– Ты прав, – поднимаясь, сказал Орлов и вышел.
Ни звёзд не увидел он на тёмном куполе неба, ни блуждающего огонька на затерявшемся горизонте. Всё исчезло под чёрным крылом ночи.
Только, как далёкий маяк, тускло пылал ледяной «дом», причудливо разливая свет меж трещин вокруг, как-то сказочно окрашивая его. А поверх в тусклом зареве, как из волшебного очага, дымилась снежная пыль. Ветер кружил её и бесконечно бросал в ненасытную чёрную пасть ночи.
Зябко пряча голову в воротник, Орлов вернулся.
Нескончаемо тянулась холодная ночь. Не раз ходили на кромку льда, к самолётам, и снова собирались вокруг коптящего огня… Невольно кое-кто, утомившись, сидя засыпал. И тогда его ожидала весёлая неприятность: размалёванный сажей, он тут же просыпался под общий смех товарищей. Орлов, как ни крепился, всё же не заметил, когда ему навели бородку клином и завитые усы…
Наконец-то наступил рассвет. Он вернул людям бодрость и энергию. Будто и не было этой бессонной ночи. Оживлённые, они работали у самолётов. Бортмеханики быстро проворачивали винты, засасывая горючее в цилиндры, затем рывками толкали их с компрессии, а пилоты яро крутили пусковое магнето. Много раз повторялось то же самое, но захолодевшие моторы упорно не запускались.
Намучившись, Орлов сердитым взглядом окинул мотор и вылез из кабины.
Так же молча к нему подошли остальные.
– Надо бы факелы поделать. Да из чего только? – проговорил в раздумье Орлов.
– Найдём! – отозвался его механик. Поняв замысел пилота, он проворно сбросил с плеч комбинезон.
– Вот, – бросил он снятую байковую рубаху и стал натягивать свитер на обнажённое тело, принявшее вид гусиной кожи.
Орлов заботливо принялся помогать быстро одеться Ковылину, а Рожков с Глебовым накручивали клочки рубахи на рукоятки ручников, отвёрток. Крутили на всё, лишь бы огонь не обжигал руки.
– Греть! – приказал Орлов.
Самолёты развернули «хвостом» на ветер.
Все четверо быстро поднесли полыхавшие факелы к цилиндрам.
– Верхний, верхний цилиндр грей! – басовито кричал Рожкову Ковылин.
Ветер раздувал пламя, оно гудело, будто форсунка, облизывало ребристые головки цилиндров.
В аэропортах так моторы не греют, а на кромке льда это был единственный выход.
– Хватит греть! – опять раздался бас, и брошенные факелы зашипели на снегу.
Дорога была каждая минута.
Орлов сидел в кабине, а механик быстро проворачивал винт.
– Контакт! – крикнул он, резко дёрнув книзу винт.
С упоённо довольным видом, вытирая потное лицо, Ковылин смотрел, как вылетали сизые дымки от ритмично работающего мотора. Прогрели и так же запустили мотор второго самолёта. Вскоре машины, рассекая холодный воздух каспийского неба, парили в нём, а под упругими крыльями расстилался скованный льдами; грозный седой Каспий.
В колхозах тюленщики только ещё начинают говорить о предстоящем зимнем промысле, только ещё готовят флот, а каспийские лётчики уже ведут над морем разведку, определяют места будущих залёжек тюленя.
В это время море покрыто тонким прозрачным льдом, но воздушный разведчик замечает во льду множество миниатюрных лунок, похожих на пробоины от брошенных ребятишками камней для пробы первого льда.
Это «продухи», которые делает тюлень. Гоняясь в воде за рыбой, он через каждые 10-15 минут всплывает, сильной челюстью пробивает молодой лёд и через это отверстие дышит. По количеству «продухов» лётчики и намечают место будущей залёжки морского зверя.
День ото дня лёд крепнет, и тюлень старательно поддерживает пробитый им «продух», который увеличивается до полметра в диаметре и превращается в «лазку». Тюлень свободно выходит на лёд, а при опасности ныряет в «лазку».
Ветры ломают льды, перемещают тюленьи залёжки. Лётчики находят их вновь.
В конце января наступает период щенки тюленя. На льду появляются «белки» – пушистые, беложёлтые, с круглыми, чёрными, как уголь, глазами.
И, наконец, наступает первое февраля – в этот день, как обычно, начинается бой тюленя, на льду раздаются первые выстрелы…
* * *
В поселковом клубе людно, шумно. Собрались тюленебойцы, кормщики, капитаны промысловых моторных судов. Все с нетерпением ожидали пилотов, только что прилетевших с разведки.
Наступил канун выхода на тюлений промысел. Этот день в посёлке Баутино проходит особенно оживлённо и празднично.
Морозы крепким льдом сковали рассеянный по бухте промысловый флот. В течение многих дней трудились тюленебойцы, пешнями окалывая лёд вокруг своих судов и по одному сводили их в караван. Затем пробили во льду прямую дорогу к морю. И вот в замёрзшей бухте в длинный ряд выстроились суда, готовые к отплытию. А люди собрались в клубе послушать воздушных разведчиков о размещении залёжек тюленя и подходах к ним.
Наконец, автомашина доставила пилотов. В лётных костюмах, нарумяненные холодом, они тут же направились на сцену. Слово получил начальник авиаразведки Карамшин.
Протирая запотевшие стёкла пенснэ, Карамшин заговорил живо и увлекательно.
Орлов и Рожков, утопая в табачном дыму, наблюдали за Карамшиным. Он то водил рукой по большой карте Северного Каспия, то резко поворачивал к слушателям обветренное продолговатое лицо с быстрыми, чёрными глазами. Он горячо убеждал тюленебойцев идти в указанные авиационной разведкой места, а не вслепую лезть в лёд, доверяясь своим чувствам. Окончив, Карамшин повторил то же самое на казахском языке.
Бодрые, воодушевлённые тюленебойцы покинули клуб и в ту же ночь вышли в море.
…На другой день пилоты стали указывать путь тюленщикам. Они наблюдали, как флот, растянувшись вдоль кромки, искал «лазейки», чтобы пройти вглубь ледяного поля.
Орлов сделал два резких крена влево. Рожков, поняв сигнал, отвалил от него в другую сторону. Наметив себе несколько судов, он занялся проводкой их по разводинам к залёжке тюленя.
Орлов продолжал полёт. Вдруг он увидел, что группа судов удалялась на запад, не замечая большой залёжки зверя. Орлов быстро снизился и произвёл посадку на льдину. Вскоре сюда подошёл «мотор».
– Что же мимо тюленей проходите? – обратился пилот к капитану. – Вам же говорили, что в районе «Горбочка» залёжка есть.
– А мы хотели пониже спуститься, – оправдывался капитан, – там мы в прошлом году хорошо охотились… Ну, а как к «Горбочку»-то нам под силу будет пробраться? – немножко переждав, спросил он.
– Вполне, – уверил Орлов. – Нужно будет сначала обогнуть вот эту льдину, а затем по разводине близко к залёжке подойдёте.
– Ну, спасибо, – поблагодарил капитан и собрался уходить.
– Нет, ещё не всё. Вот когда в залёжку вас втащу, – говорил Орлов, – тогда и скажете спасибо. А сейчас сообщите остальным, чтобы следили за мной.
И, не медля, Орлов сел в машину.
Самолёт несколько раз подлетал к дымившим «моторам», описывал круги, пролетал над ними и уходил вперёд, вилял по изгибам разводины. Но вот тюленебойцы энергично замахали руками.
Орлов понял, что они уже видят залёжку и полетел дальше…
* * *
Зимний промысел тюленя был в разгаре.
Зверобойный флот растянулся вдоль кромки льда. Тюленебойцы, вооружённые ружьями, баграми и другим охотничьим снаряжением, смело покидали свои суда – «тюленки». Порой они уходили по ледовым полям за десяток километров к залёжкам морского зверя. Там прятались за ледяным навалом и наблюдали, когда тюлени появятся из «лазок». Выждав удобный момент, начинали бой… На льду всё гуще чернели туши морского зверя. Колхозники острыми ножами отделяли шкуры со слоем жира от мяса и волоком тянули «обелованных» тюленей к своим судам.
Такие картины наблюдали Орлов и Рожков, возвращаясь, с разведки залёжек тюленя.
Далеко позади остались последние «тюленки». Внизу под крылом потянулась запорошенная снегом ледяная пустыня. Сверкая на солнце, она слепила глаза.
Но вот на льду что-то зачернело. Приближаясь, лётчики увидели человека, идущего с багром и перекинутым через плечо ружьём.
«Тюленебоец, тюленя ищет», – скачала подумали они.
«Нет, что-то не то, – мелькнула затем мысль у Орлова. – Ни лодок нет близко, ни санных упряжек… Надо вернуться».
Самолёты опустились на лёд. К ним подошёл казах-тюленебоец. В лёгкой одежде он походил на хозяина, вышедшего встретить гостей.
– Что здесь делаешь? – спросил Рожков. Казах не мог ответить им по-русски и только усиленно жестикулировал.
– Понятно, заблудился, – сказал Орлов и пригласил его сесть в самолёт.
Под вечер пилоты приземлились на острове, где обосновался один из рыбацких колхозов.
Необычный пассажир оказался жителем этого острова, и, вступив на родную землю, он весь сиял в улыбке на широком бронзовом лице. Обнажая белые зубы, он без конца повторял: «Айда! Айда!» – увлекая лётчиков к посёлку.
