шествие. Шествие в пути, путешествие. Оно бесконечно, на северо-запад, в страну пресвитера Иоанна, а, может быть, и в ад. Дорогой Святого Бредана, обратно в Средиземное море, мимо китов и прокуроров.
Под парусом и пешком. Шагом, шагом, шагом, и снова на катере к такой-то и туда-то. Ах, господибожемой, путешествие.
Путешествие Одиссея, толстого хоббита, из Дианы в Пуатье, из Петербурга в Москву, вокруг света в восемьдесят дней без паспорта и визы, но с розою в руке…
Уж полночь близится, и ныне, в малороссийския пустыне умолкло всё, Татьяна спит… Ямщик сидит на облучке, шалун уж заморозил пальчик, а рельсы-то, как водится, у горизонта сходятся и стыки рельс отсчитывают путь, а с насыпи нам машут пацаны.
Литература навеки завязала роман с путешествием. Моряк из Йорка, отсидев себе всё за 28 лет на тринидадских островах, кинулся в дорогу, как в петлю, и потерялся где-то на бескрайних просторах Сибири. Путь далёк до Типперери.
Молодой человек перемещается по родному Дублину. Чичиков едет по России, а вокруг… Онегин едет. Едут герои того времени, и какое дело им, путешествующим с подорожной, по разным надобностям, до меня. Их путь вечен, как труд Сизифа.
05 сентября 2002
Не был я за границей. Не был. За границу нужно было ездить раньше. Тогда это было уделом избранных, уделом, освящённым таинственными печатями загранпаспорта. Сейчас это просто дорого. Упустил я своё время.
Нынче же все едут. Самолёты Пан-Америкэн и Эр-Франс несут моих друзей туда, где никакой Макар не стал бы гонять своих телят. Кто летит, а кто и плывет, то есть, вернее, идёт.
Таинственный батискаф, в котором сидит О.Рудаков, отплывает из Владивостока и движется на юг, проходя Японское море. О.Рудаков рассматривает иностранный город Нагату на одном его берегу и такой же не русский город Пусан на другом. Ещё он рассматривает через специальный глазок всякую морскую нечисть, которая резвится вокруг него. Брезгливо щурится О.Рудаков на мелкое Восточно-Китайское море. Около острова Тайвань, иначе называемого Формозой, он разворачивается налево и выходит в Великий океан. Батискаф, в котором плывет О.Рудаков, проходит мимо бывшего архипелага Бисмарка, скрежещет днищем о кораллы, ещё никем не украденные. В проливе Торреса О.Рудаков ещё ищет взглядом маленькие кульки с марганцевыми конкрециями, притаившиеся на шельфе и похожие на красных черепашек, но у острова Тимор он отворачивается от иллюминатора и открывает заначенные полбанки. Достигнув Мальдивских островов, он, попросту говоря принимает на грудь. Он пьёт и вспоминает меня — да, да, я знаю. Наконец, он входит в Красное море.
Пройдя Суэцкий канал, О.Рудаков засыпает. Умная машина крутит моторчик, из клистирных трубочек поднимаются пузырьки воздуха и прилипают к балластным цистернам плывущей выше советской подводной лодки, тайком загрязняющей окружающую среду радиацией по причине технической неисправности.
Непростой батискаф проносит его мимо острова Крит. Перед ним — Ионическое море, а над ним — бутылка, брошенная американским туристом с борта собственной яхты, болтающейся в Мессенском заливе. Батискаф идёт мимо древней земли Эллады.
Редкие белые облака плывут по небу, которого не видит О. Рудаков, он спит, измочив слюнями рукав тельняшки, и не слышит, как в виду острова Пакос чей-то жалобный голос просит его повернуть к Палодам, чтобы сообщить тяжкую весть о кончине Пана. Время тому ещё не пришло, и просьба растворяется в шуме волн, которого мой путешественник тоже не слышит.
Он путешествует, а я сижу дома. Мой сосед Епельдифор Сергеевич снова перемещается в очереди за водкой и уже миновал кассу. Я рассматриваю каких-то паучков на окне, а доцент Страженко едет в воющем троллейбусе в ОВИР, чтобы получить долгожданную визу. Он увидит собор Святого Петра, а, может быть и Гефсиманский сад. Но я! Я не вижу ничего даже в своём окне, потому что там началась последняя весенняя метель.
Может, женщина, в которую я влюблён, раскатывает по Европе туда и сюда, не вылезает из Брюсселя, где прилюдно мочится Маникен-пис. Она обоняет парижские духи и восхищает своим французским женевских лавочников.
Как, подумайте, я могу спокойно говорить об этом? То-то. Никогда не увидеть мне могилы основателя Пантагюэлизма, никогда не ужаснуться суровому лику Жофруа д'Люзиньяка, по прозвищу Большой Зуб, чья каменная голова хранится в городе Надоме в память его самого и Великого Просветителя. А она проходит по улице Флерюс, не заходя в славное кафе на площади Сент-Мишель, где толпятся любознательные туристы. Она проходит мимо него, мимо бульвара Сен-Жермен, идёт по площади Пантеона, покрытой утренними бумажками. Она идёт по нечетной стороне улицы Нотр-Дам-де-Шан, потому что визг располагающейся внизу лесопилки напоминает ей обо мне.
Никогда не вцепиться мне в свои длинные патлы под сенью Готтингенских парков и не услышать чеканной речи Канта и Гегеля.
А она путешествует по Германии, едет по Тюрингии дубовой, по Саксонии сосновой она едет… Красный "Мерседес" везёт её через поросший лесом Гарц, а в хмельной Баварии ей подают в высоких кружках славное пиво. Она восхищает толстых немцев своим немецким, толстые немцы мочат в пиве свои длинные усы, а она лишь смеётся невзначай.
По венскому Пратеру стучат её каблуки, когда я, ох! — в последний раз вдыхаю запах пиленого дерева дожидаясь навигации, того как гражданин осужденный отпихнет нашу дюралевую лодку от берега, и я, тарахтя моторчиком, дойду по большой реке до города и увижу в северной гавани свои корабли.
05 сентября 2002
Вернулся.
11 сентября 2002
Ольшанский, который знал три магических слова, уже научил им всех. Я же, на обороте православного календаря, о котором рассказывал раньше, нашёл другое слово. Но, не менее прекрасное.
Итак, там было написана цитата из Феофана Затворника: "Не пецытеся", — говорит Христос. Как же жить? Надо ведь есть, пить, одеваться! Но Спаситель не говорит: ничего не делайте, а "не пецытеся".
Для тех, кто сразу не догадался, подсказка — "Не пецытеся". Мф. 6,31.
11 сентября 2002
История про календарь. Ещё одна
В том же календаре, сообщение с названием "Читатель, верь или не верь, но этот случай не выдумка!"
Эти слова принадлежат известному русскому историку Н.М.Карамзину, описавшему один из замечательных случаев из своей жизни.
Будучи 10-летним мальчиком, он в летний день в лесу под сенью старого дуба и читал книгу. Вдруг нашла туча, блеснула молния и старый дядька позвал мальчика домой. Стоило только ему пройти несколько шагов, как из
