.Глубокой ночью, насыщенные небывалыми впечатлениями, члены комиссии вернулись в базу, где, несмотря на поздний час, их встретило высокое начальство. После доклада о результатах испытаний состоялся банкет, длившийся почти до утра.
В течении всего следующего, 1970 года, «К-162» занималась опытной эксплуатацией, выполнила оставшиеся пункты госиспытаний. При развитии полной мощности энергоустановками обоих бортов на мерной миле была достигнута подводная скорость 44,7 узла, что и по сей день остается мировым рекордом.
Неконтролируемый пуск реактора
В конце ноября 1980 года на подводной лодке «К-162» полным ходом шли послеремонтные швартовые испытания. Флот чувствовал за собой вину: во время ремонта несколько месяцев было потеряно из-за небрежности личного состава. Перегрузочная команда в процессе перезарядки реактора уронила в загруженные свежие активные зоны посторонние предметы.
Сначала этот факт пытались скрыть. Но он в конце концов у стал известен. Чтобы предотвратить попадание посторонних предметов в урановые стержни и тем самым исключить возможность аварии, пришлось конструировать защитные устройства для каждого канала. Установка защитных устройств потребовала, в свою очередь, выгрузки свежей активной зоны, затем ее повторной загрузки. Все это, понятно, затянуло сроки окончания ремонта. А приближающаяся зима с ее штормовой погодой заставляла торопиться. Да и Белое море скоро должен был сковать лед.
Впопыхах во время монтажа системы управления и защиты реактора перепутали фазы электропитания. И это привело к неконтролируемому выходу на мощность реактора левого борта. В реакторе и системе первого контура резко возросли температура и давление. К счастью, лопнул компенсатор главного насоса — он-то и сработал как предохранительный клапан, предотвратив переопрессовку всего оборудования. Авария закончилась локальной разгерметизацией первого контура и выбросом в необитаемое помещение нескольких тонн слаборадиоактивной воды.
Личный состав не пострадал, в техническое управление флота, где я в то время был начальником, поступил невнятный, но успокаивающий доклад.
На следующий день я вылетел в Северодвинск. Здесь собралась межведомственная комиссия. Ее предложения по восстановлению лодки были простыми и кардинальными. Но... нереальными. Предполагалось заменить часть оборудования «пострадавшей» энергоустановки новым. Но запасного оборудования не существовало в природе! Хотя оно и было заказано при строительстве лодки, для его изготовления требовалось несколько лет. Такое решение могло удовлетворить комиссию, но не флот, поскольку именно флот нес ответственность за свою боеготовность.
Осмотрев место аварии вместе с капитаном 1 ранга С. Защеринским и посоветовавшись с технологами и сварщиками, я, как «хозяин» корабля и председатель комиссии, принял другое решение. Предложил заварить трещину и провести «холодные» и «горячие» испытания атомной установки. Если показатели будут в норме, то проверить и зафиксировать соответствие параметров механизмов и систем спецификационным. Испытания и снятие параметров я предложил производить в присутствии членов комиссии. Однако большинство из них отказались участвовать в испытаниях, кроме проектанта Н.Ф.Шульженко.
Главная энергоустановка выдержала все испытания. Командующий Северным флотом В.Н.Чернавин одобрил мое решение, и подводная лодка, снявшись со швартовых, ушла в главную базу флота.
Десять лет после этого она плавала с заваренной трещиной до конца установленного срока службы.
Думаю, уместно уточнить, что этой аварии реактора на подводной лодке «К-162» предшествовала аналогичная предпосылка в 1961 году на подлодке «К-3». Тогда при подготовке субмарины к походу на Северный полюс проводились длительные испытания системы деаэрации. Как позже оказалось, никчемной для данного типа энергоустановок.
Испытания проходили круглосуточно, изнуряя вахту и притупляя ее внимательность. Параллельно шли профилактические и ремонтные работы с участием привлеченных специалистов. В результате этого столпотворения перепутали фазы питания. В схеме управления и защиты реактора произошел сбой. Компенсирующая решетка, вместо того, чтобы опуститься вниз, пошла вверх, не подчиняясь действиям операторов. Это могло привести к тепловому взрыву, но, к счастью, оператор реактора другого борта старший лейтенант И.Б. Колтон заметил опасное перемещение решетки и обесточил исполнительные механизмы, предотвратив аварию.
К сожалению, из-за сверхсекретности информация о случившемся не нашла должного отражения в документах. Она быстро забылась и выводов из случившегося тогда никаких не сделали.
Однако сам факт повторения на флоте аварии реактора по одной и той же причине привлек внимание сотрудников Института атомной энергии им. И.В. Курчатова и президента Академии наук СССР академика А.П. Александрова. В последних числах декабря 1980 года на флот прибыли квалифицированные специалисты в области атомной науки и энергетики, в том числе Н.С. Хлопкин и Г.А. Гладков.
Я доложил им обстоятельства аварии главной энергоустановки на «К-162» и свое решение по устранению ее последствий, а также рассказал о бедах атомного флота. Н.С. Хлопкин доброжелательно выслушал мой доклад, пригласил меня на атомные ледоколы, чтобы сравнить организацию эксплуатации и обеспечения ледокольного атомного флота и подводного. Мы с ним провели несколько дней в беседах о насущных проблемах атомной энергетики подводного флота. В конечном итоге Николай Сидорович обещал все, о чем мы говорили, доложить президенту АН СССР.
Через несколько дней на флот пришла телеграмма, в которой меня приглашали к 14.30 3 января 1981 года академику А.П. Александрову. Я понимал, что речь пойдет не только о конкретной аварии энергетической установки, но и о проблемах, накопившихся за десятилетия на атомном флоте. Процент установленной боеготовности атомного флота зависел непосредственно от количества перезарядок реакторов, а те, в свою очередь, от возможностей хранения отработанных атомных сборок и их транспортировки.
На совещании у президента присутствовало семь человек, старшим от ВМФ был заместитель Главкома адмирал Василий Григорьевич Новиков. Я еще раз убедился в том, что Анатолий Петрович хорошо знает проблемы ВМФ и глубоко в них разбирается. Помимо ядерной безопасности, на совещании были затронуты и вопросы обитаемости личного состава подводных лодок. Президент АН СССР собрал еще одно, уже расширенное, совещание, на которое был приглашен личный состав подводных лодок, только что возвратившихся из Индийского океана, а также представители Института космической медицины. Результатом этих двух совещаний явилась записка в ЦК КПСС за подписью академика А.П.Александрова. Эта записка стимулировала решение целого ряда проблемных вопросов в ВМФ, в том числе и создание службы ядерной безопасности.
Что же касается дальнейшей судьбы уникальной скоростной лодки, то сейчас «К-162» выведена на боевого состава и решается вопрос о ее утилизации. Конечно, на счету Субмарины есть и походы на полную автономность, и другие выходы в море. Однако недостатки оружия, высокая шумность, длительный срок строительства, устаревание оборудования привели к тому, что в серию этот проект не был запущен.
«Не видно, не слышно, не больно и только зашкалил прибор», - так флотский поэт охарактеризовал «атомный вирус», появляющийся в отсеках подводной лодки при «тихих», не заметных, на первый взгляд, авариях атомной установки. Таких, к примеру, как газовая течь парогенератора, которая может быть предвестником больших течей - свищей и разрывов трубопроводов. В июне 1964 года в океане, на подводной лодке проекта 658, которой командовал капитан 2 ранга Борис Громов, произошла авария, которая нигде не зафиксирована. Хотя по той же причине, течь парогенераторов, аварии случались практически на каждой атомной лодке первого поколения. А это ни много ни мало более 50 единиц. Кстати, такая же картина наблюдалась в то время и у наших соперников, англичан, французов и американцев.
... Летом 1964-го субмарина проекта 658 с баллистическими ядерными ракетами на борту вышла на боевое патрулирование у берегов Соединенных Штатов Америки. Предстояло долгое подводное плавание, выматывающее своей монотонностью. В те годы перед выходом в море командир, старпом и заместитель по политчасти получали по «сов. секретному» пакету. В каждом пакете находилась одна треть кода. Только соединенные вместе кусочки кода позволяли произвести разблокировку для пуска ядерных ракет. От первой до последней минуты похода личный состав пребывал в состоянии повышенной готовности. В любой момент мог поступить сигнал о нанесении ракетного удара. Получив этот условный сигнал, командир обязан был сыграть боевую тревогу, пригласить к себе обладателей указанных пакетов, плюс командира ракетной боевой части, вскрыть пакеты и действовать далее по указанному в них предписанию.
