И это желание будет особенно острым, так как человеку, лишённому чувства страха перед грозящей войной, захочется утвердить себя как творца, созидателя. Он при жизни хочет видеть, к чему привели его усилия, а так как для настоящих больших дел жизни обычно не хватает, то стремление продлить её будет вполне правомерным.
Люди будут помнить своих героев, отдавших жизнь за освобождение человечества от фашизма, будут приносить цветы к подножиям памятников, внимать рассказам воинов-освободителей, партизан, борцов Сопротивления, но с презрением станут отворачиваться от подслеповатого старика, который кичится своими походами на Париж, Прагу или Смоленск. Это станет восприниматься как самое подлое кощунство.
Человек позабудет о войне, поверит в себя, как частицу великого человечества — вершителя судьбы планеты, и тогда из глубины его сердца поднимутся чистые и прекрасные чувства, которые долго скрывались под гнётом страха и настороженности, их отравляла подозрительность, та, что искусственно поддерживалась теми, кому это выгодно.
У разных народов могут быть свои пути к счастью, и мыслят они его по-разному. Но человек не может быть счастлив в одиночку. Учёные думают о создании искусственного солнца. Но это солнце должно светить всем, иначе нет радости — можно обойтись и стоваттной лампочкой.
Всемирное счастье! Счастье планеты! Только такими категориями должно мыслить сегодняшнее человечество. Великие гуманисты прошлого подготовили нам благодатную почву для расцвета самых добрых человеческих чувств. Наука раскрыла тайны атома. Спутники и ракеты прорвались в космос. Мы всё можем сделать, но самое главное — воспитать в человеке радость жизни, любовь к человечеству и ко всему живому.
Сейчас по-новому воспринимаются прекрасные слова Короленко: «Человек создан для счастья, как птица для полёта».
И это счастье придёт вместе с началом Великой Эры Мира. Пусть будет оно бесконечным!
Подлинное счастье впереди, и путь к нему нелёгок. Встретятся нам и горести и радости. Как выбрать этот путь, прямой и точный, чтобы быстрее идти к желанной цели? Где оно, твоё истинное призвание? Где она, будущая профессия, твоя единственная и любимая?
Перебирая читательские письма, адресованные мне по поводу книг и газетных выступлений, я часто сталкивался с этим вопросом, который особенно волнует молодёжь.
Сколько ошибок, заблуждений, горьких обид! И всё происходит потому, что многие из этих обиженных не чувствуют ни любви, ни влечения к какому-нибудь делу. Да и как почувствуешь, коли в тебе не горит огонёк любознательности, коли ты слишком поздно начал искать дорогу в жизнь, искать себя!
Есть мудрая шутка. Молодая мать спросила однажды педагога: «С каких лет надо начинать воспитывать ребёнка?» «А сколько ему сейчас?» — в свою очередь спросил педагог. «Шесть месяцев», — ответила мать. «Значит, вы уже опоздали на полгода».
Возможно, это звучит несколько парадоксально, но «искать себя», свою будущую специальность надо начинать возможно раньше, когда ты научился читать и с помощью книг перед тобой открылось окно в безграничный мир великих дел, великих стремлений. Познай его, пощупай своими руками. Реши, на что ты больше способен!
На первых порах у детей проявляется склонность к романтическим профессиям. Хочу быть лётчиком! Моряком! Геологом! Обычные детские мечты — кто же к ним относится серьёзно? Но когда это заявляет юноша с аттестатом зрелости, то немного настораживаешься.
Какие причины определили его выбор? Будущий лётчик никогда не строил авиамоделей, никогда не летал на учебных планерах. «Моряк» не видел моря, и даже бумажные кораблики, те, что ребятишки пускают в ручейках, проплыли мимо его детства. Будущий геолог был весьма удивлён, когда узнал, что рядом с его посёлком школьники нашли полезные ископаемые.
И в то же время многие миллионы будущих специалистов готовят себя к активной деятельности. Это они строят радиоуправляемые авиамодели и корабли, участвуют в туристских походах, геологических экспедициях.
Я знал шестнадцатилетнего мальчика, собирателя коллекции камней, для которого ничего не стоило сразу же, чуть ли не с закрытыми глазами, определить любой минерал.
Это было увлечение, которое потом перешло в любовь, в любовь к своему делу, к трудной, подчас суровой профессии.
Это не внешняя романтика, а плодотворное начало, когда твоя будущность раскрылась изнутри, когда понятен смысл желаний и стремлений.
Прекрасна юность! Тебе дано право испытать свои способности в самых интереснейших делах. Пусть будут ошибки, разочарования. Они не страшны в молодости, когда у тебя ещё всё впереди. Но если не найдёшь себя в юности, потерянные годы навсегда останутся камнем на сердце.
Вот письмо. Студент поступил в механический институт, успел уже разочароваться в профессии инженера, хочет быть поэтом, а потом станет добиваться перевода в Литературный институт. По случайному совпадению я учился в том же здании механического института. Только раньше там был рабфак. Потом занимался в Московском университете на литературном отделении, был поэтом, иногда печатался, увлекался техникой, стал изобретать, работал инженером и осмелился вернуться в литературу только после того, как появился жизненный опыт. Иначе о чём же рассказывать?
Хочется предостеречь от ошибок, характерных для многих юношей, стремящихся избрать поэзию своей профессией. Не верьте, дорогие друзья, в призвание поэта, прежде чем не познали иного труда. Перо — это чаще всего первый инструмент, который попадает в руки семилетнему школьнику. А кто в школе не писал стихов? Это как детская болезнь корь, которой почти все болеют. И не верьте, что таланты выращиваются только в Литературном институте.
Автор письма пишет, что время покажет, способен он к литературной работе или нет. Допустим. Но ведь времени не так уж много нам отведено. Вот почему так разумен нынешний порядок, что путь в институт, куда вы стремитесь, лежит через газету, журнал, книгу. Докажите, что у вас действительно есть талант, а тогда его можно и отшлифовывать.
И кроме того, в нашем обществе больших стремлений и великих дел гораздо почётнее быть хорошим инженером, чем посредственным поэтом. А главное, что инженер может быть и тем и другим, а вот поэт инженером не станет. Для этого ему необходимы и систематические знания, и производственный опыт, который не приобретёшь за письменным столом.
Мне кажется, что «юноше, обдумывающему житьё», надо прежде всего очень критически относиться к якобы лёгким профессиям, что близко лежат, о которых ему известно гораздо раньше, чем он познает хоть какой-нибудь труд.
Ребёнок сочиняет стихи, рисует картинки, поёт, танцует — всё это представляется ему необычайно интересным, весёлым, и потом, коли попались ему недальновидные родители и воспитатели, не умеющие отличить подлинный талант от дилетантства, жизнь человека испорчена навсегда. Вечно он будет ходить в «непризнанных гениях».
Я беру в руки ещё одно письмо. Молодой человек овладел той самой романтической профессией, о которой я уже упоминал, — стал лётчиком. И работает он также в романтических местах — на Крайнем Севере, в Якутии, летает на Камчатку и Чукотку.
Он не жалуется на трудные условия, по-прежнему любит своё дело, но вдруг его стали одолевать сомнения: нет, не свою он выбрал дорогу, хочется быть журналистом. Он подал заявление в заочный полиграфический институт, на редакторский факультет. Там ему было отказано, потому что работает не по специальности. Лётчик готов расстаться с воздушными просторами и перейти на «любую маленькую должность» по новой специальности. Но пока он не студент, это связано с известным риском. Что делать?
А зачем рисковать? Надо полагать, что столь мужественная профессия ставила перед ним и не такие сложные задачи. Здесь же обычное заблуждение и вера в могущество диплома. Если он хочет быть журналистом, то каждый час, проведённый за штурвалом самолёта, гораздо больше даст для его новой профессии, чем многие дни добросовестного штудирования учебников.
Можно было бы спросить автора письма:
«Вы пробовали писать, печатать в газетах свои корреспонденции, очерки? Вы умеете видеть глазами газетчика, очеркиста людей, с которыми встречаетесь, людей, поистине достойных поэм и романов?» Боюсь, что этому может научить не институт, этому учит жизнь, огромный опыт, помноженный на упорство и трудолюбие. Именно сейчас, пока вас связывает с темой непосредственность её восприятия, пока вы держите штурвал самолёта, надо пробовать свои силы. А умение придёт позже и, вероятнее всего, без полиграфического института.
Этим я ни в коей мере не хочу принижать значение высшей школы в формировании литературного мастерства. Но, к слову сказать, большинство советских писателей и журналистов не имеют специального литературного образования.
