только сами разбились?
— Отчего, Карлсон, и все тюрьмы у нас полны, и весь ГУЛАГ забит, и все милиционеры на углах, и все чекисты на ногах, а нет нам, коммунистам, покоя ни в светлый день, ни в тёмную ночь?
— Отчего, Карлсон, в моей стране, где так вольно все дышат и много всякого добра, люди норовят стать маленькими хозяйчиками? Почему, что весной, что осенью подпольные ткачи-цеховики ткут неучтённую ткань, а подпольные портные-цеховики шьют модные костюмы? Отчего самые лучшие буфетчицы разбавляют пиво и строят дачи, а самые общительные рабочие не хотят жить в общежитиях, а хотят — в собственных квартирах?
Нет ли у Гражданского общества какого гражданского секрета?
— Нет ли у наших цеховиков чужой помощи?
— Нет ли, Карлсон, тайного хода из нашей страны во все другие страны, по которому, как кто захочет, выбегает прочь, а обратно приносит линючие буржуинские штаны и коричневую иностранную газировку?
Ушли комиссары, да скоро назад вернулись:
— Нет, Кровавый Сталин, не открыл нам Карлсон Гражданской Тайны. Рассмеялся он нам в лицо да зажжужал оскорбительно.
Нахмурился тогда Кровавый Сталин и говорит:
— Сделайте же, мои верные комиссары, этому скрытному Карлсону самую страшную Муку, какая только есть на свете, и выпытайте от него Гражданскую Тайну, потому что не будет нам ни житья, ни покоя без этой важной Тайны.
Ушли комиссары, а вернулись не скоро.
— Нет, — говорят они, — дорогой наш вождь и учитель Кровавый Сталин. Бледный стоял, но гордый, и не сказал он нам Гражданской Тайны, потому что такое уж у него твёрдое слово. А когда мы уходили, то опустился он на пол, приложил ухо к тяжёлому камню холодного пола, и, поверишь ли, о Кровавый Сталин, улыбнулся он так, что вздрогнули мы, комиссары, и страшно нам стало, что не услышал ли он, как шагает по тайным ходам наша неминучая погибель?..
Тут дядюшка Юлиус оборвал рассказ, потому что папа Малыша принёс вискаря.
— Досказывай, — повелительно произнес Малыш, сердито заглядывая дядюшке в лицо.
— Досказывай, — убедительно произнёс раскрасневшийся Боссе. — Недолго уж.
— Хорошо, дети, я доскажу.
— Что это за ужасные буржуинские страны? — воскликнул тогда удивленный Кровавый Сталин. — Что же это такие за непонятные страны, в которых даже Карлсон имеет частную собственность и знает Гражданскую Тайну?
— И сгинул Карлсон в недрах ГУЛАГа… — произнёс дядюшка Юлиус.
При этих неожиданных словах лицо у Боссе сделалось вдруг печальным, растерянным, и он уже не глядел в журнал с голыми людьми. Синеглазая Бетан нахмурилась, а веснушчатое лицо Малыша стало злым, как будто его только что обманули или обидели.
— Но… видели ли вы, дети, бурю? — громко спросил дядюшка Юлиус, оглядывая приумолкших ребят. — Вот так же, как громы, зашелестели долговые расписки. Так же, как молния, засверкали платёжные терминалы. Так же, как ветры, ворвались в покои Кровавого Сталина брокеры и менеджеры, и так же, как тучи, сгустились обязательства по кредитам. А видели ли вы проливные грозы в сухое и знойное лето? Вот так же, как ручьи, сбегая с пыльных гор, сливались в бурливые, пенистые потоки, так же, безо всякой интервенции, забурлила в стране Кровавого Сталина предпринимательская деятельность. И кончилось его время.
А Карлсона так и не нашли. Одно только радует — он обещал вернуться. А пока оказали ему высшую честь: изобразили его на деньгах.
Получают люди жалование — привет Карлсону!
Берут люди кредит в банке — привет Карлсону!
Расплачиваются по долгам — привет Карлсону!
А продают скауты своё дурацкое печенье на улице — салют Карлсону!
— Вот вам, ребята, и вся сказка, — и дядюшка отёр слезу, выкатившуюся из глаза.
Впрочем, все уже давно плакали.
15 ноября 2017
История про потерянные комментарии (2017-11-16)
Спустя несколько лет в «Живом Журнале» что-то заскрипело внутри серверов, схватились наново какие-то разошедшиеся шестерёнки, и мне начали приходить странные комментарии — читать их было жутковато. Я не стал отвечать на них с запозданием, а приветы из прошлого сыпались весь день — будто открытки от давно и прочно оставшихся в детстве родственников.
Через месяц, а то и два было трудно вспомнить, что это и что за разговор случился тогда. «Неужели это я наговорил» — вот была естественная реакция ко всему этому. Живой Журнал, будто Дед Мороз, порылся внутри огромного мешка, и обнаружил, что среди складок в нём затесалось несколько писем. Без разбора из мешка высыпались обрывки разговоров и бесхозные междометия.
Всё это очень напоминало мне следующее место из рассказа одного покойного сказочника: «Машинистка Треста Зеленых Насаждений стояла у окна, и вдруг — дзынь! — золотое колечко разбило стекло и, звеня, покатилось под кровать. Это было колечко, которое она потеряла — или думала, что потеряла, — двадцать лет назад, в день своей свадьбы.
Зубному врачу Кукольного Театра ночью захотелось пить. Он встал и увидел в графине с водой все золотые зубы, когда-либо пропадавшие из его кабинета.
Директор Магазина Купальных Халатов вернулся из отпуска и нашёл на письменном столе золотые очки, которые были украдены у него в те времена, когда он еще не был директором Магазина Купальных Халатов. Они лежали, поблескивая, на прежнем месте — между пепельницей и ножом для бумаги.
В течение добрых двух дней весь город только и говорил об этой загадке. На каждом углу можно было услышать:
— Серебряный подстаканник?..
— Ах, значит, они возвращают не только золотые, но и серебряные вещи?
— Представьте, да! И даже медные, если они были начищены зубным порошком до блеска.
— Поразительно!
— Представьте себе! И в той самой коробочке, из которой она пропала!
— Вздор! Люди не станут добровольно возвращать драгоценные вещи.
— Ну, а кто же тогда?
— Птицы. Профессор Пеночкин утверждает, что это именно птицы, причем не галки, как это доказывает профессор Мамлюгин, а сороки, или так называемые сороки-воровки»…
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел.
16 ноября 2017
Утро писателя (2017-11-16)
Дневник путешествия в Прекрасную Поляну господина Карлсона, отставного поручика и любителя словесности и хлебного вина
23 августа
Начало путешествия, сосна и вековые дубы. Примечательная встреча по дороге
Я отправился в Прекрасную Поляну — приникнуть к корням вековых дубов и Веймутовой сосны, погреться на последнем летнем солнце, набраться вдохновения для дальнейшей работы над словом.
Для начала оказалось, что я
