по радио. Моей должности не отмечено в бумагах. Ее названия еще не придумали. Твоя кожа. Она как винил. [8] Но у меня теперь новая любовь. Любовь системы Эмиля Нагана. С модификацией в виде двух барабанов, [9] утяжеленной рукояткой и ядовитыми пулями. А знаешь что, шлюха? [10] Я изменю тебе сразу с двумя. Я, пушка и бутылка «Московской» сорокоградусной. Сразу с двумя! Плевать на этику и мораль! Плевать на то, что я не пью! Идите сюда гады я могу продержаться ровно две обоймы тринадцать патронов и именно столько вас ублюдков заберу с собой но один! Один заряд я оставлю, шлюха, для тебя. Вышибу твои электронные мозги на дорогой кожаный диван. Но мне патрон не нужен. Пентхаус забит взрывчаткой. Надеюсь, когда все кончится, меня добросит прямо до небес. Зато будет салют на Первое мая".
По-моему, очень хорошо — я ведь говорил, что литература выигрывает в пересказах.
Извините, если кого обидел.
03 мая 2012
История про то, что два раза не вставать
Досужему человеку легко сочинять на конкурсы, даже если они происходят стремительно и на заданную тему. Он имеет несколько заготовок (или хорошо — задумок), и быстро приделывает к ним какую-нибудь деталь, соответствующую условию.
По сути, он поступает как порнограф из известного рассказа Аркадия Аверченко вековой давности в котором автор приносит издателю одинаковые тексты, разнящиеся только антуражем: «…Темная мрачная шахта поглотила их. При свете лампочки была видна полная, волнующая грудь Лидии и её упругие бедра, на которые Гремин смотрел жадным взглядом. Не помня себя, он судорожно прижал ее к груди, и все заверте…»
— Еще что? — сухо спросил издатель.
— Еще я такую штучку вывернул: «Дирижабль плавно взмахнул крыльями и взлетел…На руле сидел Маевич и жадным взором смотрел на Лидию, полная грудь которой волновалась и упругие выпуклые бедра дразнили своей близостью. Не помня себя, Маевич бросил руль, остановил пружину, прижал ее к груди и все заверте…»
Вот вам, кстати, чистый дизельпанк.
Надо было написать на этот конкурс историю про Карлсона и Маевича. Поленился.
Вот, кстати, чтобы два раза не вставать, попросили меня прочитать там рассказ "Недочитанный стих из позднего Маяковского".
Суть там вот в чём — маленький никчемный человек должен куда-то лететь по служебным обязанностям. Летают в этом мире так: людей надувают как воздушные шарики, вставляют в жопу моторчик — и лети с крыши, только эшелона не меняй. Но герой которому за пятьдесят загляделся на девушку в очереди, решил к ней подлететь, нарушил правила воздушного движения, его принялись ловить, а он понял что жизнь ему не мила. Анальная затычка у него выскочила, и весь он сдулся и полетел на землю. Титры — "Конец".
Тут заковыка вот в чём: вот у человека был рассказ (ну, хорошо, может был он недописан — это всё неважно), но конкурс, блядь, про какой-то дизельпанк, да ещё там было уточнение "Электросталин". Что делать — непонятно? Ну, спасительный дирижабль — это у нас будут надутые граждане, хорошо. А что со Сталиным делать? И вот в руках у девушки оказывается книга стихов Маяковского со строфой:
Пусть времени прицел
Тебе в лицо наставлен!
Кто завещал нам цель?
Электро…
Ну, Маяковский, конечно, за такие стихи сначала застрелил бы автора, а потом уж себя, но не в этом суть. А она-то в том, что таким образом текст начинает соответствовать условиям. (Ну, или автор начинает считать, что его текст соответствует теме). Я — то как раз в этом смысле ужасный либерал — мне бы хороший рассказ было читать приятнее, чем дурной, но формально соответствующий заданию. (Тут, правда, я избавлен от выбора — герои тут такие же, как и стихи, мотивации их такие же, в затычки верится сразу, а в тонкую организацию этого нового чиновника с гранатовым браслетом — никак. В общем, прочь, прочь Маевич с анальной затычкой, я не твой!..)
В этом и заключается последнее наблюдение: формальные условия, что должны поставить участников гамбургских потасовок в равные условия так же формально легко обходятся. Это мелко, Хоботов. Но самое обидное в том, что этот фокус всё равно не может улучшить сам текст.
Предыдущие замечания:
Раз: любительская литература сильно выигрывает в пересказах.
Два: если собрать сто человек и попросить их описать понятие "дизельпанк", большинство из них вспомнит о дирижабле. Важный фактор романтизации дирижабля в том, что обывателю он кажется исчезнувшим. Если бы он эволюционировал и был повсеместен сейчас, он не был бы таким символом. (А большинство обывателей в современном дирижаблестроении не осведомлены, и даже "цельнометаллический дирижабль Циолковского" почитают мистическим откровением). Дирижабли сейчас летают вовсе не редко — просто они измельчали как мамонты на острове Врангеля. Они подчинились законам экономической целесоообразности.
Три: Любительская литература пытается воспроизвести образец. Кто читал-ел, то тем срал-писал.
Четыре: участники ошибочно думают, давая советы по композиции, требуя прочитать книгу Розенталя, или «поправить стиль», дают советы по улучшению прозы. Это неверно. Улучшить ничего нельзя, и за все эти советы на форумах «вам нужно поправить композицию» нужно плевать в ухо. Собственно, все советы критиков-любителей показывают только их идиотизм, они бы при анонимном чтении Платонова на порог литературы не пустили, а Толстого снисходительно трепали за щеку. Мои замечания, кстати, тоже недорого стоят — но я-то щёк не надуваю, знаю своё место, отношусь с мизантропией и оптимизмом соответственно к живой и неживой природе. Ничего улучшать не надо — самодеятельные рассказы всегда остаются рассказами с самодеятельных конкурсов. Это проза в том смысле, что написана не в рифму (впрочем, написанные в рифму рассказы я видал. К литературе это их не приблизило).
Извините, если кого обидел.
04 мая 2012
История про то, что два раза не вставать
Задался литературным вопросом: интересно, что имеет в виду герой Лескова, когда говорит о чаемой награде: " И вот я себе еду под буркой весь мокрый и согревься, мечтаю, як оный гоголевский Дмухонец що-то теперь из Петербурга, какую мне кавалерию вышлют: чи голубую, чи синюю?" Отчего-то этот пост у меня стёрся, но чтобы восстановить справедливость и поделиться богатством чужого знания, я его восстановлю по памяти.
То есть, что это за "голубая или синяя кавалерия"? Конечно имеются в виду не какие-нибудь жандармы
