Уркой, которого специальным декретом внедрил в совет Банка Литвы. Потом началась эпоха банковских крахов и растранжиривания налево и направо огромных, ничем не оправданных кредитов. Всеэто организовали многочисленные дружки председателя Комитета по литу Бразаускаса, как потом выяснилось, «ничего об этом не знавшего».
- Не я писал — Жукас…
Сейчас Бразаускас хнычет, что ему не с кем работать, что приходится опираться на либералов. Видите ли, он представляет умные и хорошие законопроекты, но многие его не понимают и сопротивляются его благородной миссии. Как все это похоже на уже упоминавшегося оторвавшегося от земли божка Робеспьера, когда он на спаде революционной волны обратился в Конвент и заявил: «Что же здесь творится? У французов есть республика, а они требуют хлеба. Только тираны раздают хлеб своим подчиненным. Конституция может дать людям только свободу»…
Правильно. Ведь Альгирдас Миколас пришел, только чтобы спасти Литву, а не раздавать хлеб. Кроме того, он ничего не знал, пока разъяренные крестьяне не напомнили ему об этом, заблокировав дороги кучами навоза…
— Не я сажал эту свеклу — Кристинайтис[25]…
— Дурак, которого проучили, испорченный человек, он не пристанет ни к глупцам, ни к умным, он ни в чем не разбирается, поэтому лезет во власть, чтобы учить других.
Б. Рупейка.
– Беня, а что такие государственные мужи будут делать, если нас вдруг оккупирует Израиль?
— Они побегут наперегонки в синагоги, чтобы сделать обрезание.
Избирательная система в Литве от первого замысла до принятия законов была и остается порочной, позаимствованной у других государств с плохо известным нам строем. Она не отражает ни традиций нашего народа, ни его устремлений, направленных на управление государством, ни его правовой осведомленности. Правы В. Успаских и Р. Повилёнис, утверждая, что это хитро замаскированная система партократической диктатуры.
В Литве членов различных партий не насчитывается даже двух процентов от общего числа людей, обладающих избирательным правом. Поскольку только партии обладают неограниченной возможностью выдвигать своих кандидатов в Сейм и муниципальные советы, эти два процента и навязывают свою волю остальным девяноста восьми. Это диктатура меньшинства над большинством, поэтому говорить о какой–то демократичности нашей системы могут только те, кто ею пользуется для удержания собственной власти.
Кроме того, половина депутатов избирается по партийным спискам. Они ни за что не отвечают перед избирателями, поскольку подчиняются только лидерам своих партий. Даже наиболее скомпрометированный в глазах народа человек непременно попадет в Сейм, если сумеет угодить своему партийному руководству и будет включен в верхнюю часть партийного списка. Поэтому в Сейме вегетирует бесконечное множество вечных сейма чей, которые после четырех избирательных кампаний ни разу не победили в честной борьбе в одномандатных округах.
Кому такие люди служат, и кому они вообще нужны? Это политические прислужники, которые всеми правдами и неправдами потакают своим партийным боссам. Это их рупоры, громкоговорители, марионетки, для которых проблемы избирателей так же далеки от их практических дел, как далек лунный свет от солнечного: светит, меняет фазы от ущерба до полнолуния, но никого и ничего не греет.
Избиратели видят только внешнюю сторону избирательных кампаний, разукрашенный плакатами и обещаниями фасад. Им подсовывают самых серьезных кандидатов от партий, чтобы собрать как можно больше голосов за свой партийный список, а остальных уже обсудили заранее, расставили, пронумеровали, им уже назначены посты и должности, распределены министерские портфели и места в представительствах Литвы за границей. Поэтому за тринадцать лет в нашей политической жизни не было никаких перемен: все те же лица, те же обещания и та же ложь избирателям. Большинство этих деятелей, как они сами смеются, идет на выборы, чтобы пособирать грибы–ягоды, то бишь голоса избирателей, проверить собственные акции или проветриться с местными властями и заручиться их поддержкой.
К счастью, люди уже раскусили «демократическую» игру этих всевозможных группировок, кланов и клик, поэтому в оценках граждан Сейм занимает последнее место. «Саркофаг», «темница», «корабль дураков» — далеко не полный перечень прозвищ этого учреждения. Последние выборы президента стали банальной комедией, окончательно обесценившей и саму должность, и рвущихся к ней номенклатурщиков.
Сам факт, что избиратели уже не видят разницы между правящим президентом и популярным скоморохом[26], демонстрирует, до чего докатилась литовская псевдодемократия и какая от этого польза трудовому люду. Сам выбор граждан сопровождался не политической идеей, не стремлением к лучшей жизни, а превращенной в смех безысходностью: «Как они нам, так и мы им…» Или: «Хуже уже не будет».
Сейчас мне легко иронизировать по поводу этой антидемократичной общественной процедуры, но были и дни, когда я шел на выборы, как на праздник, веря в их особую силу, рвался, как на войну за светлое будущее и единств? народа, пока наконец не понял, что я — ДОНКИХОТ, воюющий с ветряными мельницами. Когда жители Пакруойиса выдвинули меня кандидатом на второй срок, мне пришлось им откровенно признаться:
— Я не хочу больше обманывать людей. Вы ничего плохого мне не сделали, а я, если попаду в Сейм, смогу только не мешать вам и не портить вам жизнь.
Поэтому я сижу и пишу. Может, хоть таким путем что–нибудь изменю. Хотя вряд ли. Наверное, любое явление должно само установить свое предназначение и смысл. Оно должно подчинить себе людей, стать их сущностью. Избиратели должны встряхнуться и выбрать депутатов, которые последовательно будут защищать их гражданские права и человеческое достоинство. Другого способа что–то изменить в их пользу нет. А если депутаты оторвались от своих избирателей и не считаются с их требованиями, если они не выполняют данных людям обещаний, должен немедленно срабатывать механизм их отзыва.
Второй раз я сунулся в выборы, точно зная, что победы не будет. Все начиналось по правилам: Президиум Верховного Совета предложил мою кандидатуру в Совет Союза одному из округов. Из разных колхозов, трудовых коллективов и организаций Жемайтии[27] пошли телеграммы: мы хотим вас видеть своим депутатом, просим согласия баллотироваться. Таких пожеланий у меня набралось свыше сорока. На всякий случай я зашел посоветоваться в штаб–квартиру «Саюдиса». — Так тебя же нигде не выдвигают, — ответил Ландсбергис.
Это подтвердил и Чекуолис.
— Хочешь, иди по моему округу, но ты там продуешь. — Он уже считал себя победителем.
— Почему я должен идти в твой, а ты — в мой, если меня выдвигают в Жемайтии?
— Я ничего не знаю, — смутился великий Пинкертон, — всю информацию собирает Андрюс Кубилюс.
Андрюс принес тетрадь, заглянул в нее и очень быстро, как зазубренное стихотворение, произнес:
— Да, есть два сообщения из Скуодаса. — Он принялся оглядываться то на меня, то на Ландсбергиса, ожидая дальнейших указаний.
Не сказав ни слова, я подошел к нему, взял из его рук тетрадку и увидел на аккуратно разлинованной странице в графе писем поддержки напротив своей фамилии число 42, то есть десятка на полторабольше, чем у любого другого кандидата.
— Андрюс, как тебе не ай–яй–яй?.. Ведь может грянуть гром, только и смог я сказать этому выросшему среди наших детей и неспособному составить связное предложение соседу, которого никогда не обделял ни конфеткой, ни добрым словом.
— Мне так велели… — Далее не было смысла разговаривать, поэтому я пошел на почту и по адресам отправителей дал ответы на все телеграммы:
— Согласен!.
Это был бойцовский азарт. Придя домой, я стал убеждать себя, что любой трус может хорошо драться, когда уверен в победе, но найти героя, готового бороться, когда почти уверен в поражении, не так просто. По–моему, бывают такие победы, которые не стоят одного поражения благородного и самоотверженного человека. Мне нужна трибуна!.. И я ею воспользуюсь! Любой ценой. Человек может склоняться перед такими негодяями только при необходимости оторвать их самих от земли.
Странным было и ТО, что ЮНЫЙ Кубuлюсuк, как побитый щенок, подлизывался ко мне:
— Против вас создали группу агитаторов во главе с Юозайтисом…
Полистайте нынешние газеты и попробуйте выяснить, кто сегодня ходит в самых смелых, самых умных. Да все те, которые на эту смелость получили долгосрочные разрешения. Поэтому они и бросаются на всех, кто выписал им эти разрешения своей многолетней борьбой и делами. Сейчас самыми активными стали те деятели, которые опоздали в «Саюдис» примерно на десять лет и хотят любой ценой догнать и перегнать проложивших первую борозду. Глядя на этих мотыльков однодневок, я думаю, что до самой смерти останусь старомодным и непопулярным: лучше временное поражение, чем временная победа. Мне кажется, для такой вот борьбы философия создала золотое правило: о людях следует судить не по их взглядам, а по тому, ВО что люди превращаются, отстаивая эти взгляды. Кто считает, что политика и мораль несовместимы, тот никогда не поймет до конца ни той, ни другой: он будет аморален в политике и будет стараться оправдать политической борьбой любую подлость.
