внимание читателя. Он раздвигает стены старого понимания.
Самсон попал в тюрьму, рассказав Далиле, что его сила заключается в волосах. Далила остригла его.
Но волосы растут даже в тюрьме. И Самсон услышал шорох растущих волос.
И, подойдя к стене тюрьмы или большого зала, где сидели его враги, он сказал: «Да погибнет душа моя вместе с филистимлянами!»
И обрушил свод.
Вот такими людьми литература занималась часто.
Причём своды падали на головы людей, остриженных «под ноль».
Теперь смотрим, как это сделано: сначала говорится об искусстве, вспоминается о том, что искусство живёт образами, и эти образы часто — преувеличения. Более того, и тому, кто придумывает образ, и тому, кто его разглядывает, это известно.
Затем рассказывается история о Далиле, которая остригла силача, лишив его силы. Но волосы растут, и силач уничтожает врагов вместе с собой.
И вот дальше следует концовка, потому что Шкловский прибавляет, что своды часто падают на людей, остриженных «под ноль».
Люди нескольких поколений в России знают, что такое стрижка «под ноль». Так стригли солдат.
Шкловский это знал, как и миллионы людей, и его читатели тоже знали.
Булат Окуджава написал:
И женщины глядят из-под руки
В затылки наши круглые глядят.
А Дмитрий Сухарев вторил ему:
Это только мы видали с вами,
Как они шагали от военкомата
С бритыми навечно головами.
То есть, Шкловский в своих рассказах как бы создаёт стихотворение с ударной концовкой, именно поэтому оно так запоминается.
Извините, если кого обидел.
10 мая 2011
Есть одна тема, что занимает меня много лет.
Это тема назначения и самоназначения элит.
Совершенно неважно каких. Тут должен быть какой-то механизм.
То есть, примерно известна история назначения "Джоконды" главной картиной человечества. Но есть ли тут какое-то правило, я пока не понимаю.
Например, как появляется книга вроде "Чайки по имени Джонатан Ливингстон", как они становятся популярны, а потом валятся прочь, как фигура с шахматной доски.
Или как, к примеру, задерживается в умах "Чёрный квадрат" Малевича.
Как человек угрюмый и с крестьянскими корнями (немногочисленная часть моих родственников жила на русском Севере), я склонен подозревать обман.
Я вообще рассматриваю жизнь как рынок. В углу этого рынка обязательно стоит цыган с крашеной лошадью. Накануне лошади вставили в зад соломину и туда дул весь табор — оттого бока у лошади гладкие, и худоба её незаметна.
Причины явлений всегда простые.
Очень хочется понять, как возникают движения и школы.
Чаще всего они начинаются с красивых слов, желательно иностранных и какой-нибудь метафоры. Потом-то появляется та самая банда цыган-конокрадов, которая угонит всех приличных лошадей в темноту.
Но вот как, как происходит эта разводка, как отличить честного изобретателя паровой машины, селекционера орловской лошадиной породы, от торговца метафорой — непонятно.
Ср. Точно тоже происходит с нечестной фразой про знаменитые картины ( раз, два).
Извините, если кого обидел.
10 мая 2011
Зачем-то в ночи прочитал поэму Асеева "Маяковский начинается". Причём прочитал первый раз в жизни — это особенно странно, потому что большую её часть (жизни) прожил близь площади Маяковского, а отрывки из поэмы были в списке обязательного школьного чтения. Поэма эта довольно странная и напоминает мешок в котором копошатся неясные угрозы и недомолвки.
Посещали так же неприятные мысли по поводу Гуковского, умученного от большевиков. Человек он был интересный и красивый, но откуда у него было странное желание быть Ермиловым — непонятно.
Впрочем, лучше прочих про Гуковского написал Олег Проскурин: "Гуковский был блистательно талантлив и артистичен. Его лекции в Ленинграде и в Саратове (в тамошнем университете он работал во время войны и в первые послевоенные годы) собирали полные аудитории и непременно завершались шквалом аплодисментов. "Театр!" — иронически комментировал Борис Эйхенбаум, проходя мимо аудитории, где только что закончилась лекция Гуковского и откуда, по обыкновению, доносился шум оваций. "Цирк!" — злился в аналогичной ситуации академический карьерист старшего поколения. "Я имею здесь неожиданный успех — будто я заезжий столичный тенор или профессор Гуковский", — писал из Саратова пушкинист Юлиан Оксман".
Гуковский действительно был артистом в полном смысле слова — отчасти, стало быть, и актером. Как актеру ему было необходимо ощущение немедленного успеха. А для подобного успеха всегда нужно принимать правила театральной игры, господствующие "здесь и сейчас". Гуковский эти правила отлично усваивал и быстро вживался в роль, можно сказать — органически сливался с нею".
Думал я так же о том, как бы продать горку с её фарфоровым содержимым. Эти мысли наводили тоску.
Вспомнил, как только что читал свою корректуру. Внезапно обнаружил, что во всём тексте корректор зачеркнула слова "адронный коллайдер" и надписала "аНдронный коллайдер".
Я выл — сначала негромко, а потом в голос. Катался в ногах у технической сотрудницы, и, наконец, ловил ртом воздух. Как мог, что-то исправил. Однако ж гарантий, того, что исправления будут учтены. Но сколько мне открытий чудных всё это таит — раньше я просто стоял перед книжным шкафом и, глядя, на свои творения, бормотал: "Молчите, проклятые книги! Я вас не читал никогда!"
А тут-то что?
Скажи, дорогой читатель, ведь ты не поверишь, что я не знаю, как пишется коллайдер, и что я забыл пару абзацев в другой книге (сюжет не пострадал, но повисшие в воздухе шутки вызывали недоумение), и что…
Впрочем, добрый мой товарищ Леонид Александрович в утешение мне сказал, что в его книге корректор поставил аккуратные кавычки вокруг названия: "…и, воспользовавшись бритвой «Оккама», я…"
Чуден мир.
Извините, если кого обидел.
12 мая 2011
История про айсора Зервандова
История заключается вот в чём.
Есть знаменитая книга Виктора Шкловского "Сентиментальное путешествие". Считается, что нужно вслед за этим названием поставить дату написания — (1923).
Но это не так. Такую дату ставить нельзя.
Книга эта состоит нескольких книг, и все они писались в разное время. Писались и переписывались.
Первая написана в 1919 году, с июня по август. Он так и пишет время от времени — "А сейчас пишу это 30 июля 1919 года, на карауле, с винтовкой, поставленной между ног. Она не мешает мне. " Вышла эта книга в 1921 году и называлась "Революция и фронт".
Вторая книга называлась "Эпилог" и вышла
