стане, явно не приспособленном и не отвечающем в то время данной постановке задачи по своему технологическому существу. Как у всякого крупного дела были у него авторы, были и решительные оппоненты. Но первые больше начальники, вторые их подчиненные. На автомат мы истратили десяток, не менее, лет и миллионы государственных денег. Еще один десяток лет, правда, все слабее и слабее, защищали красивую идею, хотя практически ничего не работало по задуманному плану. Отказались от нее после того, как ушли с завода все ее главные авторы. Но если их, кого из живущих, спросить – они и сейчас будут отстаивать свои прежние позиции. Подтверждение сему попавшая мне недавно свежая книжка одного из активных участников той эпопеи, которая прежде чем оно станет уделом всех, кого может и должно касаться. Расчет на легковесное реагирование, осознанное, а не формальное признание чего-либо, даже однозначно полезного, большим коллективом людей – есть крупная ошибка, в психологическом плане, любого руководителя. Но и вариант распространения посвящается памяти других конструкторов и ученых – создателей этого неработающего в автоматизированном режиме первого блюминга 1300.
Человек одержим собственной идеей! Психологически каждый, если не совсем считает, то во всяком случае настраивает себя на особую значимость и полезность своей работы. Но какова дистанция, когда на одном полюсе действительность, а на другом одно воображение, бесполезность и даже вред? И все трудятся.
Заметим, к слову, что всякое новшество воспринимается на первых порах одиночками и требуется немалое время, нововведения под начальническим нажимом, что отчасти имело место в нашем случае, прямо хотя и возможен, но косвенно, чаще всего, также вреден для всего дела.
Иные товарищи здорово умеют рассказывать про свою работу. Про то, как они в поте лица трудились, выполняя ее. Слушаешь, слушаешь, потом спросишь: а сделано то, все-таки, что? И оказывается – ничего не сделано. И начинается такое же длинное пояснение, почему ничего не сделано. Так происходит почти всегда, когда вам начинают втирать очки рассказами о процессе работы, а не ее результатах.
Почему необходимость в корректировке каких-либо планов, ранее имевших место договоренностей, обещаний порой объясняют разными «объективными» обстоятельствами и почему у одних такое чуть не норма, а у других – редкое исключение? Потому, что одни умеют работать, а другие нет. И это неумение прежде всего заключается у них не в самом неумении чего-либо исполнять, а в неспособности предвидеть ход событий.
Люди бросаются выполнять указание по первому сигналу вместо того, чтобы сначала подумать и пробежать всю цепочку возникающих при любом деле «да» и «нет». Каждый, вероятно, в обычной жизни ловил себя на такой непродуманности, например, при ремонте, строительстве. Затем рассчитывался за нее переделкой сделанного ценой затраты в два раза большего времени, чтобы поставить на место уже полностью собранной машины одну забытую при этом детальку. Тут люди, конечно, не оправдываются, а кроют себя соответствующими случаю известными словами. На службе же считают чуть ли не долгом ссылаться на «объективные» причины.
Постоянно слышу критику в адрес начальников по поводу неправильных их действий. Затем довольно часто устанавливаю, что действие-то проистекало от проблемы, полностью относящейся к компетенции критикующего, да и проводилось в его присутствии. Так не есть ли эта критика в собственный адрес. Не сообразил, не доказал, не убедил, а то и не оспорил, испугался, а потом начал размахивать кулаками и жаловаться на кого угодно – не на себя.
Способность валить вину на всех, кроме себя, у нас у русских удивительна. Вы мне так сказали сделать, я и сделал. Так делали раньше или так сделано у Петрова. Не выдержишь, спросишь иногда у такого ссылающегося на дядин авторитет: А что, если я попрошу тебя пробить вот эту стену головой: Петров раз проломил. – Нет. Не пробить. – Ну и не ссылайся тогда на чужой авторитет. Слушай советы, а принимай решение сам, думай своей собственной головой: чужая не крепче. Поразительно и второе свойство российского человека – придавать значение форме чего-либо, а не содержанию. О чем, кстати, очень образно писал Шаляпин. В наши же годы сплошного повального голосования «За» оно превратилось почти в болезнь. Согласны слушать любые нелепости, лишь бы они были правильны по форме, соответствовали принятым процедурам. Согласны и выполнять их.
Но исполняли много формально. А почему? Да потому, что исполнять так легче, проще и безответственней. Или знали, что плохо, знали, что ничего полезного не состоится, а все-таки делали. Не сделав, надо отвечать, показать, что без этого исполнения наша работа улучшилась, по крайней мере, не ухудшилась. Показать трудно, особенно для больших систем, перевод которых из одного состояния в другое – штука не простая. Следовательно, и не очень просто доказать целесообразность отказа от выполнения глупого указания. Куда проще продействовать по приказу, прикрыть тем собственную плохую работу еще и ссылкой на выполнение требований вышестоящего руководства.
Прежде чем лечить ( в буквальном и переносном смысле), надо бы всех больных пропустить через психологический практикум и разбить их на несколько категорий. Среди них есть такие, которым достаточно одного слова, что они здоровы, и они тут же таковыми станут. Есть сомневающиеся, которых надо убеждать. Есть верящие – их только и можно лечить так, как нас лечили, лечат и, пока не поумнеем, будут пытаться лечить дальше.
Всем нам нравятся удобные люди из тех, кто беспрекословно выполняют указания и беспрекословно бросаются на любую даже бессмысленную работу. А знаем, что производят хлеб и металл и, тем более, изобретают и создают новые полезные вещи люди другого склада: вздорные, спорящие, с которыми нужно обращаться осторожно и заставлять убеждением, а не приказом. Но мои современники воспитывались на философии нетерпимости к инакомыслию и недостаткам других при много большей очевидности своих собственных.
Упрямство, не упорство – черта характера малоприятная. Однако, какая разница в проявлении этого качества у разных людей. У одного она на грани искусства, когда человек в защиту своей позиции, может и неправильной, выдвигает всё новые и новые доводы и удивляет нас изобретательностью и заставляет активно думать: возражать или соглашаться, превращая упрямство в умный спор. В другом случае упрямство обращается в тавтологическую защиту чести мундира и вызывает у оппонента одно раздражение и чувство неловкости за человеческую ограниченность. Ну, не глупость ли в ответ на вполне здравую критику защищать свою позицию, как это делал один директор, ссылкой на то, что его институт «наиболее полно и всесторонне изучает охотничье-промысловое хозяйство страны и располагает для этого обширной научной информацией и громадным заделом во всех отраслях».
Человек по природе собственник
