Андрей Буровский - Наполеон - спаситель России

Ознакомительная версия.

Что принципиально важно: ни в Европе, ни в России не было в том году никаких эпизоотии. Скот, который угоня­ли французы, был совершенно здоров. В Литве и Польше не кашлянул ни один теленок. А ВЕСЬ скот, пригнанный службами Дарю, лежал со вздувшимися животами, раски­нув мученически скрюченные ноги.

Так же судьба постигла и кавалерийских лошадей: мгно­венно, за считаные дни и недели, сдохло более 10 тысяч го­лов. Во всей Европе кавалерия не испытывала с лошадьми никаких затруднений, а казаки всячески обижали францу­зов. А Великая армия лишилась значительной части своей кавалерии.

Этот массовый падеж скота и верховых лошадей Вели­кой армии — совершенно загадочное явление до сих пор.

Наполеон подготовил не только стадо на прокорм Ве­ликой армии. Во всех подвластных ему государствах дела­лись огромные запасы оружия, военных снарядов, солдат­ской одежды, походных телег, склады съестных припасов. Число орудий тоже называют разное: от 1370 до 1440.

Но самое удивительное, что не имеет никакого логич­ного объяснения по сей день, — идя на Москву, Наполеон СОВЕРШЕННО не учел возможности зимней кампании.

Причем Наполеон — гений организации, мастер дета­ли, гигант реалистического отношения к войне. Бонапарт всегда и везде мастерски просчитывал все заранее. А здесь — самоубийственная, нелепая недоработка. Нет теплой одежды, рукавиц, нет запасов угля, не хватает спирта, жира от отмораживаний. Даже конница подкова­на на «европейский» манер, без зимних шипов, а значит, конь не сможет держаться на промерзшем грунте!

И самое потрясающее: Бонапарт уже один раз так же ошибался. Во время Египетской кампании его армия ока­залась совершенно не готова к 40-градусной жаре, песча­ным бурям и отсутствию обеззараженной воды. История повторилась самым невероятным образом.

В 1810 году из «нафталина» было заботливо из­влечено «Завещание Петра Великого». Еще в 1797 году о «Завещании» и о враждебности России к Европе писал польский эмигрант М. Сокольницкий. Тогда на его бро­шюру мало кто обратил внимание. Но в 1807-1811 годах, готовясь вторгнуться в Россию, Наполеон начал готовить общественное мнение Европы к этому походу. И опубли­ковал большими для тех времен тиражами обе версии бро­шюры Сокольницкого!

А потом, по прямому заданию Наполеона, французский чиновник Мишель Лезюр, историк по образованию, напи­сал книгу «Возрастание русского могущества с самого на­чала его и до XIX века».

В книге, помимо прочего, было сказано: «Уверяют, что в частных архивах русских императоров хранятся секрет­ные мемуары, написанные собственноручно Петром Ве­ликим, где откровенно изложены планы этого государя».

При этом текст «Завещания» Лезюр не опубликовал, он опирался на сплетни, слухи, домыслы, анекдоты. Главная цель — убедить европейскую публику в наличии агрессив­ных устремлений российской внешней политики, ее го­товности и желания завоевать всю Европу.

Когда пушек так много, они сами начинают стре­лять. Обе империи были готовы к войне, нужен был только предлог. Весной 1811 года им стал захват Наполеоном герцогства Ольденбургского — наследственного владения русских императоров.

Представители династии Шлезвиг-Гольштейн-Готторп-Ольденбургов управляли Россией под фамилией «Рома­новы», начиная с племянника императрицы Елизаветы I Петровны Карла-Петера Ульриха, императора Петра III Федоровича.

Наполеон прибирал к рукам прибрежные северогер­манские княжества, и не прошел мимо герцогства Оль­денбургского. Никакой политической или стратегической необходимости в этом герцогстве у России не было, тут чистой воды дело принципа... Ну, и дело предлога для на­чала войны.

Весной император даже двинул к западным границам несколько армейских корпусов. Мера, кстати, очень по­пулярная во всех слоях общества: войны с Францией ХОТЕЛИ. Наполеон, увязнувший в Испании, на войну пока не решился.

Посылая в Петербург нового посла Лористона, Напо­леон наказывал ему говорить, что из-за герцогства Оль­денбургского и из-за тайного ввоза в Россию товаров из Англии Наполеон воевать с Россией не будет. Причин войны могут быть только две: мир России с Британией и усиление России на Балканах.

Провожая из Петербурга отзываемого посла Коленкура, Александр сказал ему на прощание: «Если император Наполеон начнет против меня войну, возможно и даже ве­роятно, что он победит... но эта победа не принесет ему мира.

Испанцев нередко разбивали в бою, но они не были ни побеждены, ни покорены. Однако они находятся от Парижа не так далеко, у них нет ни нашего климата, ни наших ресурсов. Мы постоим за себя. У нас большие пространства, и мы сохраняем хорошо организованную армию...

Если военная судьба мне не улыбнется, я скорее от­ступлю на Камчатку, чем уступлю свою территорию или подпишу в своей столице соглашение. Даже если это и будет так, все равно это соглашение станет лишь времен­ной передышкой»[125].

Император разговаривал с Коленкуром по-французски. Коленкур с Наполеоном, естественно, тоже. Речь импера­тора Александра I дважды устно передавалась, потом пе­реводилась, может быть, что-то и ускользнуло. Но главное ясно предельно.

Коленкур считал, что Александр I прав: Россию мож­но разбить, но невозможно завоевать. Наполеон же был уверен: война, как и в 1806-1807 годах, пройдет вблизи западных границ. Одно-два больших сражения, и новые Аустерлиц и Фридланд повлекут за собой новый Тильзит, — но уже с гораздо более тяжелыми последствиями для России.

Наполеон верил и в то, что помещики, если начнется война, «испугаются за свои поместья и заставят Алексан­дра, после удачной для нас битвы, подписать мир». Это тоже было сказано устно и приведено Коленкуром в своих записках по-французски. Но смысл несомненен: Наполеон не верил в возможность народной войны[126]. Странно — ведь в Испании это уже произошло.

В 1810 году военным министром стал Барклай-де-Толли. Он исходил из того, что новая война с Французской империей неизбежна, и активно к ней готовился. Планов было два: оборонительный, по которому планировалось воевать в треугольнике Рига-Минск-Киев. Что враг дой­дет до Москвы, никому и в голову не приходило.

Наступательный план, на котором настаивал князь Петр Багратион, видел будущую войну почти как кампанию 1806-1807 годов: на территории Пруссии и Польши[127].

В любом случае, планировалось использовать армию, но даже «оборонительный» вариант почти не предусматривал вводить в бой ополчение. Тем более никому и в голову не приходило, что война может и должна быть на­родной. Тем, кто планировал войну, участие в ней русских туземцев виделось как участие «народа», дающего рекру­тов и снабжающих армию продовольствием и фуражом. Самостоятельная роль туземного населения России пред­ставлялась этим людям как нечто неприятное, нежелатель­ное и глубоко антипатичное. Почти как русский вариант беготни санкюлотов по длинным московским улицам.

Александр мог попугать Наполеона перспективой рус­ской герильи. Наполеон не испугался, потому что не верил в такое. Сам Александр, судя по всему, очень даже верил. Но русской герильи и он совершенно не хотел.

9 мая 1812 Наполеон выехал в Дрезден, где провел смотр вассальным монархам Европы. Из Дрездена импе­ратор отправился к «Великой Армии» на реку Неман, раз­делявшей Пруссию и Россию. 22 июня Наполеон написал воззвание к войскам, в котором обвинил Россию в наруше­нии Тильзитского соглашения и назвал вторжение Второй польской войной. Почему такое странное название? Одни историки считают, что он хотел привлечь на свою сторону поляков. Другие — что маскировал свои настоящие цели. Во всяком случае, войска повиновались, но смысла приказов почти не понимали. Если война польская — зачем надо идти на Россию? Даже близкие к императору французские мар­шалы не все понимали смысл и цели вторжения в Россию.

Ознакомительная версия.