Меня терзало чувство вины, и я до бесконечности откладывал звонок подруге Энди Харриса Фионе Макферсон и жене Роба Холла Джен Арнольд, пока они сами не позвонили мне из Новой Зеландии. Когда позвонила Фиона, я не смог найти слов, которые смирили бы ее гнев и объяснили смерть ее любимого. А Джен Арнольд во время разговора по большей части сама утешала меня.
Я прекрасно понимал, что восхождение на горные вершины – штука очень рискованная. Я признавал, что опасность является важной составляющей это игры, и без нее альпинизм мало бы чем отличался от сотен других пустяковых увлечений. Кому не хочется пощекотать нервы, прикоснуться к тайне смерти и хотя бы украдкой заглянуть за запретную границу жизни? Я был твердо убежден, что альпинизм – это прекрасный и замечательный вид спорта, и не вопреки, а как раз благодаря присущим ему опасностям.
Однако до моей поездки в Гималаи я никогда не видел смерть так близко. Более того, до поездки на Эверест я даже ни разу не был на похоронах! Смерть являлась для меня исключительно умозрительным понятием, пищей для абстрактных размышлений. Рано или поздно утрата подобной наивности совершенно неизбежна, но, когда это наконец произошло, шок был многократно усилен запредельным количеством смертей.
В ОБЩЕЙ СЛОЖНОСТИ ВЕСНОЙ 1996 ГОДА НА ЭВЕРЕСТЕ ПОГИБЛО ДВЕНАДЦАТЬ ЧЕЛОВЕК. ТАКОГО КОЛИЧЕСТВА СМЕРТЕЙ В ТЕЧЕНИЕ ОДНОГО СЕЗОНА НЕ СЛУЧАЛОСЬ С ТЕХ ПОР, КАК СЕМЬДЕСЯТ ПЯТЬ ЛЕТ ДО ЭТОГО НА ГОРУ СТУПИЛА НОГА ПЕРВОГО АЛЬПИНИСТА.
Шесть альпинистов из экспедиции Холла вышли на вершину, но только двое из них – Майк Грум и я – смогли вернуться назад. Из жизни ушли четыре члена команды, с которыми я вместе смеялся, страдал от горной болезни и вел долгие задушевные беседы. Мои действия, или, скорее, недостаток таковых, несомненно, сыграли свою роль в гибели Энди Харриса. А в те минуты, когда Ясуко Намба умирала на Южном седле, я находился всего в 300 метрах от нее. Я спрятался в палатке, позабыв о ее страданиях, и помышлял лишь о том, как спастись самому. Пятно позора на моей совести не из тех, что бесследно исчезнут через несколько месяцев горя и угрызений.
В конце концов я решил поведать о своей затянувшейся депрессии Кливу Шёнингу, который жил недалеко от меня. Клив сказал, что ему тоже очень тяжело из-за того, что на горе погибло так много людей, но, в отличие от меня, он не испытывал «комплекса вины оставшегося в живых».
– В ту ночь на Южном седле, – объяснил он, – я сделал все, что мог, чтобы спасти себя и людей, которые были рядом. К тому времени, когда мы вернулись к палаткам, у меня не осталось никаких сил. Я обморозил роговицу на одном глазу и практически ослеп. Я страдал от переохлаждения, бредил и дрожал так, что меня буквально трясло. Потеря Ясуко была для меня страшным ударом, но я не собираюсь брать на себя вину за ее смерть, потому что в душе знаю, что сделал все возможное, чтобы ее спасти. И тебе не стоит судить себя так строго. Тогда был страшный ураган. Вспомни состояние, в котором ты тогда был, и скажи – что ты мог сделать, чтобы ее спасти?
Скорее всего, ничего, согласился я. Но в отличие от Шёнинга, я никогда не буду в этом окончательно уверен. И то завидное душевное спокойствие, которого он достиг, мне остается совершенно недоступным.
МНОГИЕ СЧИТАЮТ, ЧТО ПРИ ОГРОМНОМ НАПЛЫВЕ НЕОПЫТНЫХ И НЕКВАЛИФИЦИРОВАННЫХ АЛЬПИНИСТОВ, ОСАЖДАЮЩИХ ЭВЕРЕСТ В НАШИ ДНИ, ТРАГЕДИЯ ПОДОБНОГО МАСШТАБА ДОЛЖНА БЫЛА СЛУЧИТЬСЯ ГОРАЗДО РАНЬШЕ.
Но никто не мог предположить, что такая трагедия может произойти с экспедицией, возглавляемой Робом Холлом. Холл все делал методично, аккуратно, с максимальной осторожностью, у него была продуманная система, которая должна была исключить возможность подобной катастрофы. Так что же все-таки произошло? Как можно все это объяснить – и не только родным и друзьям погибших, но и строгой и придирчивой общественности?
Вероятно, здесь сыграло роль самомнение Роба. Он стал таким уважаемым и признанным специалистом по сопровождению альпинистов самого разного уровня подготовки, что, наверное, немного зазнался. Холл не раз хвастливо заявлял, что мог бы довести до вершины чуть ли не любого мало-мальски подготовленного человека, и, казалось, его реальные успехи подтверждали, что это не голословное утверждение. Кроме прочего, он продемонстрировал замечательную способность преодолевать возникающие трудности.
Например, в 1995 году Холлу и его проводникам пришлось не только справляться с проблемами Хансена, но и спасать известную французскую альпинистку Шанталь Модюи, у которой случился обморок во время ее седьмой попытки покорения Эвереста без кислорода. Модюи потеряла сознание на высоте 8750 метров, и весь путь вниз, с Южной вершины до Южного седла, ее, по выражению Гая Коттера, пришлось тащить, «как мешок с картошкой». И когда после всех этих испытаний все альпинисты спустились с горы живыми и невредимыми, Холл мог возомнить, что для него на горе не существует неразрешимых проблем.
Необходимо отметить, что до своей последней экспедиции Холлу удивительно везло с погодой. И это тоже вполне могло пагубно повлиять на его бдительность.
Это подтверждает Дэвид Бришерс, совершивший более десятка гималайских экспедиций и трижды поднимавшийся на Эверест.
– В течение нескольких сезонов в день восхождения Роба всегда стояла прекрасная погода. На большой высоте его ни разу не накрыл ураган.
Следует подчеркнуть, что в том, что 10 мая поднялся штормовой ветер, не было ничего удивительного, потому что ураганы на Эвересте являются совершенно обычным явлением. Если бы ураган налетел двумя часами позже, то, скорее всего, все альпинисты остались бы живы. С другой стороны, если бы ураган начался хотя бы часом раньше, то вполне возможно, что погибли бы восемнадцать или двадцать человек, и я в том числе.
Временной фактор, вне всякого сомнения, сыграл в этой трагедии такую же большую роль, как и погода, и пренебрежение оговоренным временем спуска с вершины не могло пройти даром. Задержки и заторы возле страховочных веревок можно было предвидеть, а при разработке правильного графика движения их легко избежать. Но самое главное – нельзя было игнорировать заранее оговоренное время возвращения с вершины.
То, что обе экспедиции так сильно задержали свое возвращение, можно в некоторой степени объяснить соперничеством между Фишером и Холлом. До 1996 года Фишер еще никогда не водил группы на Эверест. С точки зрения бизнеса он очень стремился к тому, чтобы эта экспедиция прошла успешно. Он был сильно мотивирован, чтобы вывести своих клиентов на вершину, еще и потому, что среди них был и очень важный клиент – Сэнди Хилл Питтман.
Точно так же неудача плохо отразилась бы на бизнесе Роба Холла. Он не вывел ни одного клиента на вершину в 1995 году, и если бы то же самое повторилось в 1996-м (и если Фишеру удалось бы привести своих клиентов на вершину), то репутация компании Холла сильно пострадала.
Скотт был харизматичным человеком, и Джейн Бромет всеми силами продвигала Фишера на рынке проводников на Эверест. Фишер, не щадя сил, старался урвать кусок бизнеса Холла, и Роб это прекрасно понимал. Поэтому он не торопился разворачивать своих клиентов в ситуации, когда клиенты его конкурента по бизнесу продолжали двигаться к вершине.
НЕ СТОИТ ЗАБЫВАТЬ, ЧТО ХОЛЛ, ФИШЕР И ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ БЫЛИ ВЫНУЖДЕНЫ ПРИНИМАТЬ ВАЖНЫЕ РЕШЕНИЯ, НАХОДЯСЬ В ЗАТОРМОЖЕННОМ СОСТОЯНИИ КИСЛОРОДНОГО ГОЛОДАНИЯ. ГОВОРЯ О ПРИЧИНАХ ТРАГЕДИИ, НЕОБХОДИМО ПОМНИТЬ, ЧТО СОХРАНИТЬ ЯСНОСТЬ МЫШЛЕНИЯ НА ВЫСОТЕ 8800 МЕТРОВ ПРАКТИЧЕСКИ НЕВОЗМОЖНО.
Увы, все мы крепки задним умом. Некоторые альпинисты, шокированные количеством жертв, предложили принять ряд мер, позволяющих избежать подобных катастроф в будущем.
Например, прозвучало предложение ввести на Эвересте соотношение «один к одному» для проводников и клиентов. То есть каждый клиент должен подниматься в сопровождении личного проводника и идти все время в связке с ним.
