чаю» по случаю выхода его книги «Моделирование процессов правки проката на роликовых машинах». В числе приглашенных Стрижов, Попиченко, Макаров
и другие сотрудники из его расчетной группы. Он выразил всем благодарность за помощь и содействие в подготовке и издании его книги и каждому вручил по экземпляру. По просьбе Ильи я просмотрел ее ранее в рукописи и сделал по ней кое-какие замечания, обратив внимание на ряд некорректных в ней формулировок, причем на самых первых страницах труда и оттого особо заметных.
К сожалению, как я установил, открыв книгу, большинство из них в ней остались в прежнем виде. Вроде «кривизны точки кривой, кривизны изгиба сечения проката, оси центра тяжести, центра тяжести поверхности проката» и т. п. досадных неточностей. Позвонил Недорезову, выразил ему неудовольствие и попросил посмотреть, насколько красиво и грамотно практически о том же самом еще полвека назад в книге «Теория упругости» написали Ландау и Лифшиц. Какая у этих авторов безупречная физическая корректность в любой формулировке, в любом доказательстве, как все четко оговорено для заведомо однозначного восприятия читателем всего излагаемого!
При рассмотрении вопросов изгиба стержня говорится о «кривизне кривой в точке, кривизне нейтральной поверхности» вместо выше приведенных недорезовских определений, а против двух его последних – вообще ничего, ибо они совсем уж на уровне полной бессмыслицы.
«Система координат с началом в некоторой точке нейтральной поверхности (на которой не происходит ни растяжения, ни сжатия) внутри стержня». У Недорезова та же система координат, но, на уровне опять полной бессмыслицы, «связанная с произвольным сечением выправляемого стержня, центр которого находится в центре тяжести рассматриваемого стержня».
«Ось z направлена параллельно оси стержня (недеформирован-ного)». У Недорезова «координата z направлена вдоль длины выправляемого стержня», что и менее точно и совсем ошибочно в части первого слова.
И это после мной сделанных ему замечаний.
В книге много доброго и полезного, а читать противно… Из-за чего? – Из-за мелочей, алогичного построения, путаных формулировок, отсутствия четких авторских установок по приведенным в книге расчетным методикам, расчетным исходным данным и граничным условиям, схемным решениям и конструкциям машин. Написано много и подробно про то, что сделано, и мало про то, как это все с максимальной пользой съесть.
В дарственной авторской надписи на книге Илья назвал меня «Конструктором и Учителем». Плохим я был учителем, коли не научил его точному изложению своих мыслей. В целом – весьма правильных, полезных и даже, во многом, реализованных на практике.
11.08
Вчера часов в 11 вечера прошелся по уралмашевским улицам километра три. Жизнь кипит ключом, полно молодого народа. Сидят, стоят, галдят, чего-то жуют и пьют в бесчисленных забегаловках, кабачках, у стоек и за столами, выставленными по случаю хорошей погоды чуть не у половины магазинов, которых тоже несусветное стало количество. На завод зашел. Двери под дуб, висящих по стенам телефонных и прочих проводов нет, все спрятано за панели, туалет – почище, чем в бывшем ЦК. А ведь это должно сработать. Может, так и надо начинать, с благоустройства собственной жизни, а потом уж творить машины. Чистый туалет и отличные, без болтающихся пружин, двери, думаю, не будут препятствовать творческому процессу. Время? Но ведь и слом необычный, совершенно не предвиденный не знавшим реальной жизни несчастным «диалектиком» Марксом.
18.08
Прочитал на днях «Роман с президентом» В. Костикова о его пресс-секретарской работе у Ельцина. Когда взял в руки книгу, подумал: «А может, зря я так резко критикую всех отирающихся возле тронов разных советников, дай посмотрю, может этот, показавшийся мне симпатичным мужиком, из другой породы?». Нет, ничем он не отличается ни от Волкогонова, ни от Бурлацкого, ни от Яковлева. То же воздействие на него «кремлевских коридоров» и та же увлеченность бытописанием дворцовых интриг в борьбе за власть и место «на Олимпе». То же холопское преклонение перед хозяином, явно преувеличенное представление о полезности своих советнических «находок», критика всех ему подобных и выгораживание себя. Та же подчиненность своего существования марксистской формуле: «бытие определяет сознание» и полное соответствие житейской норме: «Скажи нам, где ты и с кем служишь, кто твои друзья, а мы скажем, кто есть ты сам».
Три с половиной сотни страниц описаний дворцовой мерзости. Как обойти, объехать, улучить момент, где и с кем рядом сесть или встать, что сказать, когда и через кого передать нужную бумагу, как не обидеть босса и удержаться в кресле? Шут Костиков гороховый, как его унизительно, но верно окрестил А. Коржаков, а никакой не советник.
Только успел отложить ее, попала в руки еще одна «Кремлевская хроника» А. Грачева, также бывшего пресс-секретаря, но теперь Горбачева. Естественно, то же впечатление, те же идиотические описания дворцовой мишуры на фоне полного незнания исходных жизненных реалий. Как результат, побуждения главного «героя» и самого автора выдаются за действия, желаемое – за действительность, а состоявшееся – за якобы ранее ими предвидимое и ожидаемое. После, к примеру, августовских 1991 года событий все было ясно подавляющему, хотя бы немного мыслящему, большинству. Ельцин давно уже говорил открытым текстом о Москве, как столице России, а Горбачев, по Грачеву, продолжал строить воздушные замки и заниматься «творческим» обоснованием (помимо его воли и желаний) проистекающего. И так у Грачева почти все, – вне, как я часто упоминаю, истинных причинно-следственных связей, а часто и вне элементарной логики.
Третья – на ту же тему – «Борис Ельцин: от рассвета до заката». Автор ее упомянутый ельцинский телохранитель Коржаков, который в отличие от гуманитариев – советников, подвизающихся на одном бумажном фронте, человек дела. Он тоже служит, но служит от души, от природного его естества, служит Человеку, а не дворцовому коридору, и потому его описания того же фактически, хотя и сделаны в духе бульварного бестселлера, более правдоподобны и более точны. Пишет он не из-за угла, а прямо. Пьет, ест и вкусно закусывает икоркой и балычком сам, также и пользуется сам прочими бесплатными благами. Но за верную, как он считает, службу, за духовную преданность хозяину. В его подвижках нет униженности, он по-своему честен, благороден и даже добр. Живет и действует по давно отработанному природой и жизнью правилу, что не он, так другой такой же занял бы это место, что трон не может существовать без подобного ему окружения. Отсюда он естественен и его описания вполне воспринимаются и не вызывают чувства неловкости, проистекающей, у меня лично, прежде всего от однобокой авторской тенденциозности и предвзятости, от противной человеческой униженности перед хозяином, да еще не назначенном тебе насильно, а тобой выбранном, как это имеет место у предыдущих авторов.
