Ознакомительная версия.
Неолиберальные реформы оправдывались экономическим ростом, который преподносился под видом развития. Такое понимание развития процветало как среди левых, так и среди правых даже за Железным занавесом: социалистические экономики, стремясь к росту и развитию, стали походить на государственный капитализм. (Каллис и др., 2014).
Всемирная экономическая интеграция, под воздействием неолиберального стремления к свободному рынку, привела к распространению рыночных отношений в других сферах общественной жизни. Либерализация торговых режимов и процессы послабления контроля усилили меркантилизацию и коммерциализацию практически всех социальных сфер и таких жизненно важных ресурсов и услуг, как водоснабжение, электроснабжение и электричество, что негативно сказалось на качестве жизни в целом и еще больше затруднило доступ к медицинским услугам для некоторых групп населения (КСДЗ, 2008).
С целью увеличения потребления продукции промышленники разработали жесткие всемирные маркетинговые стратегии. Среди прочего, пищевые промышленники несут непосредственную ответственность за переход населения к высококалорийным рационам, что на данном этапе привело к учащению случаев ожирения и связанных с ним хронических и смертельных заболеваний (Суинберн и др., 2011). Неконтролируемый экономический рост в условиях неустанного потребления приводит к истощению запасов природных ресурсов и загрязнению окружающей среды.
В течение последних двадцати лет капиталисты в поисках более прибыльных инвестиций переключились с промышленности на финансовую сферу.
Для повышения биржевой стоимости акций и создания конкуренции на фондовых биржах корпорации прибегали к таким стратегиям, как сокращения, привлечение субподряда, делокализация. В поисках большей выгоды инвесторы совершали все более рискованные инвестиции на мировом рынке, где прибыль заметно превышала доход от инвестиций в промышленной сфере. Ведомый алчностью, финансовый капитализм стал преобладающей силой в мировой экономике. «Творческий подход к финансовым операциям и монополизация рынков пришли на смену творческому подходу в сфере производства» (Поланьи Левитт, 2012).
В этом контексте, наложение множества факторов, таких как злоупотребление кредитами, рискованные финансовые вложения, непрозрачная деятельность финансовых организаций, частые неудачи в финансовом регулировании и постоянные нарушения основ этики привели к мировому экономическому кризису 2008 года – Великой рецессии.
Неолиберальные методы используются и в странах с более продвинутой экономикой как реакция на кризис, в том числе, снижение государственных расходов на здравоохранение и социальное обеспечение, что приводит к обеднению населения (Кондилид и др., 2013), увеличению потребности в медицинских услугах и уменьшению доступа к ним (Аллотни и др. 2012).
В ведущихся сейчас спорах о способах выхода из текущего кризиса «всем странам и правительствам предстоит принять ряд непростых решений: режим жесткой экономии, кредиты под государственную ответственность, реформы, нацеленные на экономический рост, и равномерное распределение расходов на восстановление» (Спенс, 2013). Но мало кто задается вопросом о том, что приоритетнее: экономический рост или основные человеческие стремления.
Ведомые верой в то, что финансовые инновации движут экономическим ростом, экономический рост – человеческим развитием, а окружающая среда сама о себе позаботится, неолибералы по-прежнему выступают за первенство финансовой системы над экономикой, экономики – над общественными потребностями и экологической реальностью. В этом смысле, текущий кризис не просто финансовый: он является предпосылкой фундаментальных расхождений между финансовыми и экономическими структурами и общественными и экологическими императивами (Гринхэм и Коллинз, 2013).
Изначально понятие «кризис» обозначало момент, когда в ответ на важные перемены требовалось принять решение. Без сомнения, человечество столкнулось с некой системной ошибкой, для решения которой потребуется своего рода «перезагрузка».
Помимо этого, очевидно, что система сама сопротивляется значительным преобразованиям существующего порядка, основанного на увеличении ВНП. По всей видимости, ни один политический лидер не противится установке мантры роста. На последнем саммите в Брисбене лидеры Большой двадцатки в очередной раз поставили экономический рост на мировую повестку дня, но так и не упомянули, с какой целью.
По сравнению с Саммитом тысячелетия в 2000 г., Программа развития на период после 2015 года, определяющая рамки глобального развития в будущем, будет разработана в несколько иных условиях. Ситуация неразрешенного глобального экономического и финансового кризиса и роста неравенства сопровождается появлением быстро развивающихся, благодаря социальным сетям, общественных движений, во главе которых зачастую находятся молодые люди, реагирующие на неравенство и призывающие к демократии, справедливости и ответственности правящих лиц. Геополитическое противостояние, имеющее место в ряде регионов, приводит к эскалации вооруженных конфликтов и нестабильной международной обстановке, которая может привести к глобальной ядерной войне. Угроза катастрофических изменений климата, потери биологического разнообразия, окисления океанских вод, а также химического и атмосферного загрязнения очевидна для всех, а время на решение этих проблем крайне ограничено.
В этой связи Открытая рабочая группа (2014), состоящая из представителей разных наций, разработала Программу и предложила 17 Целей Устойчивого Развития (ЦУР) в первоначальном проекте на период после 2015 года. Однако в данном проекте не было уделено достаточно внимания структурным и системным источникам постоянно растущего неравенства, социальной изоляции и экологической катастрофы. Согласно Хортону (2014), ЦУР (во всяком случае, на данном этапе) – это «набор сказок, обернутых в бюрократизм межгосударственного нарциссизма, украшенных многосторонним параличом и отравленных ядом государственных неудач». Устойчивое развитие должно касаться не только неравенств внутри одного поколения, но и неравенства среди поколений. Оба этих аспекта требуют переосмысления понятия развития и отказа от экономического роста как мерила прогресса и успеха.
Общество превыше экономического роста
Как сказал Махатма Ганди, «реальное богатство – это здоровье, а не золото или серебро».
В 1968 году Роберт Кеннеди – кандидат в президенты США, впоследствии ставший жертвой убийства, – критикуя экономическое понятие богатства, сказал, что ВНП «не измеряет ни наш ум, ни нашу храбрость, ни нашу мудрость, ни нашу ученость, ни наше сочувствие, ни преданность стране. Проще говоря, ВНП измеряет все, за исключением того, что делает нашу жизнь по-настоящему стоящей» (Кеннеди, 1968).
Действительно, ВНП включает в себя ВСЕ произведенные товары и услуги без учета их качества и влияния на общество. Увеличение производства за счет совершенствования технологий не подразумевает увеличение количества рабочих мест. Прибыль от операций с финансами зачастую не имеет ничего общего с производственной деятельностью. Увеличение ВНП за счет производства оружия, табачной продукции или вредных полуфабрикатов имеет совсем не такое влияние на общество, как, например, оказание культурных услуг или производство полезных продуктов питания. Подсчеты ВНП не включают в себя те услуги и продукцию, которые не являются объектом торговли: например, время, потраченное на помощь нуждающимся, создание произведений искусства и другие вещи, влияющие на реальное благополучие людей, – например, дружбу и крепкие взаимоотношения в сообществе.
Безработица имеет гораздо больший негативный эффект, нежели потеря прибыли, в том числе и на трудоустроенных граждан. Функция труда заключается не только в производстве товаров и услуг, но и в обеспечении самореализации, чувства удовлетворения и возможности сотрудничества и социального взаимодействия, что является краеугольным камнем человеческого благополучия (Гринхэм и др., 2013).
Если к 2016 году 28 стран-членов ЕС учтут криминальные виды экономики (наркотики, проституцию, контрабанду) в своем ВНП, согласно регламенту Европейского Союза, то их ВНП существенно увеличится, но почувствуют ли граждане этих государств какие-либо перемены в качестве жизни? Примечательно, что ЕС следует Директиве «наилучшего опыта», разработанной ООН в 2008-м году, а в 1999-м году случай включения элементов теневой экономики в ВНП уже имел место, когда МВФ поручил Колумбии, мировому лидеру по производству кокаина, включить урожай наркотических растений в официальную статистику (Zumbrun, 2014; Larouchepac, 2014).
Хотя в беднейших странах улучшение качества жизни и связано с увеличением дохода, существуют веские доказательства того, что по достижении определенного уровня благосостояния, здоровье и ощущение счастья уже слабо затрагиваются показателем ВНП на душу населения. На это начинают влиять другие факторы, такие как качество управления и демократичность общества, общественный капитал и предоставление соответствующих услуг семьям (например, услуг по уходу за детьми). Уилкинсон и Пикетт (2009) продемонстрировали, что распределение доходов имеет большее влияние, чем их рост, а уровень неравенства негативно сказывается на социальном благополучии: растет количество заболеваний, самоубийств, случаев изнасилования, сокращается средняя продолжительность жизни, процветает безграмотность и т. п. В целом, вывод о том, что рост ВНП обязательно связан с ростом качества жизни, является неверным.
Ознакомительная версия.
