Дворняга Щеник значился безусловным любимцем семьи в те голодные годы. Маяковский, когда ему случалось писать Лиле письма, теперь подписывался «Щеник» или «Щен». А иногда сокращенным именем «Вол». Тянул, как вол, свою лямку любви и был предан, как собака. Как-то в более сытое время в кафе Маяковский с Лилей встретили Ларису Рейснер. Посидели, поболтали, ушли. Но Лиля забыла свою сумочку. Маяковский вернулся за ней.
— Теперь вы так и будете таскать эту сумочку всю жизнь, — заметила Рейснер.
— Я, Лариса, готов эту сумочку в зубах носить. В любви обиды нет.
Вскоре Маяковский устроился в отдел агитации Роста (Российского телеграфного агентства). Начался период всевозможных ревчастушек, стишков с картинками, рекламных слоганов. Хоть Маяковский и писал: «…считаю „Нигде кроме, как в Моссельпроме“ поэзией самой высокой квалификации», он лгал себе. Но зато это приносило семье постоянный доход. Вернее, до начала НЭП — постоянные продуктовые и прочие пайки. Он помогал и семье — маме, сестрам с их неудавшимися замужествами. Теперь Маяковский сменил Осипа Брика на посту главного кормильца в треугольнике. У последнего официальным источником доходов сделались литературоведческие статьи, не очень удачные. Сколько ему платили на Лубянке — секрет. А Лиля отродясь не зарабатывала денег. Разве только случайно. А зачем, когда в любой момент ей могли подсобить любовники?
…
Из всех ее романов, по-прежнему кореживших душу Маяковского, один оставался довольно тайным и для ее любовника спасительным. В Питере жил литературовед Николай Пунин, писавший, в отличие от Осипа, весьма удачные статьи. Был он к тому же бабником, к великому огорчению своей супруги Анны Евгеньевны. И в 1920 году во время его частых поездок в Москву общая эротическая страсть с Лилей Брик привела их друг к другу. Живя в тройственной семье, Лиля встречалась с любовниками днем на их территории. Пунин с удовольствием вспоминал это время, писал: «Не представляю себе женщины, которой я мог бы обладать с большей полнотой. Физически она создана для меня…»
А 6 августа 1921 года Пунина вместе с группой интеллигентов загребла Петроградская ЧК по высосанному из пальца делу профессора В. Н. Таганцева. В числе прочих арестованных был и выдающийся поэт Николай Гумилев. А вел это дело от начала до конца, между прочим, уже упоминавшийся Яков Агранов. Есть предположение, что с ним уже тогда Лиличка Брик интимно встречалась. Агранов хотел выслужиться и заставил Таганцева дать показания в создании боевой организации, имевшей целью ликвидировать советскую власть в Петрограде. Тогда за это быстро расстреливали.
И супруга Пунина нашла гениальное решение. Приехала в Москву и бросилась в ноги Лилечке: «Спасите моего и… вашего в некоторой степени Колю!» Видимо, Пунин был хорошим любовником. Расстреляли всех, кроме Пунина. И Таганцева, и Гумилева. А Коля потом сошелся с вдовой Гумилева (хотя они давно были в разводе) Анной Ахматовой. И они зажили тоже некой тройственной семьей: Пунин, Пунина и великая Анна Андреевна.
В 1920 году Маяковский дважды печатает поэму «150 000 000». Один раз, как уже упоминалось, анонимно, другой раз — нет. Этот образец футуристической патетики, поставленной на службу пролетарской революции, чем-то напоминает «Мистерию-буфф». Тоже действуют не только люди, но и животные, вещи, леса, поля, сливающиеся в символическое существо Ивана, которому противостоит столь же сборное и чудовищное олицетворение старого строя — Вудро Вильсон. В советские годы повсюду — от школьных учебников до научных статей тиражировалась история о том, что Ленин как идеальное мерило всего, в том числе и стихов, прочитал в «Известиях» (где Маяковский был штатным поэтом) сатирическое стихотворение Владимира Владимировича «Прозаседавшиеся» и очень его похвалил. А до этого, мол, ругал. А за что именно ругал, школьникам не сообщалось, только ученым. За «150 000 000». Конкретно за такие строчки:
Жажда, пои!
Голод, насыть!
Время
в бои
тело носить.
Пули, погуще!
По оробелым!
В гущу бегущим
грянь, парабеллум!
И еще за такие:
Мы
тебя доконаем,
мир-романтик!
Вместо вер —
в душе
электричество,
пар.
Вместо нищих —
всех миров богатство прикарманьте!
Стар — убивать.
На пепельницы черепа!
Потому что, обиделся Ленин, убивать стариков и стрелять в отступающих красноармейцев — это не наш метод. Только убеждение, деликатная пропаганда. Или вот бьющая не в бровь, а в глаз сатира. Ленин не понимал предлагаемого нового искусства. Он любил «Апассионату» и Льва Толстого, потому что тот глыба. Маяковскому о критике сообщили, и он начал писать так, чтобы всех устраивало. Оставил себе немножечко для души, которую, купленную, делили между собой советская власть и Лиля Брик.
Летом 1920 года семейство снимает дачу в поселке Акулова гора под городом Пушкино в Подмосковье, где, согласно известному стихотворению, в гости к Маяковскому пожаловало солнце. Место понравилось. Вскоре изменилось и место постоянного жительства. Семья получила уже несколько комнат в коммуналке в Водопьяном переулке.
Следующий год стал по-своему революционным в истории треугольника. Все трое пошли гулять на сторону. Если для Лили увлечение работником Наркоминдела Михаилом Альтером обычный романчик, то двое мужчин решились изменить ей едва ли не впервые. У стремившегося к постоянству Брика любовь с Евгенией Соколовой получилась спокойной и долгой. Лиля с привычной в таких случаях теплотой относилась к появившейся наконец у мужа пассии. Когда те расстались, помогала Соколовой, как могла. У Маяковского стремительный и нервный адюльтер с поэтессой Зинаидой Гинзбург возник лишь в отместку Лиличке. Но попытка была сделана.
На литературном поприще Маяковский постепенно становился начальником. Он не оставлял попыток приспособить футуризм к социализму. Возглавил Международную ассоциацию футуристов. В следующем году она превратилась в организацию Левый фронт, «Леф». Вскоре появилась Российская ассоциация пролетарских писателей, РАПП. Пока не возник спокойный и единый Союз писателей СССР, эти две литературные команды яростно боролись между собой за право считаться более пролетарскими и революционными, то есть больше получать от государства дотаций. В идеологическом плане разница между ними была невелика. Их начальники внесли равный вклад в историю литературы в деле восхваления действительных талантов и политически ценных бездарей, в удушении, вернее, в некотором придушении политически неудобных гениев. Зато и «Леф», и РАПП издавали много журналов, где начинающим и маститым было гораздо легче напечататься, чем в более поздние времена. Осип Брик как литературовед, разумеется, вступил в «Леф».
Летние месяцы 1922 года треугольник снова живет в Акуловой горе. На этот раз солнце к Маяковскому не жалует. Он разъезжает по стране, выступает с чтением фантастической и уже ничем не блещущей поэмы «Пятый Интернационал». А Лиля однажды пожаловала к соседу Александру Краснощекову. Это был интересный человек, премьер-министр в отставке, правда, довольно странного государства Дальневосточной республики, ДВР. Это государство включало в себя территорию упраздненной Российском империи от Байкала до Владивостока вдоль железных дорог. ДВР возникла как компромисс в сложной дипломатической ситуации между Советской Россией и Японией. Государственное образование откровенно называли буферным и временным. Там правили в основном большевики вроде Краснощекова, но в правительство входили также недобитые эсеры и чуть ли не кадеты. ДВР просуществовала менее трех лет, пока в ноябре 1922 года добровольно-принудительным порядком не стала советской.
Краснощеков после своей отставки немножко посидел в тюрьме ВЧК, потом был отправлен на заслуженный отдых и поселился, значит, с женой на даче в Акуловой горе. Странным образом его любовная интрижка с Лилей Брик переросла в почти серьезный роман.
В выстроенным ею вокруг себя мире «почти», «не всерьез» были ключевыми словами. Ей было удобно существовать вместе с вечной привязанностью Осей, вместе с самым ярким поэтом страны, в окружении самых заметных литераторов, художников, режиссеров и разной богемы, погружаться в волнующий тайный мир чекистов, кружить головы мужчинам и мысленно пересчитывать свою коллекцию постельных партнеров, стараясь не сбиться со счета.
И так ли уж безоблачно проходили дни в местах постоянного проживания треугольника с такой Лиличкой во главе самого притягательного угла? Кроме случаев, когда Володю запирали на кухне, чтобы он там плакал и царапался в дверь. Один знакомый раз зашел к семье в гости и застал милую картину. Здоровенный Маяковский держал тщедушного Осю за грудки и свирепо матерился на него, брызгая слюной. Ося тоже отважно хватал друга за грудки и тоже матерился. А веселая Лиля сидела на диванчике, красиво курила папиросу через длинный мундштук и подзуживала мужиков, чтобы они наконец подрались из-за нее. Что это за стерва, если не становится причиной звона клинков, пролитой крови или хотя бы не пролитой, а остающейся на лице в виде гематом? Правда, через полчаса, успокоившись, все трое плюс пришедший гость мирно пили чай.
