Спальня, ванная, гостиная. В гостиной радиоприемник-автомат, в который нужно опускать двадцатипятицентовики. Все грязное, унылое, обшарпанное, хуже, чем в худших номерах «Ла Виллетт». Мы не отважились воспользоваться ни ванной, задернутой занавесом, черным от грязи, ни уборной. Мы даже не были уверены, что рискнем лечь в кровати. К сожалению, мы на это отважились — несомненно, там-то мы и подхватили вшей, которых обнаружили в волосах несколько дней спустя.
Если бы мы свернули на тот головокружительный мост, оказавшийся в итоге менее головокружительным, чем избранная нами дорога, — мы бы наверняка избежали этого кошмара.
Тем более что на следующий день, проехав несколько миль, мы угодили в настоящую волшебную сказку. Участок шоссе № 1 оказался на ремонте, и стрелки вывели нас на объезд.
И вдруг — тишина, сущий земной рай. Где вереницы машин, зажимавших нас в тиски? Понятия не имею, куда они делись. Наверно, не послушались указателей. А может быть, все они ехали в Ньюарк?
Кружными дорогами катим через живописную местность, по которой раскиданы роскошные виллы, виноградники, сады, рощи, где распевают тысячи птиц.
Мы едва отъехали по прямой миль на шестьдесят от Нью-Йорка, а кажется, что мы в пятидесяти километрах от Парижа, в лесу Фонтенбло, причем в таком Фонтенбло, который простирается на пол-Франции.
Я хорошо знаю, что где-то там, справа и слева, есть города, но меня не тянет на них взглянуть — ни на Бетлеем, который хоть и доводится тезкой евангельскому Вифлеему[46], однако знаменит сталелитейными заводами, ни на Филадельфию, ни на Трентон.
Едем мимо отлогих холмов, мимо деревьев, мимо сверкающих рек. Время от времени минуем крошечные города — несколько белых домиков под красными крышами, непременные лужайки, цветники.
Мы в Пенсильвании, в краях старика Пенна[47], писавшего об основанной им стране, которой предстояло долгое время оставаться его владением, прежде чем она превратилась в штат:
«О, сколь сладостен покой этих мест, что не ведают волнений и смут несчастной Европы!»
Старый мудрец написал это уже три с половиной века назад, и, самое поразительное, несмотря на гигантские города, выросшие на его земле, слова эти не обесценились и поныне.
Шоссе № 1 обошлось с нами коварно, заставив проехать по промышленному пригороду, но благодаря ремонту мы, по счастью, выбрались на верную дорогу.
Не правда ли, странная и прекрасная страна: отъехав от города с более чем двухмиллионным населением всего на каких-нибудь сорок миль, вы можете удить форель среди природы, не тронутой цивилизацией!
Тем временем жена моя свернула направо. Таким образом, через три часа После Нью-Йорка она, будучи помешана на скоростной езде, очутилась в Блу-Маунтинс, то есть в Синих горах.
Горная дорога, местность, в которой, кажется, до сих пор живут одни индейцы; дорога настолько не похожа на американскую (в понимании европейцев), что моей жене пришлось проехать около ста миль, прежде чем ей встретилась заправочная станция.
Ни гаражей, ни городов, ни деревень. Ни киосков, где продавались бы кока-кола и hot-dogs. Только деревья, птицы, реки, ручьи. Никаких «удобств». Ни души — если вы угодите в аварию, выручать вас будет некому.
Вот почему нью-йоркский промышленник или коммерсант не ездит на уикенд в курортные города вроде Довиля; он скромно сообщит вам: «Я еду в мой охотничий домик…»
Вероятнее всего, самолетом. Но это не беда. Зато — пустынная местность, вроде той, что я вам сейчас описывал; хижина из бревен; здесь он будет удить рыбу или охотиться один или с несколькими друзьями; здесь ему придется самому стелить себе постель, мести пол, стряпать, но все это будет ему в радость.
Вообще, умение обходиться без прислуги — большое достоинство американцев. У них действительно нет слуг. Вы возразите мне, что это не совсем так? Возможно. Не буду настаивать. Разбогатевшие лавочники с Бродвея и Лексингтон-авеню отдыхают в более или менее роскошных отелях. Но по-настоящему «крупные» воротилы отправляются куда-нибудь в глушь, например в штат Мэн или в Блу-Маунтинс, в собственные охотничьи домики и жаждут только одного — пожить несколько дней непритязательной жизнью трапперов[48], тех самых трапперов, от которых многие из них ведут происхождение, по праву гордясь этим.
Кассовое окно, или Все народы мира в очереди за кредитами
Не правда ли, странно было бы с моей стороны посвятить добрых два десятка очерков Америке и не рассказать о Вашингтоне? Это все равно, как если бы какой-нибудь иностранец говорил о Франции эпохи Людовика XIV и забыл упомянуть Версаль. Помню, какой отклик в годы войны рождало повсюду слово «Вашингтон», равно как слово «Рузвельт». Помню, как все дипломаты в мире, все финансисты, все экономисты потянулись в прошлом году в этот город, ставший буквально пупом земли. Но это не все. Нет ни одной страны, которая не имела бы в Вашингтоне всевозможных представительств и делегаций. Короче говоря, в этом наименее американском из всех городов «представлен» весь мир. Сами же американцы — служащие своеобразного «офиса» по производству и распределению.
Я чуть было не «увильнул» от Вашингтона, как сказали бы у нас в коллеже, то есть чуть было не решился миновать его и ехать дальше по одному из тех чарующих шоссе, которые я вам описал. Но профессиональный долг заставил меня остановиться.
И вот, ей-богу, мне нечего сказать о Вашингтоне. Не красивый и не уродливый, не огромный и не маленький, не оживленный и не сонный. Летом там скорее жарко, чем холодно, но я — то приехал туда не летом.
Умолчим об отелях: нужно по меньшей мере возглавлять делегацию особой важности, чтобы вас разместили на ночлег хотя бы в ванне. Впрочем, о таком положении дел предупреждают загодя. За двадцать миль до города у дороги виднеется кокетливое здание туристского бюро, где вас ждет любезнейший прием.
Замечу кстати, чтобы не забыть сказать об этом в дальнейшем, что в Соединенных Штатах вас, за редкими исключениями, повсюду принимают любезно. Не только французов. Не только из личных симпатий. Это дело принципа. Здесь считается, что хорошее настроение — неотъемлемая часть гигиены. Даже по радио вам дают заряд хорошего настроения.
Вообще вас повсюду встречают радостно, чтобы не сказать — сердечно.
Итак, нам весьма сердечно сообщили адреса нескольких домиков в восьми-девяти милях от города и выдали специальные талончики. Это наши первые домики-люкс; в таких же, только не деревянных, а каменных или кирпичных, мы еще не раз будем останавливаться на Юге. Вообразите себе коттедж, который пришелся бы по вкусу многим добропорядочным буржуа у нас во Франции, изысканно комфортабельный, с персональным гаражом, у которого ворота не отворяются, а поднимаются — вы, может быть, видели такое в кино.
Но вернемся в Вашингтон, план которого был в свое время начерчен французом[49]. Широкие улицы. Просторные проспекты. Зелень, газоны, как во всех американских городах. Вот только не слишком ли широки улицы, нет ли тут перебора?
Несмотря на такую прорву народа и на то, что город явно перенаселен, у меня было ощущение, будто на мне слишком большой, не по росту пиджак.
Я бы дорого дал за узкую улочку, за обшарпанный дом или просто за обычное здание, не похожее на маленький дворец. Все так гармонично, так богато, так солидно, что кажется, будто по утрам весь город чистят пылесосом.
То же с местными жителями. Здесь нет обычных людей, таких, как мы с вами. Ни среди американцев, ни среди иностранцев. Все они функционеры. Ох, им, пожалуй, не понравилось бы, что я их так называю. Скажем иначе: новые короли, новая аристократия — люди, занимающие более или менее высокие посты во всяких представительствах или офисах. Одни хлопочут, чтобы их странам были предоставлены кредиты, другие эти кредиты распределяют или наводят различные справки, но, в сущности, одно другого стоит.
Эти люди существуют в своем кругу, встречаются в одних и тех же посольствах, на одних и тех же приемах и в одних и тех же ресторанах, где бывают с женами, а ночью их можно увидеть в пригородных ночных клубах, куда они ездят с секретаршами.
Секретарши у них тоже не простые: и нравы, и манера держаться, и одежда, и язык изобличают в них принадлежность к мирку тех, кто чем-нибудь да управляет и подходит к проблемам, стоящим перед человечеством, не иначе как с позиций статистики, оперируя миллионами ртов, которые надо накормить, ног, которые надо обуть, деревьев, которые надо срубить, лир или крон, которые надо перераспределить.
Если в ресторане вы услышите разговоры за соседними столиками — хотя эти столики дипломатично расставлены подальше один от другого, но есть люди, которые привыкли говорить громко, — вам покажется, будто вы читаете «Хронику королевской передней». Вашингтон — великая столица и в то же время небольшой провинциальный городок, где все всех знают. Да это и не город — это Двор.
