Чуева возмутилась:
— Мама, не слушай ты его. Чепуху ведь он мелет. А ты, дядя Сергей, не ходи больше к нам.
Сергей ехидно ухмыльнулся:
— Ублажь ты, Наталья, ее конфеткой, пусть молчит.
— Ты нас не купишь ни за конфетки… ни за что! — гневно ответила на это Лида.
Но Катковы уже совершили свое гнусное дело. Наталья Савельевна вошла в секту и все чаще и чаще уходила из дому на сборища иеговистов. Когда же муж твердо напомнил ей о ее семейном долге и обязанностях, она злобно ответила: «Что мне семья. Я раба божья». И хлопнув дверью, ушла из дому.
Десять дней Наталья Савельевна жила неизвестно где. Но видимо не выдержало сердце матери. Осталась еще в нем искра любви к детям. Вернувшись домой, она со слезами на глазах стала просить мужа и детей простить ее. «Запуталась я. Помогите и, если можете, простите меня». Наталья Савельевна заверила семью, что навсегда порвет с сектой. Но оказывается это не так легко сделать. Рядом жили Катковы, которые не хотят отдать свою жертву и по-прежнему, используя каждую удобную минуту, запугивают ее карами и гневом несуществующего бога.
Но правда на стороне детей и мужа. Они не теряют надежды и делают все возможное, чтобы порвать сети, которые опутали Наталью Савельевну, стремятся вернуть назад их прежнюю ласковую и заботливую мать. И хочется всем сердцем верить, что Наталья Савельевна не обманет их надежд, поймет, наконец, сколько горя и слез принесла ей и ее семье эта изуверская проповедь иеговистов, «братья» и «сестры» типа Катковых.
А. ДЕГТЯРЕВ,
г. Еманжелинск
Проповедники иеговизма на суде общественности
Было время, когда Иван Гонущак ничем особенным не отличался от своих сверстников. Вместе с ними ходил в кино, любил книги, музыку. Был он добрым, ласковым сыном. Да, таким вот его помнит Анастасия Стефановна до того самого дня, когда он сошелся с иеговистом Михаилом Булеликом.
— Как втянули его в секту, — с болью в сердце рассказывает Анастасия Стефановна, — какой-то стал замкнутый, неласковый.
Все реже и реже мать видела на лице сына улыбку. Место общественных, семейных забот, друзей, книг и кино в его жизни заняли молитвы. Всем сердцем Анастасия Стефановна чувствовала, что теряет любимого сына, но оказалась бессильной рассеять его религиозный фанатизм. Умоляла, плакала, но слезы ее не тронули сына. Он ушел из семьи к своим новым «друзьям». А вскоре Анастасия Стефановна получила весточку — сын ее осужден за тяжкое преступление.
— Не успела я одно горе пережить, — продолжает она, — как другое накатывается. Мало Булелику одной жертвы, он и к дочери сети мракобесия протягивает. Опутал зятя, семья ему стала не нужна. Дети-то совсем маленькие, а не видят ласки отцовской. Дочь-то моя, Анна, станет ему говорить: «Давай будем дом строить. Ну что-нибудь по хозяйству купим». А он свое: «Ничего нам не надо».
Иван Джавало и его жена Анна еще молодые. Жить бы да радоваться. Но свету они не видят. Все свободное от работы время Иван проводит в молитвах. Анна, хотя и не состоит в секте, но из-за мужа не ходит ни в кино, ни в клуб. Запрещено им слушать радио, читать книги и газеты.
— Да что же это за чертова секта. Ведь вот и детям через нее радости нет! — возмущается старушка и еще крепче прижимает к груди внука. — Сына я потеряла, а теперь и за внука боюсь…
Беспокойство старой женщины не напрасно. Секта иеговистов протягивает свои ядовитые щупальца к детям, ища в них свою опору. Известно немало случаев, когда детей принуждают принимать участие в тайных собраниях, исполнять религиозные обряды иеговизма. Но эта секта не столько религиозная, сколько политическая, антисоветская. Ее членам запрещается не только слушать радио, читать газеты, но и вступать в профсоюз, участвовать в выборах, служить в армии. Даже кампании по защите мира иеговистами не поддерживаются.
При вербовке новых членов, иеговисты пользуются самыми подлыми средствами: подкупом, обманом, устрашением. Легче всего им удается вербовать тех, кто совершил какое-либо преступление, кого постигло несчастье, болезнь.
За религиозностью иеговистов все явственнее проступает лицо недругов нашей Родины. И советские люди дают им решительный отпор. На шахте № 19-а было проведено рабочее собрание о иеговизме, которое затем перешло в настоящий суд общественности над сектантами-иеговистами.
— Вы в своих проповедях говорите, что не надо служить в армии, — сказал проходчик Пашнин, обращаясь к сидящим в зале иеговистам Булелику и Джавало. — А кто же будет защищать наш дом, наших детей, Родину! Не ваши ли наставники, американские миллиардеры, строят вокруг Советского Союза военные базы? Кому ваша пропаганда на руку? Тем, кто готовит новую войну! В ваших проповедях не услышишь слова о мире. Но и без вас, сами мы его защитим, своими руками. Свое счастье создадим и без иеговистской проповеди. Изолировать их надо от коллектива, — заключает он.
— Не имеете права, — нагло выкрикивает Булелик. — Религия не запрещена. Почитайте шестой том Ленина…
Из зала раздался возглас:
— Не трогай нашего Ленина. Ты его книг не только не читал, а и в руках не держал.
К столу подходит молодой горняк Бураченок. Сдерживая волнение, он говорит:
— Во время войны мы всей семьей скрывались от немцев в лесу. Отец болел и не мог подняться. А тут нагрянули немцы. «Беги сынок, — сказал он, — а я уж, видно, погибну». Встретил я в лесу шестерых партизан, рассказал им об отце. Они на выручку пошли. Трое-то в бой вступили, а остальные говорят: «Мы — баптисты, нам вера стрелять запрещает». Из-за них и не одолели немцев. Взяли они отца, закрыли в сарай, облили керосином и подожгли. Вот она какая вера сектантская. А вы о любви к человеку говорите! Ложью, кровью от вашей проповеди пахнет!
— Наша вера праведная, — возражает иеговист Джавало.
— Праведная? — с иронией замечает проходчик Фахрутдинов. — Вы утверждаете, что все создано богом, что земля держится на быках. Так записано в вашей библии? А мы, советские люди, без божьей помощи создали искусственные спутники Земли. Тысячи раз они облетели вокруг Земли, а нигде не столкнулись с бычьими рогами. (Общий смех). Вот она ваша праведная вера. Вы лучше не лезьте со своей моралью.
— Правильно, — поддерживает его забойщик Кузнецов, — знаем мы к чему религия ведет. У меня вот мать тоже верующая. Так увлеклась молитвами, что о доме забыла. Но мать-то моя уж старая, а ведь Джавало и Булелик — молодые. Сами не по-человечески живут, да еще и других мутят.
— У меня вопрос к тебе, Михаил, есть, — обращается к Булелику рабочий Кузнецов.
— Империалисты
