя и оговорился: «но хотелось бы привлечь для этого профессиональных менеджеров».
Разумеется, через полгода с лишним, в апреле 2001 года собрание акционеров НТВ, созванное по инициативе «Газпром — Медиа», избрало председателем совета директоров НТВ не кого–либо из «профессиональных менеджеров», а именно Коха. Он немедленно выразил надежду, «что журналисты НТВ воздержатся от строительства баррикад, самосожжения и других акций», и в открытом письме предложил провести в прямом эфире НТВ встречу его журналистов с новым руководством — им самим, Йорданом и Кулистиковым.
В том же письме Кох обвинил лидера «Гусинского» НТВ телеведущего Евгения Киселева во лжи и в том, что Киселев избегает встреч с ним уже несколько месяцев. В стилистически выдержанном тексте, концептуальная часть которого может быть адресована почти любому либералу, в том числе и ему самому, Кох справедливо вопрошал: «Вы говорите, что служите свободе слова. Но разве ей можно служить ложью? Вы говорите, что защищаете права журналистов. Но разве кто–нибудь на них покушается? Хотите я скажу, чего вы боитесь? Вы боитесь правды. Вы боитесь, что журналистам НТВ станет известна правда. Поэтому вы изолируете от меня журналистов».
Кох, как обычно, стилистически блестящ, — и искренне не понимает, что говорит не только о журналистах олигархического телеканала, но и себе самом: «Правильная и справедливая борьба не может быть стилистически позорной. У вас пропал стиль. Это начало конца. Этот ложный пафос. Эта фальшивая пассионарность. Это фортиссимо. Надрыв. Это все — стилистически беспомощно. Флаг из туалета… Это просто плохо. Плохо по исполнению. Это бездарно. Бетховен, сыгранный на балалайке, — это не Бетховен. Какая гадость эта ваша заливная рыба. Киселев на операторской лестничке, произносящий гневную филиппику лоснящимися от фуагра губами. Визг. Как железом по стеклу. Пупырышки. Я это чувствую. А вы? Надо взрослеть. Надо стать. Надо проветрить. Проветрить. Помыть полы. Отдохнуть. Своим враньем вы оскорбляетемой разум». (Последняя фраза, заимствованная из «Крестного отца» Марио Пьюзо, похоже, так понравилась Коху, что он использовал ее и в дальнейших своих филиппиках.)
Открытый эфир не состоялся; благодаря открытому письму Кох через день после своего избрания добился всего лишь бесплодной встречи с журналистами НТВ, которая продолжалась 2,5 часа и сопровождалась взаимными оскорблениями (Кох, например, назвал Киселева трусом и вновь лжецом; сложно поставить ему в вину то, что, по всей видимости, было простой констатацией факта).
