морали на одном полюсе до чисто статусных и материальных интересов на другом» [370].
Концепции моральной паники неоднократно подвергались критике [371]. В частности, Питер Уоддингтон отмечал, что любая социальная проблема естественным образом влечет за собой общественный резонанс, и речь идет не о моральных паниках, а об адекватной реакции на социальные угрозы [372]. В ответ на эту критику Гуд и Бен-Иегуда сформулировали пять признаков, отличающих именно моральные паники от других проявлений общественной тревожности: 1) значительное преувеличение масштаба проблемы, являющейся источником тревожности; объявление явно завышенных количественных показателей; 2) отсутствие реальных фактов, подтверждающих наличие проблемы; 3) повышенная концентрация фольклорных нарративов (стереотипных слухов, городских легенд), описывающих происходящее; 4) повышенное внимание к проблеме в ущерб аналогичным, не менее важным проблемам; 5) колебание общественного интереса к проблеме без соответствующего изменения ее объективной значимости; обычно речь идет о резком всплеске и последующем не менее выраженном спаде интереса к новости [373].
* * *
Стенли Коэн на примере модов и рокеров показал, что моральная паника не только влияет на общество, создавая повышенную тревожность, но и оказывает формирующее воздействие на сами группы, вызывающие моральные паники. В описанном Коэном случае это происходило по следующей схеме (для понимания ситуации «движения АУЕ» стоит рассмотреть конфликт между рокерами и модами подробнее).
1. После первого инцидента на побережье средства массовой информации начали активно создавать медийные образы модов и рокеров. Причем это были утрированные образы, не отражающие реального многообразия. Так, заявлялось, что все участники инцидента были богатыми молодыми людьми из Лондона, хотя в действительности среди них преобладали юноши из рабочих семей, живущие в разных районах Англии; заявлялось, что приезжали они исключительно на мопедах и мотоциклах, хотя большинство прибывало на общественном транспорте, а главное — делался упор на агрессивности молодых людей, хотя подавляющее большинство их вело себя более чем спокойно [374].
2. Формирование четких и узнаваемых образов модов и рокеров привело к стигматизации их внешнего вида. Так, внешний вид модов — одежда и мопеды — начали воспринимать как знак криминального поведения. Стигма причастности к данным сообществам ложилась на людей, с ними не связанных. Например, в одном из английских городов была задержана группа молодежи на основе того, что они были модно одеты (что привело к их идентификации с модами), запрещались мероприятия с использованием мопедов [375].
3. Осуществлялась символизация происходящего, то есть события на побережье подавались и воспринимались не как цепь частных незначительных инцидентов, а как символическое действие, метафора, повод для обобщения [376]. На примере модов и рокеров часто высказывались негативные суждения о молодом поколении в целом [377]. Звучали конспирологические мнения, например о внешнем руководстве беспорядками [378].
4. СМИ провоцировали продолжение напряженности тем, что предсказывали последующие инциденты, даже называли конкретные даты, что фактически было анонсом и подхватывалось молодежью как приглашение к действию [379]. Были и случаи прямого стимулирования активности через СМИ. Так, известно «интервью BBC, в котором два рокера сказали, что прибудет подкрепление, за этим последовал внезапный наплыв модов и рокеров, многие из которых, возможно, были привлечены волнениями, обещанными в интервью» [380].
5. По мнению Коэна, демонстративно агрессивное поведение молодых людей, приезжающих на побережье, было обусловлено большим количеством зрителей, которые ожидали от них именно ярких поступков. Речь идет и о журналистах, и о простых зеваках, съезжавшихся в назначенные дни конфликтов, чтобы поглазеть на происходящее [381]; иначе говоря, для них важна медийность их публичного действия (в середине 1960-х годов она представлялась именно так). Были случаи, когда подростки, приехавшие на побережье, специально совершали определенные действия для журналистов: «Оператор сказал: „Дайте нам волну“. Так что я и группа бегали вокруг и махали флагами, которые мы купили. Моя фотография была в газете. Нам было приятно» [382].
6. Коэн отмечал, что моды и рокеры изначально не являлись антагонистами и были социально близки, но действия «моральных предпринимателей» привели к тому, что они стали осознавать себя именно как противоборствующие стороны, «медиа и идеологическая эксплуатация девиантности также усилили поляризацию другого типа: между модниками и рокерами, с одной стороны, и всем взрослым сообществом — с другой» [383].
7. «Моральные предприниматели» определили содержание для девиантного ролевого поведения, передав стереотипные ожидания того, как должны действовать лица, выполняющие определенные роли. Молодые люди знали, что они выбраны на роль «народных дьяволов», и старались следовать ожидаемым стереотипам поведения. Обществом и СМИ формируется набор стереотипных ролевых действий, которым следуют моды и рокеры, частично на формирование этих действий влияют общие представления о том, как должны вести себя хулиганы [384].
Коэн рассматривал ситуацию вокруг модов и рокеров в контексте малоизученного (на тот момент) явления — когда поступает сообщение о чем-либо, повсюду запускаются подобные процессы [385]; он приводил примеры этого, в том числе связанные с тюремными бунтами [386]; помимо прочего, отмечал воздействие медиа на развитие тедди-боев — уличной субкультуры, объединяющей молодых мужчин, представителей рабочего класса [387].
В целом механизм формирующего воздействия моральной паники Коэн определял так: «Массовое распространение новостей о вспышке насилия создает благоприятное условие для развития враждебных настроений, которые, в свою очередь, способствуют формированию „новой“ толпы (или привлечению индивидуумов-девиантов), более чувствительной к начинающимся или происходящим действиям, и снижению порога готовности с помощью легко идентифицируемых символов. Возможность того, что простое сообщение об одном событии может иметь запускающий и, в конечном итоге, усиливающий эффект, была очевидна для многих исследователей современного массового насилия» [388].
Рассмотренная Коэном моральная паника не оказала формирующего влияния на субкультуры модов и рокеров, потому что на тот момент они уже были достаточно развиты, а моды находились на пике своего развития (например, в середине 1964 года большими тиражами выпускалось не менее шести журналов для модов [389]). Но, видимо, медийный резонанс, связанный с инцидентами на побережье, оказал определенное влияние на субкультурную жизнь. Так, Коэн вскользь упоминает, но не интерпретирует интересный момент: на каждый из инцидентов приезжали новые молодые люди; тех, кто приезжал повторно, было крайне мало [390]. Это говорит о том, что инциденты на побережье, разрекламированные СМИ, воспринимались как знаковое субкультурное событие, аттракцион, который стоило посетить ввиду его субкультурности. Этот интерес наверняка способствовал притоку в ряды модов и рокеров новых участников, заставлял любопытствующих молодых
