Когда у Лили начался роман с Краснощековым, Маяковский испугался, что потеряет возлюбленную. Конечно, Лиля добровольно не променяла бы великого поэта на какого-то экс-премьера временной республики. Но почувствовавшему прилив бешенства, ревности и вдохновения Маяковскому это было не объяснить. Лиля с удовольствием поняла, что своей изменой снова, как в 1915 году, провоцирует появление новой «Флейты-позвоночник». И Владимир осенью разражается предпоследним большим всплеском искренней лирики. Поэмой «Люблю».
Не смоют любовь
ни ссоры,
ни версты.
Продумана,
выверена,
проверена.
Подъемля торжественно стих строкоперстый,
клянусь —
люблю
неизменно и верно!
Лиля прочитала и решила — фигня, банальщина. Неужели Щеник исписался? В двадцать девять лет. Не помог и перстенек, подаренный Маяковским. На нем по кругу были выгравированы ее инициалы «ЛЮБ», Лиля Юрьевна Брик. Но если читать буквы по кругу, получится бесконечное «люблю, люблю, люблю». Лиле захотелось большего и настоящего, посвященного ей.
Поэтому продолжила встречаться с Краснощековым. Треугольник вошел в кризис, ставший одновременно и апогеем. Маяковский ревновал, напивался, проигрывался, устраивал скандалы. Осип успокаивал его: «Ты же знаешь, что Лиля стихия. Нельзя по своей воле остановить дождь или снег». Превосходная позиция для всех неверных жен — как ты можешь называть меня блядью, когда я стихия?
…
Однажды сквозь тонкие перегородки квартиры Осип услышал резкий голос возмущенной Лили: «Разве мы не договаривались, Володечка, что днем каждый из нас делает, что ему заблагорассудится, и только ночью мы все трое собираемся под общей крышей? По какому праву ты вмешиваешься в мою дневную жизнь?! Так не может больше продолжаться! Мы расстаемся! На три месяца ровно. Пока ты не одумаешься. И чтобы ни звонить, ни писать, ни приходить!»
К концу того же 1922 года относится письмо Лили сестре Эльзе в Париж: «Мне в такой степени опостылели Володины халтура, карты и прочее, что я попросила два месяца не бывать у нас и обдумать, как он дошел до жизни такой».
То есть источники расходятся — то ли на два месяца расстались, то ли на три. Между прочим, выгнала Лиля Маяковского из полученной им квартиры, записанной на его имя. Но ему было куда уйти. Еще в 1919 году он получил комнату в Лубянском проезде, в минуте ходьбы от главного ведомства чекистов. Считалось, что это его творческий кабинет. Он действительно там много чего написал. Соседи попались тихие и где надо проверенные. Способствовал этому получению дополнительного жилья все больше становившийся другом семьи Яков Агранов. Он же дарил иногда Маяковскому оружие. Сидя в подарке Агранова при помощи подарка Агранова Маяковский через семь лет сведет счеты с жизнью.
Конечно же Маяковский звонил и писал Лиличке. Последний приступ любви был особенно болезненным. Он и приходил в Водопьяный переулок, в темноте часами простаивал под светящимися окнами своей квартиры в надежде увидеть ее силуэт. В стране наступил НЭП, в центре Москвы открылось множество ресторанов, кафе, баров. В ближайшем к Лубянскому проезду Маяковскому наливали, не спрашивая, иногда даже в долг. Бармен знал, что поэту плохо. А когда ему становилось плохо от ревности, он писал.
На эти месяцы жестокие супруги Брики загадали — напишет Владимир какой-нибудь шедевр или не напишет? Оба были почти уверены, что напишет. И в новогоднюю ночь на поэму пророчили. А Маяковский встречал новый, 1923-й в полном одиночестве с Лилиным портретом. Незадолго до смерти он писал в стихах, что молился на фотографию Ленина. А сейчас — на фото грешной стервы. И родился последний шедевр крупноразмерной лирики «Про это».
Срок запрета кончался 28 февраля. Маяковский и Лиля заранее договорились, что в этот день поедут в Петроград. Маяковский заранее купил билеты. Они встретились на перроне, надолго остались в холодном прокуренном тамбуре, где, перекрикивая стук колес, поэт читал ей на ухо «Про это». Про то, как мучился от любви и разлуки, как ходил под окнами, как они потом поедут в Питер смотреть, как на мосту стоит его лирический герой, Маяковский семилетней давности, собиравшийся прыгнуть в Неву из-за Лилички.
Я бегал от зова разинутых окон,
любя убегал.
Пускай однобоко,
пусть лишь стихом,
лишь шагами ночными —
строчишь,
и становятся души строчными,
и любишь стихом,
а в прозе немею.
Ну вот, не могу сказать,
не умею.
Но где, любимая,
где, моя милая,
где
— в песне! —
любви моей изменил я?
Закончив, Маяковский разрыдался. Лиля была счастлива и горда собой. В том же году «Про это» вышла отдельным изданием с портретами Маяковского и Лили Брик работы художника Родченко. Откровенность, доведенная до предела.
Холодно поразмыслив, можно было бы признать, что «Про это» похуже будет «Облака», «Флейты» и «Человека». Но зато все они были Лиличке посвящены. Ну, время идет для всех по-разному. Некрасов с годами писал все лучше. Маяковский — все хуже. Мастерство никуда не девалось, а искренность таяла. Следующей большой поэмой Маяковского будет уже «Владимир Ильич Ленин», вдохновленная смертью вождя, широко растиражированная, записавшая поэта в число самых преданных партии литераторов, открывшая для него кассы и заграничные поездки.
После «Про это» что-то сломалось в отношениях Лили и Владимира. Они любили друг друга и Осю, но ссорились уже не так страстно. Лиля продолжила свои загулы, и Маяковский старался смотреть на них так же философски, как законный муж. Философски, правда, получалось не очень. Особенно когда она старалась его позлить во время собраний ее литературного салона или просто пьянок без повода, когда садилась к мужчинам на колени, курила одну сигарету на двоих или даже целовалась.
В 1923 году у Лили продолжился роман с Краснощековым, пока несчастного экс-премьера снова не арестовали. Добрая душа Лиличка носила ему передачи, потом взяла на воспитание его дочь от первого брака Луэллу. Последовали адюльтеры с рядом известных лиц — Асаф Мессерер, приехавший в Россию работать французский художник Фернан Леже, Юрий Тынянов, Лев Кулешов. Причисляя себя к высшему слою творческой интеллигенции страны, Лиля Брик предпочитала выбирать в любовники знаменитостей. Хотя, может быть, история не сохранила имен всех незнаменитостей.
В круг общения Бриков, помимо литераторов и чекистов, все больше попадали кинематографисты. Маяковский писал киносценарии к немым фильмам, сам иногда снимался. Да и Лиля тоже. А Осип к концу двадцатых и вовсе ушел работать в кинематограф и остался в нем до конца жизни. Роман Лили с режиссером Львом Кулешовым чуть не закончился трагически. Его жена актриса Александра Хохлова совершила попытку самоубийства. На что Брик заметила: «Что за бабушкины нравы!» И оставила мужа жене. А вот с режиссером Всеволодом Пудовкиным у нее случился облом. Он устоял перед ее чарами, чем немало разозлил Лилю Юрьевну.
…
Во всей этой ситуации она явно намекала Маяковскому — заведи романчик, интрижку. Наша любовь вечная, но немного налево не помешает. Ты же автор «Левого марша». Намекала, но не отпускала. Лишь немного ослабляла поводок своему Щенику.
Несмотря на склочную вражду между «Леф» и РАПП, несмотря на молчаливую оппозицию представителей настоящей поэзии вроде Пастернака или Ахматовой, продавшему свой талант Маяковскому, Владимир Владимирович оставался и признанным властями официальным первым поэтом страны, и признанным народом. И ему это нравилось. Со временем Маяковскому стало казаться, что он уже совершенно неотъемлемая часть механизма советского строя, важнейшая шестеренка культуры СССР. Недаром появились в конце жизни его обращения к «товарищу правительству». Но все же это ему больше казалось.
В 1925 году Маяковский выпускает агитпоэму, как он сам это называл, «Летающий пролетарий», фантастику о войне объединенной коммунистической Европы и буржуазных США, в которой красные, конечно, побеждают. Да кстати и засобирался в эти Штаты. Вообще-то планировалось кругосветное путешествие с непременным отчетом об увиденном в стихах и даже в прозе. Во время этой полугодовой командировки Маяковским был задуман роман, но не получился. Зато стихов было написано много.
Кругосветка вышла наполовину: Германия, Франция, Испания, Куба, Мексика, США и назад пароходом в Ленинград. Снабженный корреспондентскими корочками «Известий», Маяковский встречался с разными писателями левого толка. Скажем, в Париже с Луи Арагоном, за которого в 1929 году выйдет замуж сестра Лили Брик Эльза, или в Нью-Йорке с лучшим другом юности, эмигрировавшим, но сохранившим футуристические убеждения Давидом Бурлюком. А вот встречу, скажем, с Зинаидой Гиппиус или Иваном Буниным в Париже просто невозможно себе вообразить. Поэт выступал с лекциями при переводчике (он совсем слегка владел французским и мог лишь немного изъясниться по-английски) в разнообразных коммунистических и не только таких клубах. Лучший поэт СССР под покровительством всесильного ОГПУ был многим интересен. Он выступал с чтением стихов и в левых еврейских организациях, где аудитория выходцев из России в первом поколении, как правило, по-русски понимала.
